Амбиции гайдзина. Часть 1

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Интерлюдия 1

Интерлюдия 2

Глава 3

Глава 4

Интерлюдия 3

Глава 5

ПРОДА ОТ 02.04.2017

Эпилог

Пролог

"Мало кто в современном, благополучном мире понимает, что такое смерть. Ущемлённая развившейся медициной, задавленная установившимся ядерным перемирием, искалеченная наукой, позволившей предсказывать катаклизмы, она забилась в уголок и почти не подавала о себе знать. Люди забыли, что такое эпидемии, выкашивающие города и страны. Войны, устилающие земли горами трупов. Катастрофы, отправляющие цивилизацию на столетия и тысячелетия назад.

Сила, родившаяся вместе с первым осознавшим свою смертность существом начала угасать.

Казалось бы, радуйся, скоро наука окончательно победит, и люди смогут жить вечно, навеки забыв о страхе."

Клик. Удалить. Добавить автора в черный список.

Порождение псевдофилософских потуг очередного ушедшего в свой влажный мирок подростка отправилось в вечный бан, подарив мне мгновение удовлетворения.

В нем уже скопилось больше тысячи имён, но надежда найти что-то стоящее не угасает.

Три хороших автора на гигабайты текста. Иногда я жалею, что интернет вообще изобрели.

Монитор устало горел самой низкой яркостью, сверкая вирусным порнобаннером, корпус нервно гудел, будто готовясь вырубится, а от жесткого диска исходил явный запах тлеющей простыни.

Похоже, придётся все-таки снять пакет с головы и выйти из дома. Хотя бы что-бы дать компу отдохнуть.

Кончено, выходить в пять утра особенно некуда, но прогулка явно будет не лишней. И не только для ноута.

Встать с кровати, накинуть кофту, не зажигая свет выйти из комнаты — практически убитые за годы ночных бдений глаза уже привыкли к темноте. Дворик пуст, только Сергей не спит — в первом окне горит свет. Ну, это его работа.

Не нужно даже ничего говорить — ворота с лёгким скрипом недостаточно хорошо смазанного железа открываются, приятно обдавая лицо тёплым ветром. Впереди — ночной горный район, настолько естественный и близкий к природе, насколько это могут устроить в месте, где один квадратный место стоит три тысячи. По крайней мере погладить оленя можно даже не занимаясь специально поисками.

Впрочем, искать одомашненных животных не хотелось.

Если идти вверх, будет вертолетная площадка и парочка симпатичных вершин. Если вниз — закрытый в такое время гольф клуб. Можно, конечно, взять машину и отправиться в город по клубам, как ушедший в очередной загул брат... Но не хотелось.

А чего мне вообще хочется?

Ведь все, ради чего люди работают годами у меня уже есть. Машина, загородный дом, счёт в банке, открытый на эту умеренно симпатичную четырнадцатилетнюю мордашку. Да даже отношения с семьёй более чем хороши... Если считать уважительную готовность выполнить любой приказ семейными отношениями.

Отказывать от этого — глупо, наслаждаться — не даёт совесть, использовать — недостаток ума.

Да, будет университет в пятнадцать. Но какое это к черту достижение после годовой подготовки университетскими преподавателям?

Все, что у меня есть своего — потуги в творчестве, да эти глаза, странным чудом оказавшиеся в моих глазницах.

Кстати о глазах...

Мир, окрашенный пурпуром. Багровые небеса, пересечённые огромной полосой и издевательски маленькой на их фоне точкой. Горы, подавляюще огромные и одновременно невероятно хрупкие. Деревья и животные, разукрашенные чёрными полосами. Каждый лист — новая линия. Каждый атом — новая точка. Бесконечность частей и совокупностей, готовая в любой миг рассыпаться на части.

Мир и правда хрупок. Невероятно, безумно хрупок.

Забавно, но я вытащил в этой жизни столько выигрышных карт, что даже не удивлён, что украл у кого-то чудо.

Истинные глаза восприятия смерти. Глаза из ада, известного как насуверс, по фамилии написавшего его автора.

Чудо, случившееся не с больным ребёнком, не с парнем с геройским комплексом, не с учёным, способным реализовать его потенциал.

А со мной. С человеком, для которого они совершенно бесполезны. Нет смысла быть способным убивать на уровне концепции в мире, в котором нет сверхъестественного. Нет смысла быть способным убить пулю, если тебе никогда не хватит на это реакции.

Да и вообще человек с такими возможностями принесёт куда больше пользы где угодно кроме несуществующей передовой.

Бесполезное чудо, доставшееся и так получившему от рождения слишком многое человеку.

Второе зрение гаснет, оставляя за собой муть практически слепых глаз. Близорукость после восьми диоптрий это не та вещь, которую можно игнорировать, а линзы мешают использовать второе зрение.

Видимо, просто вылечить глаза моей запредельной удаче показалось мало. Там, где хватило бы простой операции, выполняемой за сто баксов в любой нормальной больнице я получил придуманные эсперские глаза.

И чего я вообще страдаю? Шёл бы трахаться, или пить, или писать... Но я достаточно долг учился по своему желанию в простой школе, что бы понимать происходящее.

Пока я не глядя трачу тысячу долларов на пианино, кто-то умирает ради десяти. Я не заслуживаю таких возможностей и такой жизни.

И не могу от этого отказаться — деньги не мои, и если отец решил потратить их на меня, я могу только принять их и потратить на своё образование.

Не помочь. Пройти мимо бездомного, закрыть глаза на умирающих от болезней, которые можно вылечить. Потому что это будет благотворительность за чужой счёт.

А своего у меня нет, и до совершеннолетия не будет.

Еще как минимум четыре года иждивения, и даже тогда не факт, что я выйду на самоокупаемость.

Вот и сижу в пять утра около вертолётной площадки, непонятно на что надеясь и непонятно чего ожидая.

Конечно, через неделю снова начнётся учеба, и времени снова станет хватать только на короткий сон и перекус, но сейчас у меня целые дни свободного времени.

Времени, которое я прожигаю за пианино и прогулками. Глупо.

А ведь мог бы...

А что мог бы? Никаких альтернатив нет. Ну, только если начать шастать по клубам и борделям, что явно не полезнее.

Мне нужна идея. Что-то, ради чего стоит умереть и, что ещё сложнее, жить. Вот только развитое критическое мышление этому мешает.

Что там по идеям?

Политика — плевать, всем давно уже все понятно, время споров между социальными и экономическими моделями прошло. Свобода. Всем, каждому, и во всем — это давно стало основой всего, и глупо спорить об аксиомах.

Даже глупее, чем верить в плановую экономику в мирное время.

А что кроме политики то? Феминизм? Зеленость?

Нет, воротит от одного вида.

Благотворительность? Да, необходимо, но когда будет на что благотворительствовать.

И снова мы вернулись в начало.

Что бы помогать людям нужно иметь свои средства, а чтобы иметь свои средства нужно вырасти и начать зарабатывать. Время героев малолеток прошло. Что в общем то хорошо, но для моей насквозь максималистичной натуры.

Постепенно меня начало клонить в сон. Я сидел у горного склона, у основания небольшого плато, которое после расчистки и приспособили под вертолётную площадку. Через полчаса должен был начаться рассвет — край горизонта уже посверкивал розовым.

Конечно, мне ничего не скажут — я сижу далеко за пределами посадочной зоны, и никому не могу помешать даже в принципе, но скорее всего шум вертолёта меня разбудит. И это хорошо, так как в восемь будет семейный завтрак, и мне очень, очень рекомендуется быть там.

Заснуть я, впрочем, не успел.

Кому то этим очень ранним утром не терпелось прилететь к курортному домику. Настолько не терпелось, что он зашёл на посадку не особенно заботясь сбросом скорости.

Или кто-то очень рискованно понтуется, или у кого-то сломался вертолёт. В любом случае, находится рядом с садящимся аппаратом мне не хотелось. Уж очень он бил по ушам, даже на высоте в пару сотен метров.

Я отошёл на выезд из плато — отсюда было достаточно безопасно смотреть, даже если пилот не справится с управлением и убьет себя об землю, каменный склон закроет от осколков. Большего я сделать не могу — звонить в скорую глупо, да и не знаю я номеров спасателей, а местная служба охраны должна была давно все заметить. Сложно не заметить откровенно клюющий носом вертолёт.

Тем временем, пока я думал, события набирали оборот. Пилот, видимо, окончательно потерял управление, и теперь вертолёт, судорожно дергаясь, терял высоту.

Скорость достаточно высока. Отсюда не видно, но готов поспорить, что после удара о землю выживших не будет.

Что я там только что с помпой говорил про помощь и спасение людей? Не могу ничего сделать? Бесполезные глаза?

Вот теперь могу. А сделаю? Духа то хватит?

Сейчас посмотрим.

Мир, и без того окутанный рассветным багрянцем, вспыхнул и разошёлся линиями.

Мир хрупок. Невероятно, убийственно хрупок — он способен рассыпаться в любое мгновение.

Но мне нужно немного другое.

Вертолёт пугающе медленно приближался, время будто застыло. Мир хрупок. Линии на корпусе машины постепенно становились больше, рассыпаясь бесчисленными трещинами. Мир хрупок. Мне нужна одна, ровно одна точка. Линии не помогут — после падения с такой высоты не выживают. Точка оказалась ровно в центре корпуса. Слишком высоко, чтобы можно было достать отсюда. Мир хрупок. В руке складной нож, таскаемый из полуосознанного косплея, и в кои то веки пригодившийся. Вертолёт все приближается, падая практически диагонально — все ещё крутящийся вино пропеллера больше напоминает мясорубку. Неважно. Мир хрупок. Короткий прыжок в этом странно застывшем мире, и до заветной точки остаётся меньше сантиметра — машина сама насаживается на нож. Мне остаётся только подправить положение руки. Диаметр точки — двадцать сантиметров. Не промахнутся. Мир хрупок.

Лезвие разрезает метафизическую точку, убивая вертолёт. Уничтожая его на уровне концепции, вычеркивая из мира, изо всех процессов и освобождая от влияния всех сил. В том числе и гравитации.

На камни падают рыдающие люди, больше не запертые в уже не существующей машине. Существовавшие мгновение назад лопасти винта прорубают мою грудную клетку, тут же исчезая из реальности.

Старик, два молодых парня и девушка.

Четыре незнакомые мне жизни в обмен на все, что я имел.

Отличная сделка.

Багровые небеса сменила тьма.

Глава 1

И мне нужны данные по японским войскам — была у них тяжелая пехота массово или это бредни.

Я проснулся от шума. Очень и очень странного шума — похожего на ружейные выстрелы, правда странные. Но пороховой хлопок очень сложно с чем-то спутать. Вдобавок к нему раздавался топот, крики на каком-то азиатском языке и звон стали.

Что за хрень тут творится? И разве я не...?

Быстрый осмотр показал, что все-таки не. На месте пробоин, оставленных в груди лопастями были две аккуратные полосы, похожие на шрамы. Но на этом все — ни крови, ни боли...

Хотя какая там боль, от таких повреждений умирают мгновенно.

Но я сейчас совершенно точно и беспардонно жив — глаза не обманут.

"Люди умирают, если их убить". Ага.

А значит я либо ни человек, либо меня не убило.

Ладно, об этом я подумаю позже. Где я вообще?

Зелёная трава мне по пояс, яркое солнце, ни следов гор рядом... И побоище рядом.

