Маленький маг(рабочее)

Вступление

Они взбирались по склону, спотыкаясь и поскальзываясь, обдирая руки в кровь и раздирая в лохмотья одежду. Его гнала наверх нестерпимая жажда почти сбывшейся мечты. Почти все уже готово, почти все собранно, осталось только привести девушку. Довести, дотащить...

Почему она шла с ним? Это элементарно: он ее спасал, он ее любил. Теперь она с радостью согласилась на его безумную мысль. Согласилась после двух долгих лет поисков всех необходимых ингредиентов. После четырех лет разработок нужного заклятья.

Под ноги попался ненадежный булыжник, вывернулся, с шумом покатился вниз, увлекая за собой все новые и новые камни. Он кое-как удержал равновесие, оглянулся на начавшийся маленький обвал. Вот так все и началось семнадцать лет назад. Только камнем, начавшим обвал, был он сам. И теперь камню хотелось вернуться туда, откуда его забрали семнадцать лет назад.

Семилетий щенок — мало того, что сумел выжить, мало того, что сумел выучиться у своего мучителя, мало того, что сумел победить своего учителя, он перевернул вверх тормашками весь мир своими странными понятиями свободы. И теперь прокладывал дорогу назад. Домой. В тот дом, который он едва-едва помнил.

-Добрались, — выдохнул он, без сил валясь на плоский камень, спокойно лежавший на краю круглою площадки, венчавшей небольшую горушку.

Его хриплый голос с властными, уверенными нотками едва слышно донесся до девушки.

-Ты все-таки безумец, — едва слышно прошептала девушка, так же валясь на камень. — Заклятье ты поставил?

-Ага. Чтоб дожди да ветры не тронули.

Круглая площадка не была ровной. Ее поверхность избороздили линии, на ней лежали вещи, которые не могли очутиться в таком большом количестве на столь маленьком клочке земли. Дырявый шлем, истлевшая кисть, перья, какие-то тряпки, в которых лишь с трудом угадывалась кукла, несколько разноцветных камней, бурый кусок давно высохшей плоти.

-Оксаграмма сбилась. Видишь, линии кривые? — указала пальцем девушка.

-Не трогай, так и задумано. Заклятье не позволит измениться тому, что в круге. Только человек сможет снять заклятье. Но, слава богу, люди тут редко ходят.

-Кому слава? — не поняла девушка.

-Богу. Так мама говорила. Это чуть ли не единственное, что я помню. Пить хочешь?

-Не откажусь. Все-таки, последний раз в жизни.

-Не говори так, — покачал он головой, доставая из сумки флягу. — Я после подобного заклятья выжил. Да и тебя постараюсь спасти.

-Как?!! — вопрос больно бьет по чему-то в его душе, он не отвечает.

Некоторое время они молча ели, не жалея запасов. Запасы им были не нужны в любом случае. Уж охрана-то об этом позаботится.

Что он будет делать дома? Ведь ничего же не знает о том мире. Знает лишь то, что магии там почему-то нет. Зато есть телевизор. В котором горят какие-то лампы, и оттого он показывает. Есть машины, в которых почему-то ревет Мотор и выдыхает вонючий дым. Есть велосипеды, на которых нужно ездить, крутя педали. Как мало он помнит о доме! Что он будет делать, не зная абсолютно ничего? Как сможет объяснить свое семнадцатилетнее отсутствие? Как он вообще сумеет доказать, что он это именно он? По следу от отцовского ремня?

Безумие. Но разве не была безумием вся его предыдущая жизнь? Он умеет драться. Кулаками и языком. Он будет снова прокладывать себе путь. Куда? Потом выяснит.

Рывком встал, отметая все свои сомнения, жестом скинул защитное заклятье.

-Ты поела? Готова к заклятью?

Вместо ответа она поднялась, подошла к нему и трогательно ткнулась головой ему в грудь.

-Ты уверена? Может, найдем девчонку какую, спасем от жреческого ножа, накупим игрушек, сладостей...

-Перестань. Ты ж не такой. Тебе же так же тяжело будет убивать и ту девчонку. Так зачем тратить время?

