Золотой Конвой

Лев Соколов

Золотой Конвой.

Он объявился утром. Прекрасным, воскресным утром, о погоде которого ничего не могу сказать, потому как я спал. Да, дрых у себя дома на раскладном диване, и видел десятый сон. Тут-то и зазвонил телефон. Сколько-то там я пробуждался... Переходил из сна в явь, шарил по округе руками, пока наконец не нащупал мобилу. Потом еще крутил её, пытаясь спросонья сообразить, чего нажимать, и как прикладывать к голове. Долго короче. Менее терпеливый абонент уже давно бы прекратил звонить. Но не он. Потому что это звонил Ваня.

— Ал-лл-оо-о... — наконец сказал я. Это началось как слово, а закончилось зевком.

— Привет, брат! Узнал? — Плеснуло оптимизмом из трубки. — Это Иван!

— Иди ты на хрен! — Проинформировал я о маршруте, и с чистым сердцем приготовился дать отбой.

— Чего? — Успели удивиться с той стороны.

— Ты времени видел сколько? — Пробубнил я. — У тебя совесть есть?

— А сколько? — он там на секунду запнулся, видимо оторвав мобилу от уха, и поглядев время, — да семь часов уже.

— Уже... Утра! — Рявкнул я. — Воскресенья, между прочим. Люди, знаешь в такое время еще могут спать.

— Ну прости, прости, дружбан, — мимолетно покаялся Ваня. — Я такое узнал! Не мог ждать! Ты щас просто обалдеешь! Я у твоего дома. Ща поднимусь!

— Не надо. — вяло буркнул я, но в трубке уже загудели решительные гудки отбоя.

Я отложил трубку на тумбочку, и крякнул. Ну просто отлично... Пару минут я пялился в потолок, на котором утреннее солнце раскидало контрастные тени. В коридоре настырно запиликал домофон. А-ааа, он уже тут... Появилась соблазнительная мысль-двуходовочка: — отключить мобилу, и не подходить к домофону. Но ведь чтоб отключить домофон, все равно придется к нему доползти... И так уде сна ни в одном глазу; сбил гад. И потом, — обидится. Лучший друг, все-таки.

Я откинул одеяло, и преувеличено бодро выбросил себя из постели. Нащупал ногами шлепки, и вышел из комнаты в коридор. Долго ждать Ване не пришлось. И комната-то у меня не велика, а уж коридор — одно название; точка пересечения троп между выходом и санузлом. Это называется 'квартира-студия'. Под ипотеку...

— Кто? — На всякий случай вопросил я в домофон.

— Ну кто? — Возмутился Ваня. — Открывай!

Я вздохнул, и нажал кнопарь. Внизу пиликнула разблокированная парадная дверь. Закрылась с гулом. Пока там Ваня одолевал лифт, я открыл дверь в ванную, и плеснул на физиономию холодной воды. Сразу пободрело. Из зеркала на меня глянул припухлый ото сна я. Короткая стрижка и укрощенная триммером щетина, позволили упорядочить волосы одним движением руки. Входную дверь энергично задергали. Затем зазвонил звонок. Я вышел из ванной.

— Кто там? — Мстительно уточнил я, глядя в глазок.

— Да ну кто?!! — Вскипел Ваня. — Открывай давай!

Хохотнув, я провернул замок. Ваня-вихрь, влетел, мимолетно всучил мне свою руку для пожатия, вывалился из кроссовок, и промчался мимо меня в квартиру, рассекая воздух растрепанными патлами.

— Давай к кухне, — махнул рукой я. — Ударим по чаю.

Мы перебрались 'к зоне кухни', как это называют, а говоря точнее, в ту часть комнаты, где был обеденный стол, раковина и плита. Ваня оккупировал стул.

— Рассказывай, — предложил я, пока сам доставал из шкафчика чашки, и турецкий гранатовый чай.

— Уф... — Продул трубу Ваня. — Старик, на этот раз дело верное!

Я застыл с чайником в руках.

— Опять клад, Вано?

— Я ж говорю, теперь верняк!