Только сейчас я заметил главную деталь пейзажа. Огромное количество людей в странной броне на полном серьезе увлеченно убивало друг друга, используя для этого... Катаны?

Стоп. Люди. В самурайско-анимешных доспехах. Дерутся катанами.

Не копьями. Не топорами. Катанами.

На островах, где железа всегда мало, оно всегда отвратительно и жутко дорого. Впрочем, из-за спин одной стороны летели стрелы, а вторая выставила вооруженных ружьями людей, так что все не так абсурдно.

Но все равно. Куда я попал, мать вашу?

То, что попал, вопросом не было — линии смерти на месте смертельных ран и совершенно иное место даже не намекали, а прямым текстом говорили об этом.

— В сторону, гайдзин! У меня есть битва, которую должно выиграть! — девушка. В коричневом костюме и красном плаще, с катаной в руках и острым как бритва взглядом.

Обычно в таких ситуациях я не возникаю. Выглядела она достаточно уверенно, да и сексизма я чужд — в конце концов она явно не боится битвы, от одной звуков которой меня откровенно потрясывает. Значит знает, что делает.

Отскочить в сторону и присесть на одно колено, склонившись в поклоне. Без понятия, как тут показывают уважение, так что пусть будет и западный, и азиатский вариант. Да и трава мне по грудь, к тому же земля тёплая. Пусть лучше меня будет не видно. А то выстрелит ещё кто — человек на поле боя — это не человек, а мясо.

На меня внимания, впрочем, не обратили — девушка рванулась дальше.

Кстати. А как я вообще понял, что она сказала? Я же даже китайский только начал учить.

Странные вещи происходят в мире.

Ладно. Раз уж я умер, и меня угораздило выжить, буду стараться сохранить это положение.

Теперь ведь ни всемогущего отца, ни денег, ни удачи... Все, чего я так хотел. Вот и посмотрим, сломаюсь или нет.

Наверное, я слишком спокойно принял происходящее, но... Я понимал, что иду на самоубийство, когда насаживался на лопасти вертолёта.

Так что прости, отец, но твой эгоистичный сын угробил все вложенные в его образование деньги. Надеюсь спасённые тебе это хотя бы частично возместят.

Пока я предавался размышлениям, прижавшись к земле, события развивались своим ходом. Девушка с катаной не успела отбежать далеко — на встречу ей вышли три тяжело бронированных мужчины.

Черт. Самурайский доспех. Катана.

У простого бойца в средневековой армии.

Что вообще творится в этом мире? Ведь по всему, что мне известно такая броня могла бы быть у местного главы дома, максимум у его личной гвардии. Да он стоит как пара деревень!

Но в любом случае, три на одну это многовато. Особенно если учесть, что она без брони. Без шансов.

А значит либо она убьет одного или двух, в третий убьет или изнасилует её саму, либо она сбежит, что вряд ли, так как у них луки за спиной, либо мне придётся вмешаться.

И умереть, так как я драться и так не особенно умею, а если учесть четырнадцатилетнее тело и нож против мечей все становится совсем грустно.

Конечно, глаза помогают, я перерублю любой меч ножом... Но это откровенно слабо работает в моих руках. Реализовать потенциал этих глаз не будучи хотя бы сверхчеловеком невозможно.

— Вали отсюда! — это было единственным, что я успел крикнуть, прыгая на ближайшего человека.

Да, возможно, он мне и не враг, и это не моё дело. Да, я убиваю другого человека ради совершенно незнакомой девушки.

Но три на одного — это не тот расклад, при котором я поддержу большинство.

На мужчине было всего три линии смерти, достаточно неудачно к тому же расположенные. К его несчастью, его точка смерти находилась там же, где и почти всех людей — на затылке.

Одно касание ножа, даже не пробивающего шлем — и тело оседает, будучи полностью и безвозвратно убитым. Убитым без возможности перерождения.