-Я вернусь, я тебе обещаю. Поэтому — держись и не умирай!— он не знает, что еще сказать, он не умеет ободрять. Он говорит что приходит в голову и молчит, когда слова вновь кончаются.

А что еще можно сказать? Все уже было давным-давно сказано.

Он вошел в круг, поднял лежащий посох, вытащил из сумки золотой медальон с крупным рубином. Если бы здесь прошел человек и развел бы костер из суковатой сухой палки с непонятным цветком на одном конце — магу пришлось бы заново начинать заклятье.

Но — обошлось. Он встал в центр оксограммы, надел медальон, ударил посохом в землю. Сухая палка моментально стала толще, пошла почками, распустился засохший цветок. Маг поманил пальцем девушку. Она подошла.

-Ты меня любишь?

-Что, ритуал уже начался?

-Еще нет, но прежде ответь на вопрос: ты меня точно любишь?

-Ну да, конечно.

Он тяжело вздохнул. Закрыл глаза. И перед ним снова появился желтый пергамент с кривыми йезами заклятья.

-Он-дори-он-дори — нараспев, чуть слышно начал он произносить заклятье, ощущая как в левой, свободной руке появляется кривой кинжал. — Нидо-отли-шон.

Глаза девушки уже затуманились — заклятье убаюкало сознание, унесло в сладкий мир снов.

-Лиад оис. Хато, — кинжал вошел чуть ниже сердца. Не до конца. Оставляя шанс.

Небольшим ручейком потела кровь, заливая вычурный символ. И откликаясь на магию крови, оксограмма неярко засветилась фиолетовым светом, который медленно сменился синим. Он продолжал читать заклятье, одной рукой держа посох, а другой доставая из сумки склянку с зельем. Синий сменился голубым, потом позеленел и начал желтеть. Он одной рукой выдернул пробку, наклонил склянку. Тоненьким ручейком полилась яркая зеленая жидкость на рану лежащей девушки. Линии уже светились оранжевым. Потом ярко-алый свет залил всю верхушку. Кинжал, вновь появившийся в его руке, нашел плоть мага. Белая вспышка заставила прикрыть глаза.

Он скорчился под одеялом, обхватив подушку руками. Некоторое время просто лежал, пытаясь понять, что же произошло. Линии оксограммы вспыхнули белым светом. А потом тьма. И гладкие простыни. И жаркое, не меховое одеяло.

Он встал с узкого кресла-дивана, огляделся. Конечно, в полутьме, царившей в комнате, многое было не понять. Неясно темнела громадина шкафа, высотой почти с два его роста, горели ярким зеленым огнем цифры будильника. Просвечивал сквозь шторы неясным пятном уличный фонарь.

-Черт! — сказал он в полный голос. В полный, звонкий, детский голос. И сразу заорал: — Черт!

В соседней комнате проснулась женщина, быстро зашлепала босыми ногами. Открылась дверь в коридор, щелкнул выключатель. Неяркий желтый свет залил комнату. Его комнату. В центре которой стоял мальчишка семи лет.

-Что случилось, мальчик мой? — спросила она, подходя к магу.

-Ничего... мам. Все хорошо, — он постарался улыбнуться, подошел к маме.

"Мда. Обещал я патриарху в случае удачи пятилетнее воздержание...Что мне делать?"

Глава первая

Первый раз в первый класс.

Утром его разбудил какой-то странный звук. Он открыл глаза, увидел смутно-знакомый шкаф, стол. "Ах да, я ж дома".

-Паша, ты встаешь? — донесся до него голос какой-то женщины. Мамы.

-Да, мам. Сей же миг.

Он встал. И понял, что не имеет ни малейшего представления во что и как одеваться. Ну, скорее всего в то, что лежит на стуле. П'вол поднял кусок ткани. Так, это рукава, это... странные крючки. Ах да, пуговицы. Штаны, ремень, куртка. Сумка. С двумя ручками, сделана под его рост. Ранец.

-Ну чего ты там копаешься? Опоздаешь ведь, — заглядывает в комнату огромная женщина.

Это не женщина огромная. Это он маленький.

