страсть рождает силу 1курс

Глава 1

Наверное я тогда очнулся от боли в правом плече, но точно не знаю, возможно меня заставил открыть глаза резкий запах бензина. С трудом разлепил веки, в окружающем мраке проступило светлое пятно, к тому моменту когда взгляд обрел четкость я осознал, что лежу на спине, а перед моими глазами в темноте едва проступает искаженное гримасой боли женское лицо, она буквально лежит на мне, у неё вроде бы тёмные волосы, на губах при дыхании появляется кровавая пена. С ужасом осознал это её кровь у меня на лице и губах. Её губы что-то шептали но я смог разобрать только последние несколько слов: "Прости меня, но иначе тебе не выжить. Сыночек живи" — гримасу боли на её лице разгладилась, её сменила улыбка. Я почувствовал, как по её телу прошла короткая судорога. Как то отстраненно подумал это умерла моя мама.

В последствии врачи пришли к выводу, что именно шок от ее смерти послужил причиной изменений в моем сознании. А тогда исчез страх, он словно бы выцвел, даже мешавшая думать боль в плече отступила. При отсутствии эмоций мои мысли приобрели необыкновенную ясность. Я понимал надо срочно выбираться от сюда. Не смотря на то что правая рука совершенно не слушалась, мне все-же удалось действуя одной левой рукой столкнуть с себя тело.

Повернул голову вправо всего в паре футов от моей головы взгляд уперся голову вроде бы парня... Ничего не понимая с трудом поднялся и встал на колени, подождав пока вокруг все перестанет кружиться огляделся, похоже это лежащий на боку автобус, с права на ставшем стеной полу в темноте угадываются ряды кресел, под ногами крошево разбившихся стекол, топорщится пластик, рваный метал и изломанными темными куклами в лужах собственной крови лежали тела пассажиров. Пройдя всего пару шагов в темноте уперся в вырванные из пола сидения, пытаясь обойти поскользнулся на чем-то, да ещё и порезался схватившись за что-то в попытке устоять на ногах, поняв что вперед не пройти развернулся, неожиданно всего в паре метров раздались какие-то всхлипы, а спустя пару секунд пробившееся в салон первые языки еще робкого пламени осветили стоящую на коленях у люка в крыше плачущую девочку. она остервенело пыталась повернуть аварийный рычаг но сил явно не хватало. С трудом стараясь не наступить на тела за несколько секунд пробрался к ней.

— Надо убираться отсюда — сказал немного отодвигая её левой рукой — давай вместе — она вздрогнула, с отчаянием посмотрела на меня

— Не получается! Не могу повернуть.

Пытаемся вместе повернуть это чертов рычаг, не выходит. Совершенно неожиданно меня накрывает волной ЯРОСТИ, "какаято хренова железяка мешает мне выйти" Жар растекается по всему телу, мир покраснел, затем налился и вспышкой обрел непривычную ясность, не осознавая нанес по люку показавшийся мне очень привычным удар раскрытой ладонью левой руки, крышка люка улетает наружу, в глазах вновь все поплыло, мгновением спустя понимаю, что падаю, темнеет глазах.

Когда сознание вернулось, плечо естественно ныло, но более менее терпимо во всяком случае боль не мешала мне думать. Яркий свет резанул по глазам едва я их приоткрыл, когда глаза адаптировались смог осмотреться, белые кафельные стены, специфический запах... Похоже, больница. Голова была какой-то пустой ни эмоций ни отвлеченных мыслей, пить только нестерпимо хотелось.

— О, ты уже очнулся. Как себя чувствуешь? — раздалось через несколько минут от двери.

— Пить — я тихонько повернул голову боясь потревожить нывшее плечо. У двери стояла медсестра лет двадцати с небольшим.

— Сейчас — она вышла за дверь но уже через минуту вернулась и напоила меня. Наверное, мне полагалась задавать ей вопросы, вот только мне было все безразлично, сознание словно бы погрузилось в какую-то серую хмарь.

