Тропой мужества. Рубежи бессмертия

Тропой мужества

книга первая

Рубежи бессмертия

Пролог

27 июня. 1941 года.

— Тебе расстаться со мною легко-о-о. Ты будешь завтра уже далеко-о-о. И что осталось от нежных сло-ов? И где же наша-а-а любовь?

— Курт! От твоего пения зубы ломит.

Дильс замолчал, рассматривая русскую винтовку — приклад расщеплен, затвор открыт и забит землей. Впрочем, оценивать повреждения не его дело. Кинув винтовку в общую кучу, он подобрал для осмотра другую, и вновь затянув привязавшийся мотив:

— Тебя любил я и тебе доверя-ял. Угодно судьбе, чтоб тебя потеря-ял? Но мой отве-ет — нет, нет и не-е-ет!

— Курт, сукин ты сын! Заткнись, ради всего святого!

— Ладно, Ральф, — отозвался Дильс, — помолчу, раз ты не любишь хорошие песни.

— Я люблю хорошие песни, — возразил Шультц. — Только ты подражаешь Руди Шрике, а выходит скрип старой мельницы.

— Тогда спой чего-нибудь сам.

— Аудитория моего пения не оценит, — усмехнулся Ральф, кивнув на мертвые тела. — Так что петь я не буду, и ты лучше помолчи.

Поле было изрыто, испахано, обезображено до неузнаваемости. Еще два дня назад тут простилался ровный луг, а сейчас остались одни воронки. Едко пахло сгоревшей взрывчаткой, порохом и вонью тления. Много истерзанных, разорванных пулями минами и снарядами тел, а погода стоит жаркая...

Русские держались два дня. Дрались ожесточенно, кидаясь в безнадежные контратаки. Гибли, но не сдавались. Пленных не было. Погибли все. Но и камрады потеряли тут до двух взводов убитыми и ранеными. После боя прошлись по разбитым окопам, добивая еще живых. Затем, унесли павших товарищей. А потом наступило время трофейщиков.

Винтовки, пулеметы, боеприпасы...

Все пригодится. Все пойдет в дело, ибо орднунг. Во всем должен быть порядок.

Пока Дильс возился с винтовками, Шультц, складывал в общую кучу солдатские мешки русских. Ральф знал, у русских они вместо ранца и там может быть много чего, что может пойти в дело, а главное пригодится самому. Он остановился около убитого. Русскому снесло полголовы. Лежал он на боку, а за плечами был объемный мешок. Осторожно избавив тело от мешка, Шультц попытался его развязать, но попытка сразу не удалась — вся горловина вместе с затянутым узлом была пропитана кровью. Тогда он вынул нож и несколько раз полоснул по узлу, после чего вытряхнул содержимое. Удовлетворённо поцокал — кровь до вещей не добралась. Комплект чистого белья, полотенце, пара железных банок, очевидно тушенка, полбуханки черного хлеба, завернутая в газету и фляжка. Шультц быстро скрутил крышку, понюхал, глотнул немного, удовлетворённо осклабился. Эта фляжка уже шестая, но в тех была водка...

Ральф покосился на Дильса. Сообщить о находке, или не стоит? Или...

От пришедшей мысли Шультц усмехнулся и, хитро глянув на напарника, воскликнул:

— Курт, я бимбер нашел! Чистый, как слеза младенца! Будешь?

— Спрашиваешь! — тут же отозвался тот. — Глоток другой никогда не помешает.

— Только не много, а то 'Большой Ганс' заметит.

Курт взял протянутую флягу и сделал хороший глоток, тут же его глаза полезли из орбит, лицо покраснело, он поперхнулся и закашлялся, а Ральф засмеялся довольный своей шуткой.

— Свинья ты Ральф, — еле выговорил Дильс. — Это же спирт! Воды дай...

Шультц хотел было закончить шутку, дав напарнику флягу с водкой, но передумал. Достал с водой.

— Держи, и закуси, а-то окосеешь и вновь попадешься Большому Гансу.

— Тогда многие попались, но отдувался один я, — буркнул пришедший в себя Курт. Достав из ранца галеты, банку сардин, ловко вскрыл её ножом и принялся поглощать консервированную рыбу.