-Мам, а куда я опоздаю? — с искренним недоумением спрашивает П'вол.

-Не придуривайся. Ты, конечно, еще и месяца не отучился, но ведь все прекрасно сам знаешь!

-Мам, я не помню куда идти.

-Хорошо. Провожу, — спокойно кивнула женщина.

-Лен, вы там идете? — раздался мужской голос из кухни. — Остынет же все!

Это папа. А остынет, скорее всего, еда.

П'вол прошел в кухню, сел на табурет за стол.

И был вытащен из-за стола за шкирку.

-А ну марш умываться, — отец отпустил, подтолкнул к ванной.

Надо привыкать, что все взрослые невероятно сильнее. Надо подумать, как свести на нет все их преимущества.

Кстати, его кожа снова стала белой, а волосы — светлыми, а не золотыми. Непривычно видеть себя в таком чистом зеркале, а не в полированном куске бронзы.

Мама и в самом деле проводила до школы. П'вол ведь до конца стоял на своем: не знаю куда идти и все тут! И ведь правду говорил, даже лгать не пришлось!

Школа — большое двухэтажное здание с огромными окнами — была не так уж и далеко, всего в пяти минутах ходьбы от дома. Дальше — к расписанию. Класс первый "В". Двадцать седьмой кабинет. Пришлось пройтись по всему этажу, прежде чем нашел нужный. Ребята узнали, поздоровались. Кабинет еще закрыт, учительница не пришла.

П'вол наблюдает за детьми, старается запомнить имена. Вон того толстого карапуза зовут Дима. Девочка с шикарной косой — Лена. Худенький парнишка, что-то увлеченно рассказывающий — Стас.

Двадцать восемь человек. То есть, детей. Ма-ма!!! Роди меня обратно! Я ж не выдержу! Я ж уже взрослый!

Когда пришла учительница, дети заняли свои места. П'вол сел на свободное, на первую парту. Учительница удивилась:

-Паша, ты сел на место Леши Куприна. Твое место вон там.

П'вол послушно пересел. Его место рядом со Стасом. Достали ручки.

-Итак, дети, сегодня у нас буква "о". Пишется она вот так.

Разумеется, его рука взлетела вверх.

-Что Паша?

-А я знаю как писать эту букву. И как писать весь алфавит. И даже как предложения составлять. С деепричастными оборотами.

-Это хорошо, что ты знаешь, — учительница говорит снисходительно, она привыкла, что дети воображают о себе бог весть что. — Но ты учишься в первом классе, а остальные дети этого не знают. Могу дать тебе переписать текст.

П'вол посмотрел на книгу, на выделенный абзац. Хмыкает. Двадцать минут его ручка (не перо, так хорошо!!!) летала по бумаге, оставляя чернильные следы. Потом он отнес тетрадь учительнице.

Почерк. Вот что отличает взрослого человека от ребенка, который недавно научился писать. В первом классе почти у всех неразборчивые каракули или крупные, печатные буквы. Здесь же... хороший, уверенный, сильный почерк давно пишущего человека.

-Тебя кто учил писать? — Спокойное выражение лица, а руки вертят очки.

П'вол молчит. Его Учителя тут не знают, это точно. Но как объяснить свое умение?

-Всегда умел, — широко, обаятельно улыбнулся ребенок.

-Вчера ты мне вот что написал — на странице вместо заглавной буквы "А" нарисованы звездочки.

-Ну... за ночь научился, — еще шире улыбается наглое дитя.

-Ох... садись. Цифры ты тоже писать умеешь?

-И складывать и вычитать и в степень возводить и корень извлекать. И даже что такое синус знаю.

-Ну-ка. Бери мел, пиши. Игрек равен иск квадрат плюс один. Икс равен игрек минус три.

-Икс два, игрек пять. В уме решается.

Следующие пол-урока учительница задавала самые разные вопросы. Потом прозвенел звонок, она сказала, что пойдет к директору.

Широко улыбающийся П'вол вышел из класса вместе со всеми. Дети его засыпали восхищенными вопросами. П'вол от них снисходительно отмахивался. Программу начальной школы он хорошо знал.