Минут через десять в палату вошел седеющий мужчина лет пятидесяти, в белом халате.

— Как себя чувствуешь? — спросил он приступая к осмотру. Прислушавшись к себе я ответил

— Слабость, немного тошнит, болит правая рука, и спина

— Слабость скоро пройдет, а вот рука еще несколько недель поболит, перелом как никак. — он улыбнулся — слушай может представишься, мы родных известим.

— Конечно — ответил я механически, а мгновением спустя просто завис, в голове была пустота. Опять в памяти всплыло. Боль в плече, резкий запах бензина, солоноватый вкус крови, лицо умирающей мамы. Это все, что было раньше не помню, словно бы я на свет появился в автобусе, а до этого вовсе не существовал. Я даже свое имя не помнил. Наверное подобное открытие должно напугать. Вот только я не боялся, у меня вообще эмоций не было. Я понимал, что это плохо и не правильно, но увы не более того.

— Сер, я не знаю, я помню, только как из автобуса выбирался, а раньше ничего, пустота.

— Так бывает, позже ты всё обязательно вспомнишь — голос врача был мягким участливым, наверное, чтобы успокоить меня он слегка сжал мою здоровую, левую руку.

Прошло несколько дней, физически я выздоравливал, Слабость и головокружение прошли, вот только память так и не возвращалась.

Во вторник ко мне приходил полицейский, рассказал, что в результате аварии погибло девятнадцать человек. Спаслись только я и восьми летняя девочка — Гермиона Грейнджер. Автобус вспыхнул, как только Гермиона немного оттащила меня от него. Погибших еще не опознали. Предполагают, что моих родителей звали Николай и Анжела Черных. А я их сын Михаил Черных, мне восемь лет. Других родственников, во всяком случае в Англии, не имею.

Наверное, я должен был плакать но слёз не было, вообще чувств не было, лишь апатия и гнев. Согласен, странное сочетание, но, я считаю именно безразличие помогало мне сдерживаться, а еще то что я понимал если дам проявится гневу и ярости на людях попаду к психиатру.

На следующее утро ко мне в палату робко заглянула девочка. Длинные вьющаяся каштановые волосы, кроссовки, обычные синие джинсы на кофточку одет больничный халат, и главное розовое от смущения милое личико. Не знаю почему но на её

— Можно к тебе — мне впервые за все время что я себя помню не захотелось ответить проваливай! Она не вызывала у меня раздражения, на оборот на душе потеплело

— Конечно — я попытался растянуть губы в улыбке, но судя по её изменившемуся лицу в очередной раз улыбка вышла не слишком то удачной.

Она рассказала, что возвращалась той ночью от дяди домой в Лондон, где её должны были встретить родители. Они у неё стоматологи, имеют маленькую клинику в пригороде Лондона, рядом с домом. Живут в небольшом двухэтажном коттедже с небольшим садом. Гермиона рассказывала о своей жизни и своей семье. Я молча слушал её болтовню и потихоньку оттаивал. Не знаю почему но её присутствие приносило ощущение покоя. Я словно бы ощущал себя, наверное, целым. Не знаю, как точней сказать, в общем с ней рядом было тепло и спокойно. В какой-то момент, я осознал, что уже рассказываю ей о себе, о гибели родителей, амнезии, о том, что я помню только лицо умирающей мамы и всего только несколько слов, о том что я даже реветь разучился. Гермиона со слезами на глазах слушала мой рассказ. В таком виде нас и застали её родители. Выслушав эмоциональный пересказ моих слов своей дочери, они переглянулись, её мама подошла ко мне, села рядом со мной на кровать, аккуратно взяла за плечи и глядя в глаза заговорила:

— Михаил мы уже давно хотели усыновить ребёнка и поэтому все необходимые документы у нас уже почти готовы, узнав, что ты остался один мы решили взять над тобой опеку. Очень надеемся на то, что ты согласишься и у нас кроме чудесной дочери появится сын.

