На одной ничем не примечательной планете жил-был лес. Он был густой, заросший, совсем обычный. Но в отличие от многих других лесов, этот лес умел думать.
“Я человек. Я человек. Я человек...”
Не самая умная, но мысль. Очень важная мысль.
Сбежавший от ядерного и обычного пламени биоморф, приспособившийся к жизни в прекрасном новом мире, держался только на этом смутном воспоминании о далёкой и такой счастливой жизни до того момента, как его разорвало на две части и одну из них закинуло сюда.
Впрочем, эта жизнь тоже была вполне счастливой.
Лес был очень прочной, надёжной жизнеформой. В нём постоянно кипела жизнь — кто-то кого-то ел, кто-то кого-то любил, и в итоге рождались новые кто-то, а кто-то просто рос…
И это было главным ощущением, самым приятным из приятных дел, вызывающих радостную щекотку непроснувшихся воспоминаний о бывшем — лесу нравилось ощущать, что он растёт. Это вполне примиряло его с действительностью — не до конца, смутные и непонятные воспоминания всё так же манили и тянули, но всё-таки.
Он бы не удивился, если бы узнал, что остальному миру этот процесс вовсе не доставляет такого удовольствия.
Ведь леса были и остаются одним из самых эффективных терраформирующих инструментов. Лес, сам того не понимаю, уже перестраивал этот мир, и без того изрядно потрепанный в прошлые времена, под себя. Поэтому его рост местные жители воспринимали не иначе, как наступление на свои земли.
А ещё у местных не получалось бороться с ним, превращая его плоды в свои ресурсы — как всегда и везде поступали люди. И эти “люди” тоже.
Животные и растения этого леса были сплошь и рядом ядовитыми для местных — это в том случае, если они не были носителями ассимиляционных механизмов биоморфа.
Животные и растения действовали как единая система, связанная грибницей нервной системы биоморфа, плотно закопанной под землёй и очень, очень перестраховочно резервированной. Биоморф очень не хотел повторения истории с той базой, когда его чуть полностью не убили всего одним ударом. И что с того, что удар был ядерным?
Ну и вдобавок к почти полной мимикрии под местные организмы биоморф легко и непринужденно доставал из библиотеки генома родные земные и околоземные биоформы. Знакомство с теми же серыми крысами для местных оказалось очень, очень неприятным.
Впрочем, и местным удавалось успешно мешать росту леса. Из-за этого он даже пошёл на создание разумных автономных особей. Грубые, толстошкурые гуманоиды, существа откуда-то из памяти генома, но приспособленные к этому миру. И с двумя бонусами — связью с биоморфом и личными, не очень большими, мистическими умениями: они могли пожирать и немного использовать энергию Тайны. Умение было очень полезно и для них, и для биоморфа в целом — местные без подпитки хирели, слабели и теряли опасный вид буквально на глазах, а вот его дети приобретали силу, скорость, пусть и не так заметно, и порой творили непонятные штуковины и действия. Впрочем, это всё было ему полезно, а успевать за их причудливыми ходами мыслей… Зачем, если он и так у каждого своего дитя за плечом?
Грыкыкк Васта Гах выпрямился и посмотрел вдаль. В обычной, сгорбленной позе сущуства Народа видели куда хуже и не так далеко, но выпрямляться здесь было опасно. Только тот, кто мог затаиться на ровном месте, как Грыкыкк Васта Гах, осмеливался взглянуть вдаль — нет ли там чего интересного.
Эти три словозвучия были всем, что смогла вытолкнуть его кривая глотка в привычно-пыльный воздух окружающего мира в первый день жизни. Это, впрочем, хватило, чтобы выделить его из остальных, сумевших пролепетать кто один, кто два слога, а кто и целое слово. Теперь же, спустя время, именно он вёл отряд вперёд, к Границе.
Вокруг всё ещё было привычное серо-зеленое окружалово Дома, но уже такое редкое, что впереди между столбами древ можно было увидеть поля Границы. Пустые поля, с которых сожгли всё, что горело, и утащили всё остальное. А ещё оттуда едко тянуло вонючиной.