Я помолчал, глядя в его честные, восторженные глаза.

— Ваня. — Проникновенно заговорил я. — Я в этом не участвую. Тебе прошлого раз не хватило? Когда твоя 'Пантера в болоте' оказалась старой сеялкой? Весь отпуск в грязище проползали! В тот раз, помнится, тоже было 'верняк'.

— Я ж не отрицаю. — Без тени сожаления подтвердил Иван. — В тот раз капитальный конфуз вышел. Опыт сын ошибок трудных, и все такое... Но теперь-то совсем другое дело!

— Да-а.

— Ну ты можешь послушать просто? А уж потом будешь брызгать секпсисом. Дай сказать-то.

— Ну, валяй, валяй. — Меланхолично согласился я.

— Короче, — ты про клад Колчака слышал?

Я подумал, машинально крутя чашку в руках.

— Ну про Колчака слышал, кое-чего. В начале 20го века, во время гражданской войны, был правителем одного из кусков страны. Он? Фильм про него еще был, с таким носатым актером...

— Да, он. — Кивнул Ваня. — Чего еще помнишь?

— Слушай, — я снял с подставки, и поставил перед ним закипевший чайник, — ты же знаешь, мое хобби — история древнего мира.

— Да-да, — фыркнул Иван. — Все эти твои древнегреческие римляне, и древнеримские греки. Не стыдно? Про каких-то иноземцев копаешь, а историю своего народа вековой давности — ни бум-бум.

Это был наш с Ваней давний спор. Меня привлекала античность, ну максимум раннее средневековье. Он же был ярый националист, и его любимой темой были первая, и вторая мировая. В этом отношении, мы дополняли друг-друга недостающими знаниями. Спор был давний, — и начинать его сейчас по новой, я не собирался.

— Ну чего еще помню?.. — Я почесал затылок. — Недолго у твоего Колчака музычка играла. Раздолбали его 'красные', и расстреляли. На том и сказке конец.

— Так, да не так. — Ваня сыпанул в заварочную чашку пучок гранатовых листьев, и залил крутым кипятком. — На самом деле, это не красные войска Колчака затюкали.

— А кто?

— Ну знаешь, это сейчас все пытаются свести, будто воевали 'красные' и 'белые'. Такое упрощение, для легкости. А на самом деле, кого в то время только не было. И красные, и белые разных мастей, и зеленые, и серо-буро-малиновые, и иностранцы. Полный хаос. А Колчак, получается... сам себя раздолбал.

— Это как? — я от удивления даже прекратил надрывать пачку мятных пряников, которые хотел высыпать перед Ваней в вазочку.

— Да вот так. После начала гражданской, в Сибири образовалось собственное правительство — 'Директория'. Колчак захватил у неё власть военным переворотом, и объявил себя диктатором. Проправил недолго, — около двух лет. И настолько за это краткое время умудрился достать местных, что мужики начали массово уходить в лес, сбиваться в партизанские отряды, и месить колчаковских солдат. Нападали на обозы, портили рельсы на железной дороге... Короче, реальная партизанская война. К моменту, когда красные начали наступление, войска Колчака, считай, остались без тыла, и коммуникаций. Войска были разрезаны на несколько кусков, подвоз боеприпасов и подкреплений почти невозможен. Красным оставалось только снять с ветки плод.

— Созревший. — Констатировал я.

— Сгнивший. — Поправил Иван. — Нельзя доводить свой народ. Колчак этого не понял, — за то и поплатился.

— Чем же твой Колчак так местных сибиряков умудрился достать? — Уточнил я.

— Чем... Ты пряники то-ко мне поближе двинь. — Достал поборами. Война дело дорогое. А кто пробовал возмущаться — тех в колчаковскую контрразведку забирали.

— И чего?

— И все. Забирали много. А выходило — мало. А если массовое возмущение — массовый расстрел. Знаешь, у нас в средней полосе России, события гражданской как-то замылились. Наложились более поздние беды, когда немцы в Великую Отечественную лютовали. А в Сибири подвиги войск Колчака долго помнили. Что-то вроде немецких карательных команд, и гестапо в одном лице. Люто они себя с населением вели. Оставили народу зарубку в памяти. — Резюмируя эти слова, Ваня умял мятный пряник.