— Это будет замечательно! — радостно воскликнула Гермиона — поверь мама с папой у меня замечательные, тебе обязательно понравится у нас.

Выбирать особо не приходилось, по закону я мог на три месяца оказаться в центре реабилитации, а потом меня всё равно отдали бы в чью-то семью. А тут почему-то ощущаемая мной единственным близким человеком Гермиона, да и её родители мне кажутся вполне нормальными. Поэтому после минуты раздумий прозвучало мое равнодушное.

— Согласен.

Я постепенно втянулся в жизнь в семье Грейнджеров. Мне выделили небольшую комнату на втором этаже, рядом располагалась комната Мионы. Джон и Джейн заняли бывшую раньше гостевой спальню на первом этаже, уступив нам с Гермионой свою под комнату для занятий и игр. Там же, на первом, была гостиная, кухня и библиотека совмещённая с рабочим кабинетом.

С психикой и памятью у меня творилось что-то совершенно ненормальное, я не помнил, что я знаю, например, случайно услышав по телевизору русскую речь, я её понял, оказалось, что могу не только говорить но и писать на русском. Также случайно всплыло что математику я знаю, минимум в объеме старшей школы. Во всяком случае когда мы с Герми на чердаке случайно нашли древнею логарифмическую линейку, я не только знал, что это такое но и умел ей пользоваться. Мало того чуть позже в памяти начали всплывать и другие математические знания на пример как брать интегралы... Блин ну вот откуда я могу это знать? Мне всего ВОСЕМЬ! Зато я не знал многих элементарных вещей. К примеру пока мне Гермиона не показала не мог открыть банку с колой, да ладно бы это, я даже не знал, что это такое! Хорошо хоть читать и писать на английском я умел. Гермиона и её родители старались правильно произносить мое имя, не смотря на то, что для англичан произнести его было сложно. На мои робкие попытки возразить, что я согласен быть Майклом, отец Гермионы сказал: "От твоих настоящих родителей у тебя осталось только имя и кто мы такие, чтоб отнимать его у тебя? Ты должен носить его с гордостью". В общем, я думаю, что у Грейнджеров со мной было крайне много проблем, даже без учета моих ненормальных эмоций. А с ними было совсем херого. Точнее их практически не было. Я старался вести себя с новой семьей правильно, слушался Джона и Джейн, старался не расстраивать Гермиону. Правда не всегда получалось, к примеру довольно часто доводил Гермиону до слез. Не потому что хотел, нет, просто очень часто не понимал, чего она хочет. Честное слово я пытался смеяться и улыбаться, когда думал, что она этого ждет, но видимо обычно совершенно не тогда, когда нужно.

Многое изменилось двадцать пятого июля. Я сидел в парке рядом с домом, ожидая возвращения Мионы. Около двух она неся под мышкой большую толстую книгу, вышла из-за поворота пешеходной дорожки.

Гермиона Джин Грейнжер

Без четверти два я вышла из библиотеки и шла домой через парк, мысли невольно возвращались к новому члену нашей семьи — Михаилу. За два последних месяца я наверное плакала больше чем за всю свою жизнь. Нет меня никто не обижает, просто мне до слез его жалко. "Михаил, Миша, Мишенька" прошептала я в очередной раз учась произносить его имя. Два месяца назад он меня спас. Выбил ударом руки люк в уже горящем автобусе. — Только вот в этой аварии сам он потерял не только маму и папу, но и память с эмоциями. Он совершенно не умеет смеяться, не понимает что значит радость, веселье. Да он даже бояться и то не умеет. Словно робот спокойно говорит, что какие-нибудь действия опасны, а потому недопустимо глупы... Разве вот злиться умеет. Пару раз видела, да и он сам неоднократно говорил об этом моим маме и папе. Господи, как только подумаю, что он не может даже вспомнить своих маму и папу, так слезы сами собой наворачиваются. Я очень хочу как-то ему помочь

— Попалась зубрила! — крик Джастина заставил вынырнуть меня из раздумий, огляделась увидела подбегающих Харви и Тома и с ужасом поняла, что сбежать не получиться, опять изобьют, в голове промелькнуло "Главное чтобы библиотечную книгу не порвали".