— Чужаки боятца, — довольно пробормотал он про себя, согнулся обратно и повернулся к своим.
— Дрык, — палец с обгрызанным ногтем ткнул в одного из родичей. — Грык, — палец показал на другого. — и Там Брык, — это был третий. — Занимайтеся делом. Волг Рюк, тащи суда бабаху.
Трое мелких закивали и принялись шаманить. Расчистили площадку, рассыпали там и тут странную пыль... Что взять с этих чудил. Вот сейчас они аккуратно раскладывают выкопавшиеся самостоятельно нитки корней соседних древ по одному Лесу ведомым путям.
А гордый поручением Рюк притащил бабах. Странную трубу, которая умела стрелять. Ну, и стреляла — пока её Бак не оттяпал у рогачего ударом топора.
Жаль, на дерево не залезть — видно оттуда получше, да вот и чужаки замечают. Вот бы оттуда замечательный бабах вышел. Но ладно. Сейчас забабахаем.
По жилам хлынула подаренная Лесом сила. Грыкыкк заорал от ощущения кипящего огня в крови, ухватил бабаху двумя руками и побежал вперёд. За ним с рёвом неслись остальные.
Вонючие бесы, прятавшиеся в канавах, высунулись наружу и попытались напасть на Грыкыкка и его отряд, но... Когда они приближались к бойцам, то начинали медлить, тупить и тормозить, и даже не пытались, как обычно делали издаля, плюнуть огненным шаром. А против их острых когтей у них были дубины и бабаха.
Бахнуть Грыкыкк не смог. Штуковина никак не хотела выплёвывать бабахи. Раз, другой она не пальнула, а на третий воин не стерпел и вломил ею очередному бесу.
Бабахнуло. Грыкыкк Васта Гах и бес разлетелись в разные стороны.
— Ар-раааа! — заревели бойцы, махнули дубинами, и побежали дальше.
А за ними, тихо и деловито, трое шаманов аккуратно разбрасывали семена и рассаживали ростки новых древ. Прямо по кровавым следам боя, бесовским канавам и просто жженому пеплу граничной полосы.
Лес разрастался. Захватывал, поглощал и ассимилировал другие биомы. Выживал после ядерных ударов, до которых уже дошло снова — один такой взрыв в прошлый раз чуть не убил его полностью, а сейчас под проплешиной выгоревшего и вываленного взрывом леса даже не пострадали нервные волокна его грибницы. Пожарища же буквально на глазах покрывались новой зеленью — земной бамбук и другие сорняки оказались ещё одним не самым добрым подарком этому миру.
А уж дровосеки, охотники и лесорубы, поначалу изрядно притормозившие его рост, сейчас проходили по шкале “незначительная помеха” и “добыча для детей”.
Местному миру, при всей его двойственности, всех силах металла и мистики, оказалось нечего противопоставить Лесу.
Да и сам местный мир…
* * *
— Итак, всё, что мы смогли узнать о мире, из которого к нам прилетела Тайна. — начал свою речь Клейн, Вариант, оказавшийся интерфейсом между Интеллектами и мистиками Круга.
— И о мире, где сейчас находится половина Эйтенара. — уточнила Жанна Видова.
— Точно.
Круг мистиков, на всю мощь использовав свои умения, ещё тогда, в момент схватки, сумел сложить картину того мира. А теперь они сложили её снова, а исследования “образцов” позволили её дополнить.
— Планета землеподобна. Причем подобна той, Старой Земле. Гравитация, вода, кислород... Есть и отличия, например, их атмосфера не очень пригодна для земных жизнеформ из-за высокого содержания угарного газа и ряда других оксидов.
— Жизнеформы: для бесов и рогатого основой послужили классические гуманоиды, приспособленные к той атмосфере, но вполне человекоподобные. В оригинале. Бесы прошли неоднозначную мутацию под влиянием энергии Тайны — изменения аналогичны тем, что записаны в наших экспериментах, рогатый аугмент был изменён ещё и хирургически.
— Импланты?
