Искра

Сказка, где нет плохих — что в ней толку?

Кто-то должен быть злым. Просто надо.

[Эффект Лестницы]

недостающие главы можно прочесть на лит-эре. всю первую часть — бесплатно

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

'Господи, пожалуйста, только не меня, пожалуйста!'

Безносой Сьюзан я боялась до икоты.

'Только не меня, пожалуйста, Господи...'

Хозяйка притона приезжала к Арчеру каждые три-четыре месяца,

'Господи, Боженька, пожалуйста, только не меня, пожалуйста...'

и девушек, которых она увозила с собой, я больше не видела.

Безносая остановилась перед новенькой, Лорой, или как-то так.

— Ты. — Голос Сьюзан был хриплым, прокуренным. — Покажи зубы. Распусти волосы.

Краем глаза я заметила, как она пропускает между пальцами ярко-рыжие кудри шотландки, и снова уставилась в пол. Хоть бы не меня, пожалуйста...

— В угол, — Сьюзан толкнула девушку к близняшкам, в чьей крови отметился Маленький народец. Их она отобрала раньше.

'Господи, пожалуйста...'

— Ты, — серые юбки заколыхались совсем рядом. — Квартеронка?

— Полукровка, — гордо задрала нос Ферн.

— В угол.

Ферн присела в книксене и, улыбаясь, вышла из шеренги. Луговые феи все такие — красивые и глупые.

— Ты.

'Господи, пожалуйста!'

— Голову подними. Что с глазами?

— Болят, мэм. — Я перевела взгляд на лампу и заморгала, сгоняя выступившие от света слезы.

Сьюзан сжала мой подбородок, дернула вправо-влево.

'Господи, пожалуйста!..'

Еще рывок — вверх. Вправо. Влево.

— Стань ровно.

Я выпрямилась и закашляла. Воровато вытерла рот рукавом.

Сьюзан стиснула мою руку, развернула ее тыльной стороной. Увидела темное пятно на ткани и отпустила меня, брезгливо отерла ладонь.

— Ты, — шагнула она к Мире.

'Господи, спасибо!'

Облегчение накатило волной, сбивающей с ног. Я прислонилась к стене за спиной, прикрыла покрасневшие и слезящиеся от втертого в них мыла глаза. Прокушенная губа саднила, но это не страшно. Спасибо, Триединый! Спасибо!

Сьюзан отобрала еще двоих, прежде чем Арчер разрешил нам уйти. Ссутулившись и покашливая, я вместе с другими девчонками поднялась на второй этаж. Села на свой тюфяк в темном углу, закуталась в пахнущее плесенью одеяло. От других 'помощников', как называл собранных по всему Ист-Энду беспризорников Арчер, я всегда держалась в стороне. Впрочем, особых попыток подружиться со мной они и не делали — самая старшая, самая странная. Несмотря на четыре уличных года, все еще домашняя.

Сквозь щели в полу было видно свет лампы и слышно торгующихся Арчера и Сьюзан. Я натянула одеяло на голову, отгораживаясь от их спора, от шепотков укладывающихся девчонок и сопения уже спящих. Глаза немилосердно болели, кажется, даже сильнее, чем раньше, и несдерживаемые больше слезы потекли по щекам.

Раньше Арчер не пытался меня продать, наоборот, сразу отсылал наверх, стоило появиться кому-то из покупателей. А теперь... Будто почуял! Будто узнал о тайнике с двумя флоринами!

Прятать деньги я начала осенью, когда окончательно решилась на побег. Заталкивала за щеку пенни, иногда два. Однажды, когда стащила кошелек у зазевавшегося франта, удалось скрыть целый шестипенсовик. Я копила на дилижанс и приличную одежду, на меблированные комнаты где-нибудь в пригороде Эденбурга. Если мне не повезет и я не найду Мэри, то... Дешевая прислуга нужна всегда, а работы — любой — я не боюсь. Лишь бы не здесь, лишь бы не воровать. Лишь бы подальше от Ландона и Арчера. Ист-Энд, он... засасывает. Иногда я представляла, в какой бы ужас пришла тетя Скарлетт, если бы увидела меня здесь, и радовалась, что...

Я заглушила всхлип ладонью и уткнулась лицом в тюфяк.

Нельзя плакать, нужно спать. После сегодняшнего вечера бежать придется гораздо раньше, а значит, мне потребуется много сил. Пробравшийся сквозь прореху в одеяле сквозняк обдал холодом мокрые щеки, часы внизу захрипели, забили, отмечая полночь, а над Уайтчепелом поплыл тяжелый, тягучий звон Биг-Бена.

Утро было сырым и холодным. Клацая зубами, я протерла лицо наметенным на подоконнике снегом, разлепила ресницы. Глаза по-прежнему болели и слезились, и, вдобавок все вокруг выглядело каким-то размытым — видимо, я вчера перестаралась с мылом. Я несколько раз зажмурилась, поморгала, но легче не стало.

Вниз, к завтраку, я спустилась последней, когда остальные 'помощники' и 'помощницы' Арчера уже выскребали свои миски. Остывшая каша подернулась сероватой пленкой, вязла в зубах, но я все съела. Заботливый хозяин кормил нас по утрам, а ужин зависел уже от того, сколько денег ты ему принесешь. Раньше, до того, как выросла на пять дюймов, я приносила много.

— Джек и Ланс, — огладил окладистую каштановую бороду Арчер, сидящий во главе стола, и мальчишки вскочили.

— Да, сэр!

— Вентор-стрит.

— Да, сэр! — поправил дырявую кепи Ланс, и мальчишки сбежали.

— Конн, Артур, Оливер, Томас — Биллингсгейтский рынок.

— Да, сэр!

— Дафна, Мэри, Дейзи, Люси...

Спрятав руки под стол, я искоса смотрела на Арчера, распределяющего юных воришек и попрошаек по улицам Уайтчепела, и чем дальше, тем сильнее крепло во мне подозрение, что он догадывается. Или, еще хуже, знает. Двойки, тройки, четверки подростков разбегались, пока за столом не остались только мы с Джереми — подручным Арчера.

— Что у тебя с глазами, Тин? — заботливо спросил хозяин.

— Я не... — Голос сорвался, и закашляла я непритворно. — Я не знаю, сэр. Они болят.

— Подойди, я посмотрю.

Пальцы, сжавшие мое лицо, были холодными, липкими. Несмотря на благообразный вид, Арчер был мне отвратителен. Больше всего он напоминал мокрицу из тетушкиного сада: эта гадость выползала из-под камней, из щелей сарая, где хранились мотыги, и портила цветы у самых корней — не выходишь.

Я заглянула в колючие серые глаза и опустила ресницы.

— Боюсь, ты не сможешь работать одна, — сказал Арчер. — С тобой пойдет Джереми, — улыбнулся хозяин. — Поможет, присмотрит...

Сердце споткнулось.

...поможет, присмотрит. Чтобы я не околачивалась там, где не следует. Чтобы случайно не потеряла несколько монет. Чтобы не потерялась сама...

— ...ты же не думала, что все будет так просто, Тини?

— Просто, сэр?

От пощечины зазвенело в ушах. Я с грохотом упала на пол, ударилась виском о скамью.

— Встала, — пнул меня по ребрам Арчер и бросил лоскут, в который я заворачивала свои флорины, прежде чем спрятать их за выпадающим из кладки камнем. — С сегодняшнего дня пятьдесят шиллингов, — увеличил он размер вечерней добычи. — Джереми, поедешь с ней в Саутворк. Головой отвечаешь, — улыбнулся Арчер, открыв острые заточенные клыки.

2

С неба сыпалась изморось вперемешку с пеплом. Дым Уайтчепела стекал вниз по фабричным трубам, по стенам бараков и, окрашивая туман в землистый цвет, полз вниз, к Темзе.

Ежась от холода, я втянула голову в плечи, сунула руки под мышки, но едва сделала пару шагов, как Джереми схватил меня за шкирку и толкнул к стене.

— Значит так, Тинка, — дохнул в лицо табаком кокни.— Предупреждаю один раз: попытаешься сбежать, я тебя выслежу и отделаю так, что родная мать не узнает. Поняла?

Покрытый рыжеватыми волосками кулак был размером с мою голову.

— Да... — сглотнула я.

— Молодчага.

Деревянный тротуар прогнил, стоило мне ступить на разъезжающиеся доски, как те ухнули вниз, в грязь; скопившаяся под ними вода волнами пошла по настилу. Вскоре она захлюпала в ботинках, до самых колен вымочила штаны. Сырой ноябрьский ветер забирался под старый пиджак, под дырявый свитер, ерошил волосы. Если бы я была одна, то с больными глазами подалась бы к церквушке тремя улицами ниже — к десяти утра туда приезжает пожилая леди, раздающая милостыню с просьбой помолиться о пропавшем в Америках сыне, иногда там даже кормят, но Джереми гнал меня в сторону доков.

От очередного пинка я полетела на камни, но никто из прохожих даже не взглянул в нашу сторону — люди и нелюди Уайтчепела никогда не вмешивались в чужие дела. Только торопящийся полуоборотень раздраженно рыкнул, вздыбив шерсть на загривке, и одним звериным прыжком перескочил через меня, и, заодно, через грязь. На деревянном столбе, за который он схватился, приземляясь, остались глубокие следы когтей.

Я поднялась и, оскальзываясь, побрела дальше.

Ночной Уайтчепел сменялся дневным. Улицы заполнили рабочие, спешащие на фабрики ко второму гудку, и только кое-где мелькали яркие шали жмущихся к стенам проституток. Тонкими голосами предлагали кресс-салат прозрачные, похожие на духов, девочки, их перекрикивали продавцы газет:

— Новая жертва Потрошителя! Первое описание убийцы!.. Всего за два пенса! Энни Дарк [вольный авторский перевод прозвища Энни Чепмен, второй жертвы убийцы] найдена с перерезанным горлом!..

— Всего два пенса, мистер! — вынырнул перед Джереми мальчишка.

Джереми отвесил ему подзатыльник и отобрал пачкающийся типографской краской газетный лист.

Раньше я перебиралась на правый берег Темзы через Ландонский мост — когда бегом, когда ухватившись за чей-то экипаж или фургон, изредка на подводе — если извозчик не гнал, но в этот раз Джереми поймал меня за шиворот и потащил к воде. Паромщики-кэлпи его знали — Джереми-Булла, компаньона мистера Арчера, и предпочитали не связываться, даже когда он, глумясь, 'просыпал' монеты в грязь. А потом еще и втоптал их.

— Пошел, — толкнул он меня на хлипкий паром. Толкнул так, что я налетела на высокого мужчину в темном пальто и низко надвинутой на глаза шляпе.

— Простите, мистер, — пробормотала я.

Джереми снова встряхнул меня, развернул:

— Осторожно, сачок!.. Вот отец тебе задаст!.. Из дома сбежал, стервец! В доках околачивался! Мать с ума сходит... — не краснея, врал он, пока я, прижатая к его животу, чистила только что украденный кошелек. — Смотри у меня! — рыкнул Джереми.

Кошелек упал на настил парома, а после меткого пинка — в темные, почти черные воды реки.

— Из дома убегать нехорошо, — низким, чуть хриплым голосом сказал мужчина и отвернулся.

Я отстранилась от Джереми, истово завидуя мелькнувшей в тумане водяной крысе — работая хвостом, как рулем, зверек старательно греб перепончатыми лапами.

— Стоять, — прошипел мой надзиратель, поймав меня за ухо, и снова завел волынку о принимающей сердечные капли матушке.

Так, за ухо, он спустил меня с парома, втащил в грязную улочку Саутворка.

— Сколько?

— Две кроны, восемь шиллингов, — отдала я монеты.

— Раззява и не заметил, — ухмыльнулся Джереми. — Еще три фунта [Джереми увеличил сумму], и будешь молодец. Проболтаешься Арчеру — убью, — потрепал он меня по макушке, пряча деньги.

Если Уайтчепел принадлежал полукровкам всех мастей, в Саутворке издавна заправляли гоблины. Их специфический прелый запах не перебивали ни дешевые духи и пудра притонов, ни кислый медвежий дух арен, ни металл крови от кругов для петушиных боев, куда привел меня Джереми.

— Работай, — указал он на толпу мастеровых и прогуливающих уроки студентов.

Мысль раствориться в толчее мелькнула и исчезла. Отобрав у меня деньги, Джереми подобрел — но не на столько, чтобы потерять бдительность. Я сбегу позже, через два или три дня, когда кокни уверится, что запугал меня. Но не позднее, чем через неделю, до морозов и снегопадов, потому что из Ландона надо выбираться, пока добрый хозяин не продал меня Безносой Сьюзан.

Я покорно кивнула и шагнула к рингу. Петушиный круг двадцати футов в диаметре был выкопан в земле и облицован диким камнем, окружен металлической сетью, которая не позволяла птицам выбраться. Дно покрывала солома в розовых разводах.

Серокожий судья-гоблин, привлекая внимание, с жутким скрежетом провел когтями по металлическому столу.

— Фландриец Лайон! — пролаял он, и в круг бросили крупного желто-красного петуха. — Фьюри из Хиндостана! [бельгийский и индийский бойцовые петухи соответственно]

Я пригнулась, когда белый соперник Лайона чуть не задел мою макушку стальными накладками шпор. Внизу, на арене, мелькнула рыже-красная молния фландрийца, и я попятилась, не желая смотреть на брызнувшую кровь и взвившиеся в воздух глянцевые перья.

Рев толпы оглушал. Я лавировала между пьяными от азарта мужчинами, стараясь не смотреть на их раззявленные рты с желтыми пеньками зубов, на перекошенные лица. Кошельки и монеты жгли руки. Орущий мастеровой в заплатанном пиджаке с пустыми карманами заехал мне локтем под дых, я согнулась и под визгливый смех принимающего ставки гоблина вывалилась из толпы.

Хватая воздух, завертела головой, пытаясь высмотреть Джереми слезящимися от тусклого солнца глазами. Нужно смываться, пока бой не закончился — все схватятся за кошельки, и... И будет облава.

Кокни нашел меня первым. Он появился откуда-то из-за спины, схватил меня за руку, ругаясь сквозь зубы, потащил в подворотню.

— Ногами шибче!

— Что случилось?! — вскрикнула я, поскользнувшись на очистках.

— Повылазило, Тинка? — плюнул Джереми.

Я оглянулась на бегу, но куда смотреть, не поняла.

— Раззява с парома за нами пошел! — прошипел Джереми, и только тогда я разглядела высокую фигуру в темном пальто. Мужчина стоял чуть поодаль от петушиного круга и напряженно высматривал кого-то.

— Ищейка?

— Хрен его...

Мы протиснулись между стоящими впритирку домами и оказались на задворках. Улица шумела в сорока футах впереди, а здесь сушилось растянутое на веревках сероватое белье и пахло луковым супом. Я выглянула из-за сваленных горой деревянных ящиков, приготовленных для растопки, проморгалась — Триединый, как же болят глаза! — и охнула, когда расплывающаяся фигура качнулась из стороны в сторону и, будто с сомнением, повернулась к нам.

Джереми чертыхнулся, распластался по стене, прижимая меня к животу. Незнакомец явно потерял интерес к петушиному бою, поднял голову вверх, так, что стало четко видно острый, похожий на вороний, нос, и медленно пошел мимо закоулков, радиально разбегавшихся от площадки с ареной.

— Наш запах сносит, — ухмыльнулся Джереми, когда незнакомец исчез за поворотом. — Не отвяжется, покажу его ребятам, — приговорил он мужчину. — ...А ты ему, похоже, приглянулась. Кажется, наш приятель любит мальчиков, — загоготал кокни. — Хотя... Сиськи у тебя, вроде, есть... — Грязная пятерня залезла под свитер, больно ущипнула.

— Отпусти! — рванулась я.

— ...и даже неплохие. — Голос Джереми стал противным, как у тех, кто приходил к Арчеру в поисках новой 'служанки'.

— Не трогай меня! — забилась я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— Ладно тебе... — просопел на ухо кокни, тиская грудь. — Давай дружить, Тинка? — Липкий, пахнущий табаком и жирной рыбой рот мазнул по губам, и меня вырвало. — Сука!

Джереми оттолкнул меня — я полетела на груду ящиков, с грохотом обрушила на себя баррикаду. Взвизгнула, закрылась руками, оберегая голову. Тяжелая деревяшка рухнула на живот, вышибла воздух. Я подавилась криком, застонала, но помогать мне никто не собирался, только в чердачном окне мелькнуло чье-то лицо. Кокни стоял, утираясь сохнущей простыней — его сдерживало только воспоминание об Арчере. И, пожалуй, мысль о том, что за утро я принесла столько же денег, сколько остальные воришки вместе взятые.