Я зажмурившись от страха, и как учил папа закричала "Пожар!" мало ли может кто-нибудь из взрослых услышит. А мгновением спустя кто-то, наверное, Джастин меня сильно толкнул и я уже падала когда сильные руки поймали меня сзади за плечи, поставили на ноги, я не смело открыла глаза.

Михаил

Не успел я встать, чтобы встретить Миону, как к ней что-то ей крича и злорадно смеясь подбежали двое мальчишек. Миона застыла, и неожиданно закричала: "Пожааар!". Почему она закричала именно это, я не понял, но мне было совершенно ясно, что от мальчишек ничего хорошего ждать не стоит. Один из них, который подбегал со спины, в следующий момент сильно толкнул её, а второй подставил подножку, когда она от толчка пробежала вперёд, схватился за книгу, которую она держала в руках.

В последствии я много раз думал об этом моменте. Со времени выписки из больницы и до этих пор, люди были для меня безразличны, я разве что хоть как-то реагировал на семью Грейнджеров, остальные же для меня вообще существовали только как серый фон. Так что изменилось? Почему её крик боль и страх пробудили во мне такой гнев? Почему для меня она стала так важна? Может, потому что в ней каким-то образом персонифицированы все мои мёртвые чувства?

Но все эти размышления были потом, тогда же я ни о чём таком не думал. Я даже так и не понял, как я "пролететь" шагов пятьдесят отделявших меня от Мионы. Я видел, как она, крича, стала падать на асфальт, но успел её поддержать, не дав упасть. После чего аккуратно задвинул её за спину, сделал шаг вперёд, к тому уроду, который подставил ей подножку и ударил открытой ладонью в грудь. С неожиданно проснувшимся удовлетворением почувствовал, как под рукой что-то хрустнуло. Сжал ладонь, хватая его за футболку и используя его тело как противовес и точку опоры, закрутил себя вокруг него, отталкиваясь от земли, и ударил в бок второго выметнувшейся вперёд ногой. Его просто смело и он, пролетев пару ярдов, упал на газон, после чего закричал и закатался по земле.

Угроза исчезла, мир вновь приобрёл краски и стал полон движения, на меня навалилась апатия и неожиданная усталость.

Гермиона

После того, как, мня кто-то, не давая упасть, подхватил и поставил на землю, не прошло, наверное даже секунды ну максимум двух, но когда я открыла глаза, то увидела, только чью-то смазанную от скорости тень. А всего через пару мгновений передо мной уже молча падает Том, а Джастин, отлетев на газон, верещит и катается по земле. Испугавшись, даже не пойми чего, я вновь закричала. Как крик начался, так и оборвался. После чего я перевела взгляд на того, кто это устроил. Этот "кто", замер в паре ярдах передо мной неподвижной тенью, я далеко не сразу узнала в своем спасителе Михаила.

Он стоял неподвижно, словно восковая кукла такой весь безучастный и холодный. Как он тут оказался?! Перед нападением этих придурков я его точно не видела. Откуда возник? И что он с ними сделал?! Вдруг, в голову "ударила" совсем иная мысль, сейчас, куда более актуальная — что теперь делать?! Он же меня защищал, вот только если дело дойдёт до полиции, ничего хорошего не будет. А если он их покалечил, то оно точно дойдёт. Его же у нас отнимут! Отправят в психиатрическую лечебницу на принудительное лечение! Я вновь перевела взгляд на лежащих парней и с облегчением вздохнула, вроде очухались. Том, держась за грудь, пытается встать, а Джастин вроде бы успокоился, по крайней мере, не орёт, а просто держится за бок. Ничего, зато будет знать, как толкаться! И их, наверное, стоит попробовать запугать, чтобы больше не лезли ко мне. И поборов страх перед ними я подошла к ним, и, стараясь выглядеть грозно, презрительно глядя на них почти прошипела: