Западный ветер

Пролог

— Боги мои, боги, и сколько же лет мне всё это разбирать... — Милена обхватила голову лапами и прижала уши, разглядывая десять корзин со свитками с отчаянием во взоре. С двух сторон от неё высились кипы исписанных листов, из-за которых даже кончики ушей не выглядывали.

— Милена, я тебе чернильницу принёс, — робко напомнил о себе Юс, пробираясь между корзинами к столу. — Ты сегодня приступить собиралась...

Милена, хлопнув лапой по вороху листов, хотела что-то ответить, но не успела — в комнату влетел Рэндальф, размахивая скромным обрывком пергамента. Холодный осенний ветер ворвался вместе с ним и бросил в корзину ком сухой травы и прозрачный белый листок Дерева Ифи. Милена поймала улетающий свиток и помахала им в ответ.

— Кимеи! — воскликнул Рэндальф, плотнее прикрывая дверную завесу. — Амика пишет, что завтра к полудню будет здесь, и Руися вместе с ней. Ждут не дождутся встречи — и я тоже!

— Руися? — Юс шевельнул ухом. — Правда, что она видела, как применили Старое Оружие?

— Она ещё и была там, когда его применили! — сказал Рэндальф, устраиваясь в кресле и приглаживая шерсть на макушке. — Там, где зарево ужаса разливалось по сводам пещер! Там, где взорвался ирренций и остановилась Волна...

— Там, где нечего делать живым существам, — закончила за него Милена и отложила свиток. — Хорошо, что Руися там уцелела. А ещё хорошо, что мы в этом году о Волне не пишем.

— Ух! — Юс поёжился и опустил уши. — Я, наверное, плохой наблюдатель — но я никак не мог за всем этим наблюдать. Такой ужас миров эта Волна...

— А как вам эта история, кимеи? — Рэндальф подобрал со стола кисточку и задумчиво повертел в руках. — История, которую привезла Амика?

— Странная история, — вздохнула Милена. — В жизни бы не поверила, но столько подтверждений со всех сторон... Ну что же, вместо истории о Волне внесём в летописи рассказ о великом западном поиске...

— А я нарисовал взрыв ирренция, — похвастался Рэндальф, — только надо сначала показать Руисе — вдруг получилось непохоже?

— И вот зачем тебе пугать Руисю, Рэндальф? — покачала головой кимея и спряталась за кипой листов. — А летучие корабли получились похоже...

— А как думаете, кимеи, может Старое Оружие уничтожить наш мир — как уничтожило Тлаканту? — тихо и нерешительно спросил Юс, выуживая из корзины сухую траву. — И что будет тогда?

— Ещё один мир, прекрасный и удивительный, — рассеянно ответила Милена, покусывая перо. — Никто ему этого не позволит, Юс, ни люди, ни сарматы, ни кимеи. Ты не видел, куда мы дели багряные чернила?

Она провела на листе ещё одну извилистую линию и поместила в центре узора изображения трёх растущих лун.

"В том году была Волна..." — перо в лапе кимеи дрогнуло и замерло надолго.

Год Инальтека. Месяцы Нэрэйт — Олэйтис

Глава 01. Предупреждение

— Скажи, Речник, вам ведь никакой закон не запрещает жениться дважды? — осторожно спросил Агир Харфонек на исходе зимы у Фрисса Кегина.

— Так и есть, — нехотя кивнул Речник, пересчитывая семена-монеты, и ссыпал их в карман. В прошлом году ему не суждено было жениться, и заботливо припасённые бочки с солёными Листовиками и рыбой остались нетронутыми. Теперь Фрисс продавал лишние запасы — не без сожаления, но с уверенностью, что позапрошлогодний Листовик едой уже не считается, а прошлогодний ещё пригодится кому-нибудь. Агир был рад запасливому соседу — семейство Харфонек доедало последнюю бочку рыбы — и заплатил щедро, но даже пересчёт денег не отвлёк его от заманчивой идеи.

— Вот видишь! — оживился он, услышав ответ Речника. — А ты второй год тоскуешь один. Ты скажи прямо, если тебе Майя совсем не нравится...

— Куда ты так торопишься, Агир? — со вздохом спросил Фрисс, накидывая меховой плащ поверх куртки. На берегу Реки ещё лежал снег, протоптанная тропинка блестела зеркальным льдом, и ветер над скалами был пронизывающе-холодным.

— Подожди до лета, — сказал Речник, выбираясь из пещеры Харфонеков и прикидывая, как добраться до собственной и не свалиться с обрыва по дороге. — Может, я такой негодный муж, что и с одной женой не уживусь.

— Быть такого не может, — убеждённо сказал Агир, выходя на порог вместе с ним. — Мы простые жители, это верно, но моя Майя ничем не помешала бы твоей Чёрной Речнице. В конце концов...

— А вот это, Агир, наверняка может знать только Чёрная Речница, — задумчиво усмехнулся Фрисс, глядя на обледеневший берег. — Бестолковый разговор, Агир. Мирной тебе ночи, а я пошёл домой.

Харфонек-старший повздыхал, но ненадолго успокоился и больше Фриссу не докучал — ну, разве что просьбой одолжить кувшин кислухи и починить поломанную халгу. Летающую штуковину Речник забрал сразу, а за кувшином через день зашёл сын Агира — Харфонек-младший, и он о женитьбе разговоров не заводил.

И сейчас Фрисс сидел под светильником и в ярком свете белых церитов прилаживал новый обрезок соломины к разбитой халге. Лёгкое летающее приспособление зимой выпало из кладовки, и кто-то наступил на него, расколов сидение и приступок. Склеивать их, как сразу понял Речник, было бесполезно, оставалось собрать халгу заново. Склеивая и связывая части халги, он то и дело вспоминал Гедимина, сармата-ремонтника, его странные изделия и давний "легендарный поиск" в мёртвом городе. Попутно всплывало в памяти и прошлогоднее, страшное — кроваво-красный берег, защитное поле над обугленными руинами, сарматы в чёрной броне и приспущенное трёхцветное знамя у Замка Астанена. Сейчас Гедимину не до поисков — он там, на дымящихся развалинах, и очень нескоро он сможет выбраться к Фриссу в гости или хотя бы поговорить с ним на пороге своей станции. А жаль...

— Фрисс, а Фрисс... — нерешительно окликнул его Квэнгин, закутавшийся в крылья и греющийся у печи. — А может, ты женишься? А то ты весной улетишь, и я опять буду сидеть один. А Майя хорошенькая...

— Инмес, женись! — махнул рукой Речник, повернувшись к Квэнгину. — Женись хоть завтра, свадьба за мои деньги. Но не нуди над ухом!

Он вернулся к работе, подумав мимоходом, что рано или поздно Инмес на самом деле захочет жениться — и поиск невесты для него будет воистину легендарным, потому что существ его рода на Реке нет вовсе. А Майя Харфонекова замуж за него не пойдёт.

Квэнгин виновато притих у печи, исподтишка разглядывая задумчиво-мечтательное лицо Речника. Фрисс думал о Кессе Скенесовой, и вновь эти мысли согревали его и наводили на странный лад. Он отложил нож и поднёс обструганную дощечку к разбитой халге... и уронил её прямо на эти обломки, подумав отстранённо — "Ладно, хоть не на ногу!". В тот же миг он забыл и о дощечке, и о халге и бросился на помощь Квэнгину, бьющемуся в судорогах у печи.

Существо с жалобным воем каталось по полу и било крыльями, задевая печь, но не замечая ожогов. Оно разметало шкуры и циновки и царапало камень, будто старалось зарыться в недра земли. Фрисс подхватил его, оттащил от горячей печи и приподнял над полом, удерживая за приросшие к крыльям лапы. Квэнгин успел сломать себе пару когтей и расцарапать пальцы, и на полу темнели капли крови.

— Инмес! Говорить можешь? — окликнул он хеска, затихшего, но сотрясаемого дрожью. Судороги прекратились, и Фрисс, помедлив, опустил существо на мягкие шкуры. Оно осталось лежать там, тихо подвывая и пытаясь спрятаться под крыльями.

— Ну вот, крыло себе подпалил, — проворчал Речник, глядя на хеска с недоумением и тревогой. — Может, тебя в гнездо отнести?

Инмес молча кивнул и жалобно посмотрел на Фрисса. Он был чем-то напуган до полусмерти, но Речник не видел вокруг ничего пугающего. Он поднял крылатое существо — оно вцепилось в его одежду мёртвой хваткой — и с трудом дотащил его до тёмного закутка, заваленного сухой травой, ветками и душистыми листьями. Здесь лежал огромный кокон, сплетённый из листьев Руулы, и Квэнгин забрался в него и долго шуршал там, сворачиваясь в клубок. Фрисс уговорил его выпить чашку разбавленной кислухи и вскоре услышал, что дыхание хеска стало спокойным и ровным. Инмес уснул, а Речник, терзаемый тревогой, покинул тёмное укрытие и подошёл к дверной завесе.

Что напугало Квэнгина, Фрисс так и не понял, но ему самому было не по себе — и чем дальше, тем холоднее становилось в груди, и тем сильнее невидимая рука сжимала сердце. Что-то творилось неладное, Инмес просто почуял это раньше человека, а сейчас и Речнику захотелось куда-нибудь зарыться. Он вдохнул поглубже, подобрал с лавки перевязь с мечом, обнажил клинок и откинул завесу.

Снаружи был холодный мрак, и семь крохотных лун, скрытых рваными облаками, не могли разогнать зимнюю тьму. Над обрывом свистел ветер, где-то звенел незамерзающий родник, сбегая к реке по ледяным ступеням. А на юго-западе, над стеной Опалённого Леса, под самыми облаками, что-то вспыхивало — что-то яркое, белое, как будто молнии били из клочковатых туч. Но какие молнии на исходе зимы?..

Глава 02. Замок Астанена

На исходе Нэрэйта, месяца распускающихся почек и запоздалых холодов, быстрая хиндикса — небесный корабль Фриссгейна — летела над Рекой Канумяэ, и Речник, подбросив в печь очередную горсть щепы, глядел на бурную воду и Речных Драконов, резвящихся в тёмных волнах. На истоках Канумяэ ещё только зацветала Хума, а чуть ниже по течению, у Островов Кануу, река уже побелела от упавших в неё лепестков. Речнику Фриссу всегда нравилось цветение Хумы, но сейчас он смотрел на белоснежные ветви и уносимые волнами цветы так, будто хотел наглядеться на сто лет вперёд. "Подозреваю я, что так и выйдет. В Кигээле мне Хума не встречалась, а кто знает, когда я покину его, если попаду туда..." — подумал Речник и тихо вздохнул. Хиндикса, уловив его настроение, растерянно захлопала плавниками и попыталась сесть на воду. Фрисс затолкал в печь несколько обрубков сухой соломины, и корабль неохотно набрал высоту.

Он миновал Острова Кануу, окутанные белым облаком цветущей Хумы, красивые и пустынные. Никто из Речников не прилетел туда в этом году, и сам хозяин Кануу, Речник Митиен, не знал, когда снова позовёт их в гости. Тем летом Чёрные Драконы спалили дотла всё, что способно было гореть — и зал для собраний погиб в огне, и защитники островов чудом выжили. Король Астанен дал Митиену много денег, и летом Речник собирался нанять работников и отстроить всё до последней башенки, но сейчас только груда углей чернела там, где стояли древние Врата Зеркал. Деревья вокруг сгорели вместе с ними, и пена цветов не скрывала пепелище. Речник Митиен, лишённый дома, на зиму улетел в Замок Астанена и забрал с собой всех жителей Кануу, кроме тех, кто перебрался к родственникам на берега Канумяэ. Некого было навещать на островах, и Фрисс пролетел мимо них.

Планы Речника на эту весну были неясны даже ему самому. Он хотел бы, конечно, провести пару месяцев в Фейре — но война в том году чуть не оставила жителей без припасов на зиму, им сейчас нечем кормить Речника и некогда беседовать с ним. Хорошо, если жизнь в Фейре вернётся в спокойную колею хотя бы осенью.

"И Гедимину сейчас тоже не до меня..." — грустно подумал Речник. "После прошлогодней-то аварии..." Вспоминая, чем закончился тот год, Фрисс всё сильнее убеждался, что в этом году всем не до него. Значит, ему тоже следует заняться своими делами. Например, спуститься в Фаггейт и купить ездовую кошку...

