Стрелы судьбы

   Помещение было мрачным и сырым, освещалось неровным светом трех чадящих факелов. Все пространство было загромождено странной мебелью, покрытой плесенью и паутиной. На столах, тумбочках и сундуках располагалось несметное количество баночек, скляночек и колбочек, заполненных разной воняющей снедью, в некоторых из них что-то кипятилось на маленьких жаровнях, испуская пузыри мерзкого цвета. С потолка свисали веники трав и, кажется, что-то похожее на мышей и лягушек. Иван с тоской оглядывал все это, думая, и что же здесь отец мог найти дельного?! Как среди всей этой требухи может определиться его судьба — его самого и его братьев?

   Навстречу знатным гостям вышел колдун. Он вовсе не был горбатым и бородавчатым, как его представлял себе Иван. Колдун оказался высоким степенным стариком с длинными волосами до плеч и бородой ниже пояса. Волосы и борода были аккуратно расчесанными и даже уже не седыми, а белыми как снег. Со строгого, изборожденного морщинами, лица глядели темные глаза, излучающие, как показалось Ивану, мудрость недоступную простым смертным.

   — Приветствую тебя, государь и вам царевичи здравствие! — возвестил колдун, — Зачем пожаловали в мою скромную обитель?

   — И тебе здравствие, мудрый ведун! — также церемонно ответил царь, — Поведаю я тебе, зачем мы пожаловали, но сначала выслушай, что я удумал, а затем совет дай или помоги чудом каким-нибудь. А удумал я вот что: хочу я, чтоб род мой продолжался и славился, а страна бы долго благоденствовала, и желаю я, чтобы род мой долго и мудро правил. Вот есть у меня три сына — все красивы, сильны да умны. И не знаю я, кому царствие свое передать. Старшему? Так ведь все так всегда и делали, но рано или поздно вырождался их род, хотя знаю и другие примеры я. Но хочу я быть уверенным в том, что и внук мой, что взойдет на престол, был бы правителем мудрым. Но знаю я, что не только от отца то зависит, но и от матери дитя царственного. И решил я, кто лучшую себе жену найдет, тот и станет править. Но не хочу я доверять выбор этот случаю да сердцам неразумным. Дай совет мне, мудрый ведун, как выбрать невест сыновьям моим?

   — Что ж... — сказал колдун, потирая подбородок с белой бородой, — знаю я способ разрешить вопрос твой, но имей в виду, царь Кондрат, коли ты начнешь обряд, то на попятную пойти уже нельзя будет — с судьбой шутки плохи.

   — Я верю твоей мудрости, ведун, затем и пришел, — ответил царь, — Сказывай способ!

   — Дам я тебе Стрелы Судьбы, каждый из твоих сыновей пустит свою стрелу с закрытыми глазами, и она приведет его к самой лучшей невесте, что только может предложить ему судьба. А чтобы легче было потом Стрелу разыскать, дам я каждому по перстню с волшебным камнем — чем ближе к заветной цели, тем ярче камень гореть будет.

   — Я согласен, ведун. Все по-твоему сделаем, — ответил Кондрат, — давай же Стрелы, дам я за них награду по-царски, не сомневайся.

   — Не так быстро, государь, — приходите через неделю, — ответил старик, пряча в бороде лукавую улыбку.

* * *

   Царю идея понравилась. Еле дождался он, когда пройдет назначенный срок. А уж только заполучив стрелы и щедро отблагодарив колдуна, отправился он тут же с сыновьями в чисто поле. Кондрат сам завязал царевичам глаза и дал в руки луки, с вложенными в них чудесными стрелами.

   Иван стоял с закрытыми глазами и думал: "Неужели сейчас, вот так нелепо, решается моя судьба? Словно в игры какие-то играем. Набрехал колдун. Не могут какие-то стрелы судьбу царевичей, а то и всего будущего их государства решить".

