"Он хотел бы жить на юпитере..."

"Он хотел бы жить на Юпитере..."

Он хотел бы жить на Юпитере,

Стартовать до планеты на стикере,

Но он просто мальчик в компьютере

День и ночь, давясь там минутами,

Живет...

Из сетевого творчества

Автор неизвестен

Думаю, ни для кого уже давно не является откровением тот факт, что сеть, как она есть, провоцирует людей на творчество. Причем, иногда на её немереных просторах рождается такое, что можно просто ошизеть. Вот, собственно, с этой шизы и начался мой самый незабываемый день. Почему я начал об этом рассказывать, сидя пришибленной наглухо пятой точкой на холодном, мать его, льду? О, это, поверьте, отдельная песня.

Я — юрист. Будущий, я надеюсь. Учусь на пятом курсе, готовлюсь в самое ближайшее время защищать диплом. Сейчас, что неудивительно, я на последней в своей жизни, так называемой, преддипломной практике. Устроился, скажу сразу, удачно. В следственный отдел городской прокуратуры. Так что практиковаться мне нравится. Если не считать регулярных посылов в морг и необходимости вместе со всем отделом в лице трех следователей, из которых только двое работают, а третьего я еще ни разу в глаза не видел, так как эта сука в отпуске, в отличие от нас всех, выслушивать бред сивой кобылы, который несут подозреваемые на предварительном следствии, все у меня, да и у мужиков из отдела, пучком. Работаем. Я даже научился пользоваться огромным, доисторическим ксероксом-динозавром, что у них в подвале заначен для нужд родной прокуратуры. Туда все отделы бегают печатать. Но не о том речь. Начал я с Инета и превратностей сетературы, вот и продолжу об этом, а о себе и обстоятельствах, в очередной раз приведших меня на этот злополучный лед, потом.

Первое, что я прочитал, автоматически включив компьютер, еще до того, как отправился умываться и бриться, был переделанный детский стишок. Автора не помню, но в детстве я его с мамой тоже когда-то заучивал и просто терпеть не мог книжку с изображением человека, на ногах которого вместо обуви были натянуты перчатки, а пальто застегнуто шиворот-навыворот. Опять отвлекся. Так вот. Стих высветился случайно, благо моя "мазилка" запоминает страницы, которые я просматривал до того, как её выключить.

"Кроха-сын к отцу пришел,

И спросила кроха:

— Папа, геи — хорошо,

А пидорасы — плохо?"

Меня вынесло. Я ржал. Истерически. До икоты. Потом все же добрался до ванной. Успел сделать себе кофе, натянуть носки и в боксерах, шедших к ним в нагрузку еще с ночи, подполз обратно к монитору. Открыл другу вкладку. Еще один сайт с каким-то вычурным дизайном. Не помню, чего я там вчера рыл, но сегодня обнаружил на этой самой страничке следующее. Буквально пару строк, но после них, думаю, никто не удивится, что в отдел я опоздал. Правда, меня там особо и не ждали в такую рань, ну, да ладно. Прочел я следующее.

— У нее ничего не осталось. У нее в кошельке три разноцветных презерватива с банановым, ежевичным и клубничным вкусом, и ни копейки денег. Последние на резинки спустила, дура. Зато она за безопасный секс.

Все. Ржал я как конь. Обжегся на выходе кофе, забыл пропуск, благо, я уже примелькался за неделю, и меня все же пропустили. Но до работы добрался в рекордные сроки и с просто охренительным настроением, которое не испортил даже весь последующий рабочий день. И все. На этом-то я и погорел. Потому что, когда я уже направил свои истоптанные стопы в сторону дома, мне на мобилку звякнул друг и пригласил на тот самый крытый новомодный каток.

Его в нашем городе только открыли. Да, я больной, что, за зиму ни разу не встав на коньки, согласился вытащиться на лед в середине апреля. Наверное, в этом и заключается загадочность русской души. Буду себя этим утешать, ага. Ну, а дальше все как по нотам.

