Интерлюдия 14.
Ирина Валерьевна вышла на работу из отпуска загорелая и отдохнувшая. Вообще-то одаренным женщинам не рекомендовалось покидать пределы империи, но и в возрасте есть свои преимущества. И хоть в свои 65 выглядела женщина максимум на 40-45 — было бы смешно выглядеть как-то иначе, имея "жизнь" в способностях, но из детородного возраста все-таки уже вышла. Поэтому в агентстве не стали чинить препятствия.
Ах, Барселона! Там и в марте хорошо. Возвращаться в слякотную Москву совершенно не хотелось, но надо. Официально Ирина Валерьевна числилась в госпитале администратором, но ценилась, прежде всего, за периодическую зарядку "лечилок" или поддержку целебных техник дипломированных коллег. И пусть ее невеликих сил хватало на одну — максимум две бусины в неделю, даже такое подспорье иногда приходилось кстати, а оплачивалось не в пример выше основной зарплаты. За безотказность и готовность помочь администрация закрывала глаза на отсутствие лицензии и медицинского образования, проводя оплату по каким-то своим каналам.
— Ирина Валерьевна! С выходом вас! Представляете, ваша протеже очнулась! — от группы людей в белых халатах отделилась совсем юная медсестричка и выбежала навстречу вернувшейся отпускнице, — Вчера ненадолго в себя пришла! Правда, здорово!
От неожиданной радостной новости женщина даже сбилась с шага. Всем в госпитале было известно, как переживала Ирина Валерьевна за молоденькую целительницу, впавшую в кому, оставив круглыми сиротами двоих парней. Сама не имевшая детей, женщина часами просиживала в свободное время у койки Дарьи Васильевой, пытаясь привести ее в чувство. Такая привязанность к пациентке хоть и вызывала поначалу некоторое недоумение, но придавала строгой администраторше некий романтический ореол. Что поделать, нерастраченный материнский инстинкт. Доктор Шаврин давно уже махнул рукой на визиты Ирины Валерьевны в свое вроде как закрытое для посторонних отделение. А как она встала на дыбы, едва зашла речь о переводе больной в Петербург! Чуть ли не штурмовала кабинет главврача, убеждая, что перевозка плохо отразится на состоянии пациентки.
А вот и сам доктор.
— Ирина Валерьевна! Выглядите посвежевшей, как там в Барселоне?
— Да бог с ней, с Барселоной, Виктор Афанасьевич! Лучше расскажите, как там наша девочка!
— Девочка наша отлично! Внял Господь Вашим молитвам, Ирина Валерьевна, очнулась она! Вчера ненадолго в себя приходила. Теперь уж наверняка на поправку пойдет, вот увидите. Вы ближе к обеду, как с делами управитесь, ко мне зайдите, я вас проведу, хоть порадуетесь за нашу птичку.
— Виктор Афанасьевич! А можно я лучше после смены у Дашеньки посижу? Вы же знаете, я тихонечко... Тем более у меня источник после отдыха полный, а девочке нашей любая капля на пользу пойдет.
Шаврин внимательно посмотрел на администаторшу — такая самоотверженность по отношению к незнакомой женщине иногда ставила его в тупик. Если б не знал наверняка, что они не родственницы, точно бы решил, что перед ним мать или бабушка больной.
— Ну, если только недолго. Она пока в покое нуждается, шутка ли, три года проваляться... Хотя.. приходите, уж вы-то хуже не сделаете.
За целый день Ирину Валерьевну еще не раз поздравили с выходом из комы любимой пациентки, так что к вечеру женщина уже с нетерпением караулила доктора в его отделении.
— Проходите, только тихо. — Виктор Афанасьевич открыл дверь в палату, пропуская заждавшуюся администраторшу внутрь.
В палате произошли изменения. Попискивали какие-то новые приборы, на больной появились новые датчики.
— Вы, если жизненные импульсы хотите дать, делайте это сейчас, при мне. У нее какое-то нестандартное эхо появилось, хочу посмотреть.