   И тут Иван почувствовал руку на плече — пришел его черед. Отец заставил его покрутиться кругом, так что царевич совсем потерял чувство направления. Иван поднял лук, натянул тугую тетиву, прислушался к гулкому биению сердца — не подскажет ли чего? Но нет — ничего особенного не почувствовал. "Ну что ж — будь, что будет!" — спустил тетиву и услышал быстро удаляющуюся песню стрелы. Сорвал повязку, глянул, куда полетела его оперенная судьба, и обомлел — перед ним простирался дремучий Корубский лес. Иван растерянно оглянулся:

   — Где ж я буду теперь стрелу искать? Обманул старый колдун! Где же видано, чтоб царевич невесту себе в чаще лесной искал?!

   Но отец упрямо мотнул головой:

   — Я не зря, сын, судьбу вашу и своего рода волшебным силам доверил. Будет так, как сказал ведун. Иди и ищи Стрелу, перстень тебе поможет.

   — А если стрела моя в пень воткнулась? Мне что на пне жениться прикажешь?

   — Тогда сходим к ведуну и у него совета спросим, — отрезал царь, — Иди! Братья твои уже в пути, уже, небось, невест своих отыскали, а ты все препираешься. Иди, не гневи отца своего!

   Иван вздохнул, пожал плечами и пошел в лес: "Ничего, — думал он, — найду стрелу, принесу ее и докажу, что старый колдун все набрехал".

   Под подошвами расшитых золотом сапог хрустели ветки, пока царевич бодро шагал по светлому бору мимо рыжих сосновых стволов, то и дело пиная сухие шишки и огромные красные мухоморы. Иван поглядывал на перстень — камень горел все ярче: "А то и правда волшебство! — подивился он, — Да и как обычная стрела могла бы так далеко залететь, да еще и сквозь лес?"

   Между тем кроме сосен вокруг стали появляться елки, чем дальше — тем больше. Наконец, почва под ногами стала мягкой и ненадежной. Царевич глянул на землю — идет он по болотному мху, а деревья дальше все мельче да корявее. Ивану захотелось поскорее убраться подальше, но стоило ему повернуть, чтобы обойти болото, камень на перстне погас.

   "Тьфу! Чертовщина! — сплюнул в сердцах царевич, — Теперь еще и в болото придется лезть!"

   Он огляделся и, найдя подходящее сухое деревце, выломал себе корявую палку. Проверяя дорогу палкой, Иван осторожно углубился в болото. Вот уже сапоги его утопают до половины в трясине, однако камень на перстне горит все ярче — не дает сворачивать.

   — Да что же я теперь из-за этого колдуна в болоте утонуть должен!? — царевич сердито воткнул палку в почву — та ушла вглубь на четверть длины, и тут волшебный камень-поисковик вспыхнул ярким пламенем, Иван вздрогнул от неожиданности, ибо одновременно со вспышкой услышал женский голос:

   — Не это ли ты ищешь, добрый молодец?

   Царевич оглянулся на голос и замер, судорожно втянув воздух — на болотной кочке сидела кикимора. Кожа ее, влажная и скользкая, была неприятного серо-зеленого оттенка, на руках и ногах — перепонки между пальцами. Длинные, спутанные волосы, зеленые как болотная трава, больше напоминали кусок тины, нежели прическу. Лицо было похоже на лягушачью морду — плоский нос, широки — будто, правда, до ушей — рот, только глаза выглядели бы совсем человеческими, если бы не цвет — они были ясного синего цвета, слишком яркого, чтобы принадлежать человеку. Но самое ужасное в том зрелище, что предстало перед глазами царевича, было то, что держала она в своей перепончатой лапе его стрелу. Но Иван быстро взял себя в руки, нашел в себе силы приветливо ей улыбнуться и ласково попросил:

   — Отдай стрелу, болотная красавица. Отблагодарю, чем смогу.

   Кикимора усмехнулась и покачала головой:

   — Не пытайся меня обмануть, добрый молодец. Я знаю, что это за стрела. Я теперь твоя суженная, назначенная тебе самой судьбой!

   — Да, ты что?! Это ошибка! Нелепость какая-то! Как же я на тебе женюсь?! Я ж человек, а ты...

   — Ты — мужчина, а я женщина, — ухмыльнулась кикимора, — значит, можем пожениться. Не вижу препятствий.