На коньки-то я встал, даже устоял, даже от бортика нашел в себе смелость оттолкнуться. И все. На моем пути случился он. Парень лет двадцати восьми — тридцати, и я совсем не элегантно плюхнулся на пятую точку, отбив и без того многострадальный за время сидения в кабинете на жестком стуле копчик. Поднял глаза и был встречен просто отвратительным в своей заразительности хохотом. Парень ржал как лось. Вот сука!

В общем, я на это хамло перекатное лишь презрительно фыркнул и попытался подняться. Встал. Понял, что на этом мое знакомство с новым культовым местом городской молодежи можно завершить, и, еле переставляя обутые в коньки ноги, побрел обратно. Нефиг было вообще соглашаться. Ребята, с которыми я сюда пришел, похоже, даже не заметили, что я упал, был в наглую обсмеян и теперь собираюсь свалить. Ну, и поделом мне. Впредь не буду никуда ходить с компанией, в которой шапочно знаком только с одним — двумя.

А дальше, зверь песец собственной персоной случился со мной уже на следующее утро, когда я, кондыляя и про себя последними словами поминая вчерашнего хама, добрел до своего уже почти родного следственного отдела. В кабинете никого из знакомых мне мужиков не было, зато за ранее пустовавшим столом сидел он. Да-да, тот самый хам с катка. С этого начались мои хождения по мукам. Я не преувеличиваю.

Если раньше я легко соглашался задержаться чуть дольше оговоренных в договоре часов практики, то теперь, сбегал при первом возможном случае. Почему? Потому что это Вадим Палыч меня затрахал, ясно? Нет? Поясню. Он постоянно меня подкалывал. С того самого утра прилип, как банный лист, и все, не отклеить, не отпарить, не силком отодрать. А когда я в курилке, в разговоре с еще одним таким же практикантом, как я, только он в прокуратуру попал из мед. училища и практиковался не где-нибудь, а в морге. Так вот. Когда я Витьке ляпнул, что Вадим меня того, тот как заржет, что у меня просто слов не нашлось, что ему ответить, когда, отсмеявшись, этот умник, в очках которого стекла с палец толщиной, мне личный запас вазелина отрекомендовал. Еще одна сука на мою голову. Но Вадим этот Палыч, чтоб его, все же сучней.

И все же я смог пережить этот ад. Хамить мне было не резон. И так сюда меня запихнули по, ну, очень большому блату. Причем, другие мужики из отдела меня не трогали, вот честно. И над шутками Вадима очень быстро ржать перестали. Даже одергивать этого увальня начали. Дескать, от парня отстань. Да, зеленый, но ты-то к нам каким пришел? Но ему хоть бы что. Потом мне, правда, Тимур Игоревич, старший из наших, пояснил, что Вадим ведет себя как типичный дембель по отношению к салаге-новичку. Меня это не особо утешило, но все же как-то помогло смириться со своей незавидной участью мальчика для битья.

В пятницу он меня окончательно загонял до седьмого пота. Но я сцепил зубы и удостаивал его лишь вежливыми улыбками и кивками. Говорить я с ним старался как можно меньше. Не желаю общаться с теми, кто вот так, как он, кичится положением, которого достиг, и самоутверждается за счет других. А когда моя тягостная повинность все же закончилась. Я ушел домой. Переоделся и, даже не став включать компьютер, ушел на тот самый каток. Один. Не знаю, просто потянуло меня туда неведомой силой. Я и поперся, придурок. И знаете почему? Там снова был он. Правда, пришел позже меня. Когда я уже успел покататься в свое удовольствие, освежить в памяти и теле, заплывшем за зиму жирком, все прошлые навыки. Но дело было не в этом. Стоило мне его заметить (эта сука специально подкатился поздороваться и позубоскалить в очередной раз, не иначе), я честно попытался ретироваться. Не хватало ему еще после работы мне настроение портить. Но не тут-то было. Уйти я не смог. Он меня перехватил. Сжал локоть и демонстративно выгнул брови.

— И куда это ты собрался?

— Туда, где вас нет, — не задумываясь, ляпнул я. А что? Да, он мне неприятен, но я же не матом его обложил, или еще что, просто констатировал очевидный факт.

— Куда, например? — неподдельно заинтересовался он, в очередной раз скалясь.