Следующим уроком — математика. Пока класс учился слагать, П'вол от нечего делать рисовал пентаграмму магического преобразования воздух-огонь. Заклятья-то в этом не работают. По крайней мере, он такого не помнит.

После рисования — большая перемена. Дети побежали в столовую, едят. Разумеется, уложились не в полчаса, а в десять минут. Выбежали во двор. И там П'вол наконец-то вновь ощутил себя ребенком. Дитем, которое может скакать в "классики", бегать наперегонки, играть в пятнашки.

Вот только тело не его. Тело стало гораздо слабее. Хорошо хоть, рефлексы остались.

Стаса прижал третьеклассник. Громко на него наорал и ударил. За что — кажется, за то, что Стас на него налетел. Потом ударил еще раз. Зло, яростно. Стас упал.

Улыбаясь, П'вол подходит к парню, который его на голову выше.

-Или ты сейчас же извиняешься — говорит семилетний пацан, — или тебя ударю я.

-Отвали, малявка, — наглец пытается его отодвинуть.

Ага! Счас! Только разбегусь!

П'вол хватает своего противника за нос. Тот пытается отодрать руки мелкого пацана. От боли он просто не догадывается его стукнуть. П'вол вцепился в нос намертво и все попытки противника приводят к тому, что у страдальца на глаза наворачиваются слезы. От дикой боли.

П'вол резко отпускает нос, отпрыгивает назад. С носа третьеклассника срывается кровавая капля.

-Будем считать, что ты извинился, — широко улыбается П'вол.

Страдалец так не считает. Размахивая кулаками, он бросается на наглого мальчишку. Тот с безопасного расстояния пинает его в причинное место.

Вот теперь бедняга успокоился. Он держится за больное место и тихо-тихо пятится назад.

-Еще раз — отправишься в больницу, — голос П'вола тих и спокоен, а на губах играет улыбка.

"У Стаса синяя скула. Этот идиот по лицу бил!" гневно думает мальчишка.

Разумеется, его вызвали к директору. Разумеется, взрослый мужчина с окладистой бородой и умными глазами за тонкой оправой очков, начал отчитывать ребенка. Разумеется, тот старался играть свою роль, постоянно вскрикивая "А чего он?". Когда директору надоело выслушивать эти сбивчивые оправдания, он отрезал:

-Ты про себя говори, а не про того парня. Драку-то ведь ты первым начал.

-Ну, если про себя... Я считаю, что мразь, срывающую злость на слабых, нужно учить с детства. Я считаю, что тот парень, если его не учить, вырастет законченным подлецом. Который схватится за ме.. за нож и пойдет грабить слабых. Тех, кто не может дать сдачи.

Директор удивился. Обычно таким вопросом он заставлял детей уйти в насупленное молчание, пока он сам их отчитывает. А тут! У маленького пацана уже есть свое мнение. Которое нельзя не признать правильным.

-Ладно. Хорошо. Тогда у меня к тебе другой вопрос. Видишь ли, сегодня Светлана Васильевна рассказала мне о твоих знаниях. И я хотел тебе перевести в третий класс.

-Зачем в третий? — немедленно перебил его мальчишка. — Лучше давайте сразу в последний. Математику я знаю очень хорошо.

-А алгебру, геометрию, физику, химию, биологию, историю, географию, астрономию, информатику, русский, английский? — обрушивает на него список предметов директор.

-Ваша взяла. Алгебру и геометрию я знаю. Русский и английский тоже. А вот с остальным будет проблема. Давайте так: вы никуда меня переводить не будете, а я буду вам сдавать экзамены. С последнего класса. Потом предпоследнего, и так далее.

-Зачем так? — удивляется директор.

-А затем, что я не хочу попасть в класс, где я буду меньше всех. Такое сразу бросится в глаза, унижений не избежать. Я уже видел ваших учеников. Потому знаю, что говорю.

Разговор прервал тревожный звонок, колоколом зазвеневший по коридорам. С первого этажа, перекрывая оглушительный звон, донесся чей-то истошный вопль "пожар".