   Иван пришел в отчаянье и взмолился:

   — Да самой-то тебе это зачем?! Любить ведь я тебя не буду, сама понимаешь. А болото для тебя — стихия родная, а во дворце ты как жить-то будешь?

   — Во дворце?! Так ты еще и царевич?

   Тут Иван понял, что окончательно попался, его протестующее мычанье кикимора перебила:

   — Не пытайся меня обманывать, говорю! По одежде и так видать, что ты царевич! А на болоте мне порядком надоело, неужели ты считаешь, что мне во дворце хуже будет?

   Царевич схватился за голову:

   — Не бывать этому! Проси, что хочешь за стрелу — добуду! А нет — так и забирай ее себе! Останешься ни с чем, а я вернусь домой и скажу, что ничего не нашел!

   — Пойми, ты глупый! Нельзя эту стрелу выкупить, — примирительно сказала кикимора, —

   Судьба за нас решила, что быть нам супругами. Если я тебе уступлю, то и тебя и себя погублю.

   — Не верю! — надрывным голосом простонал царевич, — Не желаю я в эти глупости верить!

   Иван резко повернулся и собрался идти прочь. Но не тут-то было, ноги его, вроде бы и неглубоко увязшие в трясине, и шагу не могли ступить, словно приковало его к месту что-то.

   — Отпусти! Отпусти меня немедленно! — закричал царевич и потянулся за мечом.

   — Это не я, — устало покачала головой кикимора, — Но могу помочь.

   Она спрыгнула с кочки, подошла к нему и протянула свою перепончатую лапку:

   — Дай мне руку и чары Стрелы тебя отпустят, — она смотрела на него серьезным, чуть печальным взглядом. И именно от этого взгляда Иван понял, что обречен — оба они обречены. Он с опаской принял протянутую лапку, она была скользкая, но не холодная. В то же мгновенье он почувствовал, что может идти.

   — А если отпущу — опять увязну? — спросил он, уже зная ответ. Кикимора, молча, кивнула.

   — Вот проклятый колдун! — тихо ругнулся царевич, — Ладно, идем. Там я с ним сам разберусь! И как ты пойдешь-то на своих лягушачьих лапах? До дворца ведь путь неблизкий! — спросил он, а потом, представив, как явится он со своей лягушачьей невестой, выпалил с досадой, — Ох! Мне ведь с тобой еще по городу идти!

   — Да не переживай ты так, царевич! Как-нибудь доберемся, — холодно ответила кикимора, презрительно глянув на его перекошенное лицо, достала неведомо откуда зеленое покрывало и укуталась в него так, что только глаза из-под него видны были. Иван не смог сдержать вздох облегчения, и ему почему-то стало стыдно из-за этого.

   И двинулись они прочь из болота, причем кикимора, к удивлению царевича, шла быстро, словно и не на нелепых лягушачьих лапах шлепала, а на резвых девичьих ногах, да еще и дорогу показывала. Вскоре выбрались они и из болота, и лес оставили позади, вот уж по полю идут, к городу подходят, но и с твердой почвой у кикиморы сложностей никаких не возникает.

   Но чем ближе они ко дворцу подходили, тем мрачнее становился царевич, но надежда на то, что отец узнав о его несчастье, велит покарать дурного колдуна, грела ему душу.

   "Ну, в самом деле, — думал Иван, — Неужели, отец заставит меня на этой лягушке жениться!? Да он только сплюнет да велит колдуна за бороду притащить за такие шутки! Да и как там у братьев моих? Что-то им принесли эти проклятые стрелы?"

   В городе царило оживление. Народ по площадям да по кабакам собрался, и все что-то возбужденно обсуждали. Пели, пили и веселились. Хотел было Иван спросить у прохожих, что радостно приветствовали его с интересом поглядывая на его спутницу, да передумал и заворочалось в его сердце предчувствие недоброе.

   Добрались они, наконец, до дворца. Там вокруг тоже много народа, и все ждут чего-то. Но царевич уже догадывался чего.