— А не надо было пить столько пива.

Дильс поморщился, вспоминая тот случай. Это произошло три дня назад. Лихие гренадеры проскочили небольшое русское село, а их трофейная команда расположилась в самом центре села у дома с закрытыми ставнями и дверью. Парни сразу заинтересовались — что внутри дома? Живо сорвали замки, вошли и обнаружили склад продуктов, среди прочего нашли бочки. С пивом.

Единогласно признали — пиво дрянь, что не помешало вылакать чуть ли не половину. Потом явился Кранке...

— Эта кислятина не пиво. Мой отец варит пиво.

— Парни не жаловались.

— А попало мне.

— Ладно, — поднялся Шультц, — надо работать. Иди вон там приклад виден.

Жуя очередную галету, Курт направился к огромной воронке, на краю которой торчал приклад русской винтовки.

— Ферфлюхте...

— Что? — обернулся Шультц.

— Тут русский. Живой.

Тело шевелилось под слоем земли. Стон больше похожий на скрип был еле слышен.

— Живучий народ эти русские, — сморщился Курт. — Смотри, ему почти оторвало руку и ногу, но живет. Мучается...

— Так пристрели, раз тебе его жаль — флегматично посоветовал Шультц.

— Нет, я не жалостный. — Скинув с плеча карабин, Курт навел его на шевелящееся тело и вдавил спуск. Бабахнувший выстрел всполошил отдыхающее отделение у рощи.

— Алярм! — Один из солдат мгновенно взлетел на бронетранспортер и, развернул пулемет, остальные рассыпались рядом с машиной.

Ральф поднял руку, показывая, что все в порядке и опасности нет. Пулеметчик что-то сказал солдатам и к трофейщикам направился один из солдат.

— Обершютце Нойманн, — представился подошедший. — Что тут у вас, камрады?

— Пристрелил русского, — ответил Курт, кивая на тело.

— А-а-а, — кивнул солдат и его взгляд остановился на покачивающемся Дильсе.

Шультц выругался про себя. Трофейные спирт и водку он уже спрятал, и делиться с гренадерами не собирался. Но Курта, несмотря на хорошую закуску развезло. Шутка оказалась хоть и смешной, но не очень удачной. Не дай бог узнает 'Большой Ганс'...

Ральф решил, что лучше поделиться трофеями. Он достал одну из фляжек с водкой, добавил три банки русских консервов, сверток с салом и протянул все обершутце.

— Держи, камрад, за беспокойство.

— О, спасибо камрады, — довольно осклабился солдат, — если что, зовите. У меня был товарищ, лучшего ты не найдёшь... — начал петь Нойманн уходя.

— Бараба-а-ан пробил бой, он шёл рядом со мно-о-ой... — подхватил Курт гнусаво.

— Курт, заткнись, ради всех святых! — разозлился Шультц и услышал хохот Ноймана.

— Понимаю тебя, дружище! — крикнул тот. — Не каждый такое выдержит.

Курт тоже засмеялся, но петь перестал. Он присел около трупа и вытащил из кармана мертвого русского документы, и среди них обнаружил фотокарточку. На ней молодая и очень красивая женщина держала удивленную девчушку, а рядом, положив руку женщине на плечо, стоял строгий военный. Курт покосился на труп, хмыкнул и принялся рассматривать женщину.

— Смотри, какая красивая фройлян!

Шультц покосился на фото.

— Фрау, Курт, фрау. Эта женщина замужем, разницу чуешь?

— Без разницы. Она уже вдова.

— Русская вдова, — поправил Ральф. — А ты женат?

— Не, не сподобился.

— Почему? Хотя, не говори, — Ральф усмехнулся, — и так все ясно. Наши фройлян любят статных и подтянутых мужчин.

Курт не ответил, тяжело вздыхая. Он и так знал, что форма ему не идет. Что поделать, если природа обделила статью и внешний вид выпадает из общего принципа — немец, одетый в военную форму, выглядит так, словно в ней родился. Наоборот, внешний вид Дильса, являлся объектом всевозможных шуток, которые не доходили до откровенных издевательств только благодаря фельдфебелю Кранке. 'Большой Ганс' осаживал остряков, но сам раздражаясь не забывал обязательно припахать нерадивого Дильса.