Ирина Валерьевна кивнула и положила руку на грудь пациентки. Сосредоточившись, женщина стало вливать в больную небольшие порции силы. Шаврин держал какую-то свою технику и внимательно вглядывался в видимые только ему результаты.
— Точно, интересный эффект. Как-будто чуточку усиливает воздействие. Вы как, голубушка, не утомились? — перевел внимание доктор на посетительницу.
— Не очень. Все-таки первый день после отдыха. Жаль, что больше не могу, а то бы еще выдала.
— Ни-ни-ни! — замахал руками Шаврин. — И этого достаточно. Ей сейчас лучше совсем маленькими порциями. Лучше бы, конечно, от родственников, но где ж их взять-то.
— А что, Егора так и не нашли?
— Нет, тишина. По крайней мере, маячки до сих пор носим. Если б нашли, наверно уж забрали бы. Жалко мальчишку, талантливый был. Из него целитель, не хуже матери получился бы, а уж как ее-то сослуживцы хвалили... Эх...
— А Дмитрий как?
— А что Дмитрий? Не видно и не слышно. На каникулах приедет наверно, а так учится в Царском Селе. Да и не очень его энергия подойдет, у него ж "темный треугольник". Как еще выносила-то, бедняжка.
Это да. Источники двух видов "вода-воздух-жизнь" и "земля-огонь-молния" встречались в восьмидесяти процентах случаев, и назывались соответственно светлый и темный треугольники. Редко когда одаренный одинаково мог развить все доступные стихии, обычно довольствовались одной-двумя, но если задаться целью, то и третью стихию или третий угол, кому как угодно называть, с трудом, но прокачивали. Еще двадцать процентов отводилось нестандартные сочетания или на всякие отклонения, типа четырех— и пятиугольных источников, но владевшие ими одаренные обычно были на порядок слабее классических, хотя бывали и исключения.
Впрочем, понять какой перед тобой одаренный, можно было только по применяемым им техникам. Увидеть источник, да и вообще чужую силу, как и электричество, до последнего момента было невозможно. Только сам одаренный видел свое воздействие до момента его оформления в какую-либо технику. А другим, когда тебя поджарит или затопит, не все ли равно чем. Силу давно научились измерять, регистрировать, но именно увидеть ее в человеке пока еще никто не мог. Разве что в сказках и легендах встречались видящие. Например, ходили слухи, что один из ближников царя Александра I обладал таким умением, но даже в хрониках того времени этот факт упоминается как непроверенная информация.
А еще две эти линии плохо скрещивались, давая слабое в плане магии потомство, поэтому в пару одаренным старались всегда подобрать партнера с похожими умениями, чтоб способности сохранились и усилились в следующем поколении. И только девушки с хорошо развитой "жизнью" подходили любому роду, усиливая способности любого треугольника, за что и ценились. А раз так, то никого и не удивляло, что в одной семье живут два таких разных брата. Ясно же, старший унаследовал дар отца — мощный темный треугольник Морозовых, а вот младший, видимо, уродился в мать — со светлым источником.
— Ну, оставляю вас. Только долго не сидите. Я сестру на посту предупрежу, через часик вас выгонит, уж не обессудьте. Дарье все равно еще долго восстанавливаться. Кожа да кости остались. А вам тоже отдыхать надо, иначе как работать будете? — Доктор, прощаясь, галантно поцеловал руку заботливой женщины. — До свидания, Ирина Валерьевна.
— Спасибо, Виктор Афанасьевич. До свидания.
Доктор ушел, а моложавая администраторша взяла в свои руки ссохшуюся Дашину ладошку и начала что-то наговаривать вполголоса.
Но на следующий день Шаврин встретил Ирину Валерьевну хмурым. Очнувшаяся ранее пациентка опять не приходила в себя, а ее источник, наличие которого регистрировали приборы, опять работал еле-еле.
— Ну как же так? Ведь девочке вчера было явно лучше! — плакала Ирина Валерьевна в кругу медсестер. Персонал изо всех сил сочувствовал несчастной женщине, пожалуй, даже больше, чем самой больной.