   Оказалось, что старший брат его — царевич Василий — привел в невесты дочь боярскую Елену Премудрую. Слава о ее уме и красоте давно шла по всему царству, да поговаривали, что больно строга она. И Василий давненько на нее поглядывал, да все не решался даже разговор завести, даром что старший царевич! Но когда перстень привел его к ее двору, то вышла сама она к нему навстречу в праздничном уборе и улыбнулась так, что понял Василий — будет ему в жизни большое счастье.

   Стрела же среднего брата — царевича Константина воткнулась в борт иноземной ладьи, что проходила мимо их берегов. А плыла на той ладье принцесса из соседнего королевства. Сначала всполошились на корабле, думали напасть на них решили, но принцесса распознала стрелу и велела к берегу причаливать. Там уж ждал ее царевич Константин и как только глянул он на ее красоту нездешнюю так сразу и влюбился без памяти, да и принцессе царевич понравился. А уж как царь Кондрат был рад, да как он ведуна нахваливал, за затею его со стрелами — давно он мечтал с тем королем иноземным породниться, чей дочерью была та принцесса, да споры их пограничные, наконец, миром сладить.

   Узнав обо всем этом, наш Иван совсем голову повесил: неужель и впрямь у него судьба такая несчастливая и суждено ему на кикиморе жениться.

* * *

   Царь Кондрат встречал царевичей, сидя на золоченом крыльце своего дворца, где для него было установлено массивное резное кресло, подбитое красной парчой. Оба старших сына его уже воротились с прекрасными невестами, осталось только младшего Ивана дождаться. И дождался. Шел Иван, мрачнее тучи, и вел за руку девушку, с ног до головы в зеленую ткань укутанную. Подивился Кондрат, такого наряда он отродясь не видывал. Лишь отчаянные мореплаватели, ходившие к далеким неведомым берегам и привозившие оттуда пряности да всякие товары диковинные, рассказывали, что принято там женщин своих вот так от чужих глаз прятать. Но откуда Иван-то такую всего за один день добыл?

   — Вот и ты, наконец, младший сын мой! Ну, так что за чудесную невесту ты к нам привел? — спросил царь, вставая с кресла навстречу сыну.

   Тут понял Иван, что даже имени у нее не узнал.

   — Тут народу много, отец мой, а невеста моя, — и царевич не сдержал тяжелого вздоха, — застенчива очень. И история тут чудная совсем. Я прошу позволить мне наедине ее тебе представить и обо всем поведать.

   Кондрат пожал плечами и ответил:

   — Ладно! Коли так — идем во дворец.

   Иван последовал за отцом, ведя за руку кикимору. Царь прошел в палату, где послов иноземных обычно принимал, и велел страже одних их оставить, а потом повернулся к сыну и его таинственной спутнице:

   — Ну, рассказывай, что там у тебя приключилось! Что за секреты у тебя? И кого тебе послала судьба!

   — Я лучше покажу, — мрачно проговорил царевич и глянул на кикимору. А та усмехнулась невесело и скинула с себя ткань.

   — Ох! — только и вымолвил царь и присел на стул у длинного стола, за которым переговоры его советники с послами проводили.

   — Вот кого мне колдун твой сосватал! — укоризненно буркнул царевич.

   — Здравия тебе, царь Кондрат, — подала голос кикимора, — Меня Веленой зовут. А вот доказательство, что я ему судьбою в жены уготована, — и она положила перед Кондратом стрелу.

   — И ты здравствуй! — царь уже восстановил самообладание, — Что ж, добро пожаловать в мой дворец, Велена! Покои твои уже готовы. Иди, отдохни, дорога, небось, долгая была.

   — Спасибо за заботу, я и вправду устала, — откликнулась кикимора и снова накинула на себя свой зеленый покров.

   Царь позвал слуг и велел проводить гостью в приготовленные ей комнаты, а потом снова вернулся к царевичу, который так и стоял на том же месте и мрачно разглядывал узор паркетной мозаики на полу.

   — Да-а! Дела! — протянул Кондрат, — Как же так?! У других твоих братьев все лучше некуда! А тут...— и он растерянно развел руками.