Той осенью Фрисс собирался покупать Двухвостку — и все, кто об этом слышал, дружно его отговаривали, даже Король Астанен. Очень неохотно Речник отказался от своих намерений — он и сейчас был уверен, что Двухвостка в бою стоит десяти кошек, а прокормить её ненамного труднее — и отложил тысячу кун на покупку боевой Фагиты. Сразу же нашлось столько желающих помочь, что Фрисс только успевал выслушивать советы. Этой весной Речник Форк ждал его в Замке, они хотели вместе посетить Фаггейт, подземный базар, и выбрать подходящую кошку крепкого сложения и не строптивого нрава. Может, и к лучшему, что Фриссгейна отговорили — Фагиты, как чистокровные хески, в отличие от Двухвосток, почти не боятся излучения, а в грядущем походе Речника это будет более чем важно...

Фрисс посмотрел на сумку — в ней ждали своего срока ценнейшие сокровища: сарматский скафандр и счётчик Конара, вещи, без которых даже и думать не следует о походе на Дальний Запад. Они удачно пережили путешествие Речника в Хесс и даже в Кигээл, и взгляд на них сейчас вселял в Фрисса некоторую надежду. То, что он задумал в этом году, пытались сделать многие, а получилось лишь у Гедимина... и, если верить Считающему Души, у Гевелса и Айнин, отважных Речников, родителей Фриссгейна. Навряд ли Флинс, всезнающий Бог Смерти, солгал — а если он не лжёт, значит, Гевелс и Айнин живыми пересекли Гиблые Земли и проникли на Дальний Запад, и сейчас они тоже живы, но назад вернуться не могут.

"Не знаю, что задержало их там, но они там давно. Может, им нужна помощь... А если не нужна, я хотя бы узнаю наверняка, что они устроились там и живут хорошо," — думал Речник, отгоняя подальше мысли о чудовищной опасности Гиблых Земель и о том, что ждёт путника за ними. "Пора уже отправляться. Надеюсь, Астанен отпустит меня..."

Фрисс посмотрел на запад. Страшные Гиблые Земли, вечносияющая равнина спёкшейся от сильнейшего жара земли, прятались за Опалённым Лесом. "Земля, проплавленная и просвеченная до глубин. Жизни там нет и не будет..." — вспомнил Речник слова Гедимина и невольно поёжился. Но Гевелс и Айнин как-то пересекли эту равнину, а значит, там есть дороги для живых, даже если Гедимин о них не слышал...

Девять башен вознеслись над обрывом, и хиндикса, качнувшись с борта на борт, полетела быстрее, а Речник встал на носу, с нетерпением глядя на Замок. Служители уже отмыли и начистили до блеска всё, что можно было, и Замок сверкал в лучах весеннего солнца. Речники тоже успели проснуться, как Фрисс и подозревал — над причалом уже висело в воздухе восемь десятков кораблей, у крыльца грелись на солнце десять Фагит, и даже большая Двухвостка с тёмно-красным панцирем мирно дремала в тени Замка. Фрисс удивился, откуда она тут взялась, с грустью вспомнил свою Двухвостку — отважную Флону — и в задумчивости чуть не пролетел мимо пристани, хорошо, что служитель Ир узнал его и крикнул вслед.

Хиндиксу Фрисса привязывали к каменному кольцу втроём, скорее из уважения, чем из-за порывов ветра. Когда Речник сошёл на землю, двое служителей уже помогали пришвартоваться новому гостю Замка, а Ир всё стоял у кольца и глядел на Фрисса со смесью ужаса, радости и почтения. Траурная раскраска на его лице сменилась причудливым "праздничным" узором — погибший родич, о котором Ир горевал, в том году вернулся из Кигээла живым. Фрисс сам привёл из мира мёртвых и его, и многих других, легенды об этом разлетелись по всей Реке, но Речник уверен был, что заслужил лишь малую долю почестей. Путь в Кигээл открывали четверо могущественных магов, и что бы Фрисс сделал без них... но Ир знал только одно — Речник Фриссгейн отнял добычу у самих Богов Смерти, и переубедить его было невозможно. Смущённый Фрисс сделал вид, что не заметил, как смотрит на него служитель, и приветливо кивнул ему.