— Нет, не только. Пластика костей — рога у него не родные — переделка внутренних органов, подгонка конечностей для более простой аугментации.
— А что по этому летающему мешку?
— Легендарное земное существо. Бехолдер. Злобоглаз. Злой дух, несущий смерть взглядом... При этом — очень сильно отличается от гуманоидов. К сожалению, детальное изучение не удалось — он очень быстро распался. Но и так понятно, что это, скорее, существо с другой планеты, чем с той же, откуда пришли те два гуманоида. Совсем другая биохимия, совсем другой уровень взаимодействия с их мистикой... Он не мутировал под влиянием Тайны, — пояснил Клейн. — Он благодаря ей жил.
— Интересно, а откуда в земных легендах этот злобоглаз? — задумчиво произнесла Интеллект Видова.
— Возможно, они жили и на Земле. Может, у кого-то была хорошая фантазия. А может, их подглядел какой-нибудь “сканер” — или, просто-напросто, они уже забредали на Землю.
— Это же не всё, — сообщила Видова, изучая файлы с подробным изложением произнесённого.
Мистики переглянулись и посмотрели на Варианта.
— Да, это не всё, — поднялся один из мистиков. — БОльшая часть времени и сил нашего ментального контакта была посвящена выяснению не того, откуда они пришли, а тому, кто и зачем сюда пришёл. Мистикам с той стороны.
— А вот это уже что-то новое. Интересно.
— Мы получили доступ к памяти аборигенов...
— Злоглаз?
— Нет. Злоглазы неразумны. Бесы полуразумны, да и их глубокая память хранит картины мутировавшего техномира, эпохи примерно двадцатого века Земли. Аугмент был фактически на телеуправлении. А вот с тем, кто рулил аугментом, мы смогли связаться.
— И кто это оказался?
— Представьте себе трёхметрового арахнида... Паука то есть. С кластерным мозгом и псионическими способностями.
— Не только псионическими, кстати, — вступил в разговор ещё один мистик. — Но изучить их при такой непрямой связи у нас не получилось.
— Кластер из четырёх мозгов оказался слабее Круга, поэтому мы и смогли кое-что извлечь из его памяти.
Легко понимать чужую память, когда ты сам себе разумник, биомаг, пророк, провидец и ещё несколько мистических наборов умений у тебя в запасе.
Пауки жили в подземельях, в темноте, и в общем были довольны жизнью.
Жизнь там вообще кипела и бурлила. Плотность мистической энергии, напряженность тамошнего спиритонного, то есть, секретонного поля превосходила земную минимум на порядок. А скорее, на два, или даже больше. Так что для жизнеформ мистические навыки не были чем-то уникальным, скорее, уникальным и очень несовместимым с жизнью было их отсутствие.
[*Бозон Тайны назвали секретон.]
И наличию и развитию разума мистика совсем не мешала, даже наоборот. Пауки знали о как минимум ещё четырёх разумных видах своего мира. Два из них даже были гуманоидными.
О разлетающихся же с их планет в разные стороны частицах паук не то чтобы не знал... У них не было концепции элементарных частиц. Но о том, что периодически Мать Паутины открывает врата в новый мир, как открыла она проход в мир Тайны, он знал. И каждый из открытых миров нужно было завоёвывать, а после — удерживать.
— Мы пришли к выводу, что Тайна представляла собой Осколок — часть какого-то духа. Это следует из их слов и одной из концепций червоточин, что были разработаны Исидой. Не самый лучший вариант, но для них, похоже, единственный — раз уж они не умеют работать с отдельными частицами. На этом всё, — закончил Круг мистиков, как-то незаметно собравшийся воедино в процессе рассказа.
— Не всё. Мы совершенно не представляем. где и, главное, когда находятся эти миры, — задумчиво заметила Интеллект. — Но это, как я понимаю, просто нерешаемая проблема. Это значит, что мы потеряли часть Эйтенара. Навсегда — или очень надолго. Плохо.
— Да. Инсургентам остаётся только посочувствовать. — тихо произнёс мистик сферы Времени из Круга, глядя в никуда.