Сука! Так бы и врезал, но ради нормальной характеристики к отчету по практике, так и быть, стерплю.

— На Юпитер, — бросил я, неожиданно вспомнив прочитанную в Интернете переделку известной песни про Манхеттен.

— Отлично! — просиял Вадим и потащил меня на выход.

Я упирался. Но куда там. Он был выше и куда более атлетического телосложения, чем я. Не удивлюсь, если он по выходным еще и качалку какую-нибудь посещает.

— Эй! — возмутился я, когда он все так же, словно на буксире, потянул меня в сторону проката коньков.

Прежде чем добраться до пункта проката, нужно было преодолеть небольшой полутемный коридор. Почему в нем горело в лучшем случае две лампочки, не знаю. Но это единственное место во всем комплексе, которое навевало на меня смутное беспокойство. Когда он вдруг ни с того ни с сего притиснул меня к стене и впился в губы жестким поцелуем, я подумал, что все же есть во мне что-то от прабабушки цыганки. Теперь я по этому коридору совсем ходить не смогу. А потом я ответил, вот и все.

Откуда он узнал, что я гей, я спросил его уже в баре, в который мы завалились, то и дело обжимаясь в темных углах и подворотнях, даже в его машине, но не суть. Он ответил, что и не знал. Просто решил, что если не сделает этого хотя бы сейчас, уже никогда не решится и не узнает, какие у меня губы на вкус. Думаю, логично, что я, уже приняв на грудь сто грамм мартини, а, может, уже и больше, спросил, и какие же они. Он ответил, что сладкие. Я заржал и заявил, что пошлее ничего в этой жизни не слышал. Он со мной согласился. Мы выпили на брудершафт. Потом еще, и еще. В смысле, и выпили, и поцеловались. Бар, похоже, был правильный. К нам лезть никто не стал.

Так что субботнее утро началось для меня в квартире Вадима. Оставшаяся неделя практики пролетела, как прекрасный сон. А сейчас я сижу на льду, потому что пришел на каток один. Спасать от злой меланхолии свое разбитое сердце. И снова встретил его. Он меня еще не видел и не увидит, как я надеюсь. Потому что я вот прямо сейчас встану и уйду. Да-да. А на лед я плюхнулся после того, как увидел его, но не в одиночестве, а с миниатюрной блондинкой, преданно висящей у него на руке, как одна из тех модных нынче собачек, что размером меньше кошки, теперь таких не могу.

Встаю, отряхиваю с задницы снежную крошку и плетусь на выход. Точнее, сначала сдавать коньки. Почему мы порвали? Точнее, почему я с ним порвал? Да вот из-за этой блондинки. Я к нему домой заявился, а там она. Встречает меня в одном халатике, едва прикрывающем бедра, и, мило улыбнувшись, заявляет, что Вадима сейчас нет, но, может быть, что-нибудь передать. Мне тут же вспомнилась очередная фраза с позабытого мной сайта. "Не плачь, казак, пидорасом станешь". Хорошо, что тот, кто придумал эту чушь, не подписался. Я бы про него тоже чего-нибудь непременно написал. Но не судьба.

Бреду по тому самому коридору, где Вадим меня в первый раз поцеловал. Послезавтра мне нести на подпись диплом. Я все доделал за те двое суток, что не вылезал из дома, когда понял, что все кончено. Удивительно, как от несчастной любви спасает работа. Помнить просто некогда, а на боль и слезы не остается сил. Доползаешь до подушки, утыкаешься в нее мордой и отрубаешься. Зато, как говорится, нет худа без добра. Хоть диплом теперь вовремя сдам, а то, увлекшись Вадимом, совсем его забросил.

Меня кто-то догоняет. Я слышу стук лезвий коньков по полу за спиной. Приходится посторониться. Этот кто-то явно куда-то спешит. Не буду мешать.

— Она — моя сестра, придурок, — задыхаясь, бросает мне тот самый кто-то в спину.

Разворачивает, притискивает к стене и целует. Знакомо целует, честно скажу. Вполне логично, что я отвечаю. И да, похоже, я — кретин, но кто бы мне ответил, почему в данный конкретный момент, я этим фактом горжусь?