— Чего ты в сухомятку? Погоди, чай разолью.

— Да не надо, — отмахнул надкусанным пряником Иван, — пусть настоится. Самое смешное, что на допросах у красных Колчак делал невинные круглые глаза, и утверждал, что о жестокостях к населению и пленным он ничего не знает. Мол, это подчиненные там тайно зверствовали, а он всегда был в белом, и д'Артаньян.

— А может, правда не знал? — Предположил я.

— А какая разница? Кому в его застенках от этого легче было? Ты главный, — с тебя и спрос. Ну, в общем, как ты и сказал, — пустили красные Александра Колчака в расход.

— Жутковатое словцо, — поморщился я. — 'В расход'.

— А тогда время вообще жутковатое было. Голод, тиф, мясорубка гражданской. Сейчас вот курс рубля, доллара и евро люди меряют. А тогда человеческая жизнь по иному курсу шла: — по цене патрона. Я читал воспоминания врачей тех лет. Так пишут, у некоторых участников гражданской, психическая болезнь развивалась. Им надо было кого-то убить, хоть раз в день. Тогда бодрый, веселый. А иначе — ломка, сонливость, апатия. Наркоманы смерти. Причем, от стороны за которую воевал, это никак не зависело. На гражданской святых нет. Вот и выражения для обозначения убийства были, — 'в расход', 'в распыл', 'списать'. Бухгалтерия братоубийства.

— Мда... — Я помолчал. — Ну а клад-то?

— Ах-да! Клад! — Снова завелся Ваня. — Значит, слушай расклад. В 1915ом году, половина золотого запаса Российской Империи, хранилась в Казани. В 17ом, когда начался кризис и революционные непонятки, туда же начали стекаться ценности из других крупных отделений Центрального Императорского банка, и частных банков. Меняя хозяев, в хаосе гражданской, золотой запас еще попутешествовал, пока в 1918м не попал в Сибирь. То есть как раз — 'Директории', а после переворота — под контроль правительства Колчака, который разместил его в городе Омск. Ясное дело, что во всей этой неразберихе, золотой запас несколько 'похудел'. Но все же, Колчаку достались огромные ценности.

— Насколько огромные? — Заострился я.

— Гигантские! — Взмахнул Ваня пряником. — Управляющий делами совета министров при правительстве Колчака, — господин Гинс, докладывал, что в распоряжении имеется 688 тонн золота!

— Бхе-е! — Подавился пряником я. — Сколько?!

— Там еще были 480 тонн серебра, и всякое барахло, вроде платины, и ювелирных художественных ценностей, — небрежно дополнил Ваня, — но это уже так, на закуску.

— Это... это много.

— Да, — согласился Ваня, — но ты погоди радоваться. К чести Директории, пока она была у власти в Сибири, — золотой запас почти не расходовался. Все расчеты производились бумажными деньгами, которые директория нашлепала на станках. Но как только Колчак пришел к власти, — он тут же принялся транжирить золотишко.

— Куда?

— В основном тут подсуетились союзники по Антанте.

— Антанта... — я наморщил лоб, — это же блок государств, который воевал против немцев в Первой Мировой войне. Туда входила и Россия.

— Именно. Антанта, — это Британия, Франция, США, Япония, и другие страны помельче. А когда в России случилась гражданская, — эта самая Антанта поддержала некоторых её участников, против других. Там, если упрощать, было так: Красные в России считали, что нужно строить новый общественный порядок, и все находящиеся в стране ценности и предприятия должны принадлежать народу. А если учесть, что некоторые предприятия в России уже давно контролировались финансовыми магнатами стран Антанты, — им это сильно не понравилось.

— Не хотели активы терять.

— Точно. Поэтому Антанта выступила против красных, и поддержала их противников — в том числе Колчака. Помогала ему оружием, обмундированием, и прочими военными запасами. Все это под трындеж о союзническом долге, боевом братстве с Россией... Но, как и положено дельцам, — не за красивые глаза.

— То есть союзники Колчаку оружие тупо продавали?

— Да. Но, не за бумажные рубли. Они к тому времени уже катастрофически обесценились. Все что Колчак покупал, он оплачивал чистым твердым золотом. Русские деньги утекали за рубеж. Часть, — в оплату бомб и патронов. Часть, — депонировал, 'на хранение'. Эти деньги, понятное дело, потом тоже никто не вернул... Справедливости ради, когда союзники предложили Колчаку передать им золотой запас полностью — Колчак отказался. Видимо, понимал что это его последний козырь на руках. Но и без этого, Колчак умудрился растранжирить около 185 тонн.

— Нехило.

— Да. В 1919ом, когда колчаковские фронты уже трещали под натиском красных, началась эвакуация золота из Омска. Дальше на восток, по транссибирской магистрали. Это был так называемый 'Золотой Эшелон' Колчака. Он состоял из нескольких железнодорожных составов, в одном из которых ехали с сам адмирал с личным конвоем. Ситуация там была крайне сложная. Часть железной дороги контролировали войска Колчака. Часть 'союзники', в основном из чехословацкого корпуса. А часть — партизанские отряды красных, и не только красных.

— Слоеный пирог какой-то. — Заметил я.

— Именно. При этом, даже на подконтрольных Колчаковским войскам участках, местные железнодорожники устраивали 'любимому адмиралу' массовый саботаж. Двигаться в таких условиях по железной дороге было очень трудно. И под Иркутском, состав Колчака встал окончательно. Его блокировали чешские 'союзники'. А когда чехи получили от красных (которые блокировали другой кусок дороги), ультиматум, — то заключили с красными сделку: Отдали золото и Колчака, в обмен на беспрепятственный проезд к Владивостоку, где они могли погрузиться на корабли, и отбыть восвояси. Адмирал и золото достались красным. Ну, что было с адмиралом, — ты уже знаешь.

— В расход, — отхлебнув чая, пробубнил я.

— Точно. А вот с золотом сложнее. Красные действительно получили золотой запас, который в дальнейшем стал основой золотого запаса Советского Союза. Но получили катастрофически похудевшим. За время покатушек по железной дороге, золотой запас усох почти на треть! Недосчитались примерно 137ми тонн!

— Куда ж они делись?

— Куда... — Хмыкнул Иван. — Рассосались по тайникам и карманам. Тырили все, кто мог дотянуться. Союзники, местные мужики, колчаковские вояки которые решили обеспечить старость. Часть хоронили идейные белые офицеры, не для себя, а чтоб спрятать от красных. Крупные куски прятали в ухоронки, 'до лучших времен'. Сколько из тех, кто прятал, смогли потом вернуться за добычей — неизвестно. Но с учетом, сколько народа погибло еще потом в гражданской... К тому же красные вскорости закрутили гайки на границах, — многие эмигранты просто не смогли вернуться к своим тайникам. Представляешь, — каково это? Жить впроголодь где-нибудь в Париже, зная, что где-то лежат несколько твоих тонн золота? А?

— Так с ума сойти можно.

— Сойти, или спиться. Или попытаться нелегально попасть в страну, и погибнуть где-то на границе... Короче, — так и лежит часть золотого запаса империи, в забытых схронах.

— Ну ладно, история интересная, — я поставил чашку на стол. — А нам то что с того?

Ваня с ответом не торопился. Даже пряник отложил, и потер друг о дружку ладони. И потом воздел палец к потолку, — для значительности.

— А то, — проникновенно и торжественно сказал Иван, — что мы с тобой скоро откопаем один из таких колчаковских схронов!

— Откуда дровишки? — Меланхолично спросил я.

— На этот раз верняк, старик, — задушевно пообещал Ваня. Но увидев выражение моего лица, стер лыбу с лица, и заговорил максимально серьезно. — На этот раз, правда, без дураков. Есть у меня один знакомый. Потомок одного из офицеров, которые конвоировали золото. От предка ему досталась указка — где спрятано, и как взять. Все подробно.