— Курт.

— Что?

— Ты зачем в армию пошел?

— Как зачем? — удивился Дильс, вытаскивая винтовку из воронки. — Хочу после войны получить тут надел.

— Хотеть не вредно, — усмехнулся Ральф. — Наделы первыми получат камрады из строевых, что заслужили это право в боях.

— Земли у русских много, — возразил Курт. — Всем хватит.

Тут Дильс замер, смотря в глубину воронки.

— Что там? — спросил Шультц, подходя.

— Еще один живой 'Иван'.

Этот русский не стонал. Просто смотрел, и в глазах его читалось презрение с лютой ненавистью.

Шульц оглянулся — свой маузер он оставил около ранца. Но рядом стоял Курт с карабином на плече.

Оружия у русского не было. Но это ничего не значит — были прецеденты. Поэтому приближаться к 'Ивану' не спешили. На первый взгляд этот русский был не опасен. Вся его голова в крови, рваная рана в левой руке, перебиты ноги, из живота вывалились кишки. Удивительно, как он еще не сдох...

Вдруг русский рассмеялся. Сначала нервно, отрывисто, затем его смех стал ровней. Он смеялся, придерживая выпадающие потроха. Кровь сочилась сквозь пальцы. Но русский смеялся, и это было жутко...

— С ума сошел, — ёжась, констатировал Курт.

— Пристрели и дело с концом, — пожал плечами Шультц и шагнул ближе. — У нас еще много работы.

Курт скинул с плеча карабин, но русский замолк и, сверкнув яростным взглядом, неожиданно сказал по-немецки:

— Вы мертвы!

Дильс и Шульц оторопели.

— Вы уже мертвы! — повторил русский. — Сдохнете. Пусть не сейчас, но все равно сдохнете. Не будет никакого земельного надела на Священной Русской Земле! Будет лишь березовый крест, или вообще ничего. Один лишь прах. Да, от вас останется только прах! — голос русского зазвенел. — А мы придем на вашу землю. Все придем. Ваш бесноватый фюрер застрелится, когда наша армия будет штурмовать рейхстаг. Восьмого мая Германия капитулирует. А девятого мая будет Победа! Это будет! Будет!

И русский вновь захохотал.

Шультц тупо смотрел на русского, с трудом переваривая его слова. Дильс мгновенно протрезвел. Он скинул с плеча карабин, собираясь пристрелить этого 'Ивана', но в этот момент что-то глухо хлопнуло, русский отвел руку от живота и Курт увидел гранату.

— Гранатен! — крикнул Шультц отскакивая, но не успел. Вспышка разрыва совпала с выстрелом. Это все что успел сделать Дильс.

Глава-1

Наши дни.

— Семьдесят два... семьдесят три...

Весь народ в фитнес-центре сегодня собрался в одном месте. Случайный спор вылился в соревнование — кто больше подтянется. И ставка — десять бутылок элитной водки. Но не это главное. Главное принцип — самые лучшие это... вот тут сошлись два мнения — кто круче — морпехи или десантура? Спор мгновенно накалился. 'Морпех' как решение предложил спарринг, 'десантник' согласился. Некоторые присутствующие поддержали, желая увидеть настоящий бой двух сильных бойцов, но большая половина была против. А спорщикам уже было плевать на мнения присутствующих, ибо задета честь. Однако к ним подошли их друзья и мягко перенаправили на турники.

— Семьдесят четыре... семьдесят пять...

Присутствующие разделились на две стороны. Каждый болел за своего. Азарт захватил весь зал. Делали ставки, подбадривали криками, и хором считали:

— Семьдесят шесть... семьдесят семь...

Два крепких парня. Мускулистые, статные, красавцы. Обоих украшали шрамы. У 'морпеха' рубец шел наискось груди, у 'десантника' на предплечье след ожога, который немного портил татуировку.

Подтягивались одновременно, на общий счет. И это было правильно. Бугрились накаченные мышцы, притягивая взоры восхищенных дам. Рельефно выделялся пресс, вгоняя в меланхолию мужиков с пивным животиком.