— Не расстраивайтесь, Ириночка Валерьевна, миленькая, придет она еще в себя! Теперь начало положено, значит все будет хорошо. — гладила по руке расстроенную администраторшу самая молодая из сестричек Юленька. — Да мы ей все расскажем, как вы за нее переживаете, вы еще посаженной матерью на ее свадьбе отгуляете...
Неутешная дама осаждала Шаврина с требованием хоть что-то предпринять, но тот был хмур и неразговорчив, отмахиваясь от любых просьб, и лишь к вечеру смягчился:
— Посидите у нее недолго. Только пятнадцать минут, не больше. Я за вами попозже зайду.
И опять у койки осталась так горячо переживающая за Дашеньку Вержбицкая.
— Ну, что ж мы глазки-то не отрываем, голубушка... Что ж мы в себя-то не приходим совсем... Доктора, вот расстроила, птичка моя... А вот не надо чужих мальчиков на себе женить... Тогда бы и все хорошо было... — если б кто-нибудь мог разобрать ласковое бормотание Ирины Валерьевны, то сильно бы удивился.
— А что это вы, позвольте спросить, делаете? — В распахнутой двери кроме Шаврина, виднелась еще парочка незнакомых лиц.
Ирина Валерьевна, застигнутая в момент начала перекачки в капельницу какого-то раствора, заметалась на месте, пытаясь скрыть улики, но умелые руки сопровождающих доктора мгновенно скрутили сопротивлявшуюся женщину.
— Что в шприце?! — гневно спросил Шаврин. В этот момент он совсем не походил на милого дамского угодника, каким его знали коллеги. — Блокиратор? Отвечай, тварь, я же все равно анализ сделаю!
— Извините, Виктор Афанасьевич, это теперь улика. — Один из находящихся в палате мужчин аккуратно, но непреклонно оттеснил доктора от вещдока. — Анализ мы сами сделаем.
— Да пусть ответит, мразь, мне же время дорого! — не унимался Шаврин. — Может, вообще надо антидот какой вводить! Мало ли что там!
— Сволочи, отпустите! Я же ничего не делала! — визжала Вержбицкая, извиваясь в руках задержавших ее мужчин. — Ненавижу, всех ненавижу!!!
— Что?! В шприце?! — разъяренный Шаврин не давал оперативникам вывести женщину, держа ее практически за глотку. — Я спрашиваю!!!
— Блокиратор! — практически выплюнула растрепанная Ирина Валерьевна в лицо доктору. — Лечите теперь эту дрянь, может, что и выйдет! — жуткий сумасшедший хохот дамы эхом понесся по отделению. Впрочем, на шум и крики уже сбегалось отовсюду куча народа, так что эхо уже приготовилось отражать новые крики.
— Дрянь! Мразь! Всю жизнь мне сгубила!!! — орала Вержбицкая, пытаясь дотянуться до безучастной больной. — Ненавижу!!!
Оперативникам, наконец, удалось вывести рьяно сопротивляющуюся женщину в коридор, но и оттуда долго еще слышались ее крики.
— НЕНАВИЖУУУУУ!!!
Шаврин смотрел на несчастную пациентку, недоумевая, как она, ни разу вживую не повстречавшись с администраторшей, могла вызвать такие чувства. В том, что они раньше не встречались, до сегодняшнего вечера доктор мог бы наверно поклясться на Библии, так как Вержбицкая присутствовала при приеме новой пациентки и никаким жестом или гримасой не выдала своих чувств. Впрочем, ей успешно удавалось и далее скрывать свои эмоции, выдавая их за сопереживание судьбе впавшей в кому целительницы, так что клясться, наверно, было бы опрометчиво. С любой другой пациенткой ее номер прошел бы, и Виктор Афанасьевич вряд ли бы стал проверять кровь больной на наличие блокиратора, но с девушкой, к которой проявляет интерес ПГБ, Шаврин решил быть особо внимательным. Не зря.
Что ж, может ПГБшники, вызванные им при подозрении на милейшую Ирину Валерьевну, и поделятся с ним результатами расследования, но сейчас предстояло срочно убрать капельницу и отправить содержимое на анализ. И надеяться, что вред, доставленный пациентке, обратим.