Лишь один парень смотрел на действо спокойно. Он сидел на тренажере, иногда прикладываясь к бутылке с водой. На турнике его друг. С детства вместе. Детсад, школа, и в армию тоже вместе, но служить выпало в разных войсках. Друг попал в десант, а куда еще направить призывника Маргелова Василия Дмитриевича? А он, Жуков Сергей Евгеньевич, попал в разведку. Что говорить, армия — хорошая школа, и Сергей нисколько не пожалел. Отец мог 'отмазать' его от службы, но сын был против. Против мнения родителей. Учеба подождет, а армия... дед рассказывал, как они бегали смотреть на проходящие маршем батальоны и неуклюже маршировали следом, как один раз их сняли с поезда, когда с друзьями собрались сбежать на фронт. Прадед Сергея погиб в самом начале войны. И Жуков считал, что он должен, просто должен стать настоящим мужиком. И нисколько не пожалел.

— Восемьдесят! — заревели в зале, встречая очередной десяток. — Восемьдесят один...

Жуков заметил, что 'морпех' начинает сдавать. Нет, он еще крепился, подтягиваясь одновременно с Васькой, но уже делает это с явным трудом, а Маргелову это 'семечки'. У него как-то появился бзик — поставить рекорд по подтягиванию, и начал интенсивно заниматься в этом направлении, но начавшаяся учеба в институте заставила сократить тренировки. Однако подтянуться он мог уже две сотни раз.

Сергей взглянул на часы, висящие противоположной стене, и поморщился.

Четвертый час, опаздываем. Паша будет в ярости, — подумал Жуков. Ничего, 'безумный профессор' со своим изобретением подождет. Хотя это не изобретение, а скорее удешевление, что может в результате принести им хорошие деньги. Если конечно фирмы, выпускающие один медицинский аппарат, заинтересуются новой технологией.

Паша... генератор идей. Еще в школе выдавал на-гора всякие изобретения. Большинство идей были откровенно безумными, что определило и кличку — 'Нимнул', или 'Безумный профессор'. Паша не обижался. Вообще он был спокойным и уравновешенным парнем. Природа наделила его живым умом, но наказала неважным здоровьем. Вся учеба в школе — это сплошные болезни, но помощь родителей, и собственное трудолюбие выводило его в ряды лучших учеников. Школу Свешников Павел Анатольевич закончил с золотой медалью. В институт Паша поступил, не особо напрягаясь, несмотря на дикую конкуренцию. И пока Сергей с Васькой служили, успел закончить три курса. Свешников устроился в институт лаборантом, что дало ему возможность воплощать в макетах некоторые свои идеи.

Задумавшись, Сергей отвлекся от главного действа в фитнес-центре. 'Морпех' уже с трудом подтягивал себя к перекладине, а Маргелов невозмутимо зафиксировал верхнее положение, и взглянул на друга. Жуков тут же постучал по левому запястью, напоминая, что они уже опаздывают. Вася кивнул, посмотрел на 'морпеха', быстро сделал выход вверх, разогнулся, поднимая тело вертикально, после чего крутанув 'солнышко', изящно спрыгнул.

Зал взревел.

Морпех повисел на перекладине, и тоже спрыгнул. По условиям спора прекращать упражнение можно, только если оппонент не может продолжать подтягивание. Но Маргелов прекратил первым, несмотря на явное превосходство. Во-первых — время, во-вторых... во-вторых 'морпех' парень нормальный, и показывать свою удаль меж родами войск не дело. Неодобряемый выпендреж, поэтому Вася решил радикально. Он шагнул к 'морпеху' и протянул руку.

— Предлагаю ничью.

— Согласен, — выдохнул тот. — Но водка с меня.

— Согласен.

— Молодец, Вася, — хлопнул по плечу подошедший Жуков. — Хорошо придумал, и никто не в обиде.

— Какие обиды, мужики, — улыбнулся 'морпех' и протянул руку. — Меня Юрой зовут.

— Сергей.

— Василий, — кивнул Маргелов. — Посидим за рюмкой чая?

— Не ребят, — отказался Юрий, — не в обиду. Я за рулем и ехать сегодня далече... поисковик я. Мы погибших на той войне ищем.