Взгляд василиска Ii

Макс Мах

Взгляд василиска

(АИ боевик)

Глава 3. В мире теней

В геральдике василиска изображают с хвостом дракона, и он символизирует сокрушение врагов. Василиск так же символизирует вероломство или что-то смертельное.

1.

Петров, Русский каганат, 18 сентября 1991 года.

Илья Константинович Караваев исчез в 14.48 по Пулковскому меридиональному времени. Исчез, но не умер. Умер Витас Станиславович Казюлис — "гравер". Впрочем, не сразу. Сначала он передал Илье пачку документов на имя Максима Николаевича Коломийца и его жены Милены Яновны. Их дочь, Вероника, как несовершеннолетняя, в документах не нуждалась, но была аккуратно вписана в оба общегражданских паспорта, матери и отца. Сделаны документы были добротно, качественно. Как говорится, комар носу не подточит. Илья их не просто просмотрел, а проверил самым внимательным образом, но все — печати, бумага, мастика и тушь, и все мелкие детали и детальки, делающие документ "подлинным" — было на месте и никаких подозрений вызвать не могло.

— Благодарю вас, — сказал Илья, пряча бумаги во внутренний карман куртки. — Сколько я вам должен?

Но ответить "гравер" не успел, потому что именно в этот момент (15.07) он и умер.

Положа руку на сердце, убивать Казюлиса не хотелось, однако и оставлять его в живых было нельзя. На чаше весов лежали жизни Зои и Вероники, а рисковать ими Илья не мог и не хотел. Поэтому умер "гравер", а Илья исчез, но, как вскоре выяснилось, исчез он не насовсем. Ему вдруг страшно расхотелось становиться кем-нибудь другим. Вот, просто нет, и все. И, обдумав, эту ситуацию со всей возможной тщательностью, Караваев решил, что вполне может позволить себе и впредь оставаться Ильей, но, разумеется, не для посторонних, а для самого себя. Для внутреннего, так сказать, пользования.

"Почему бы и нет?" — но возражений, по сути, и не было.

Он покинул квартиру Казюлиса, сел в Дончак и поехал на облюбованную еще с утра платную стоянку возле Сенного рынка. Место было идеальное. Пять подземных этажей, и полная анонимность, поскольку живые люди здесь присутствовали только на выезде со стоянки, а вот въехать на нее можно было с нескольких разных улиц, где служащих — в целях экономии, надо полагать — не было вовсе, а были только автоматические шлагбаумы. Сунул металлический рублик, нажал кнопочку, получил талон с указанием времени прибытия, и всех дел. Расплачиваться за все время стоянки надо было только на выезде, но как раз этого Илья делать и не собирался. Он поставил Дончака на минус третьем уровне, стер все следы, отключил сигнализацию, и, оставив машину не запертой, поднялся на лифте на четвертый этаж рынка. Там он минут десять погулял среди прилавков, искренне наслаждаясь, то запахом сушеных грибов, то ароматом настоящего липового меда, то еще чем, но и посматривать вокруг не забывал, и, убедившись, что никто его не ведет, пошел дальше.

В четыре часа, в сервисном центре на Боровой, он купил и тут же оформил на себя подержанный, но в отличном состоянии Майбах-Мистраль, и уже на нем отправился к дому Реутова. Вчера он ему пару раз уже звонил — утром (часиков в десять) и днем (около трех) — но дома не застал, что, впрочем, нисколько не удивляло. Рабочий день все-таки. Однако сегодня, снова попробовав, на удачу, около десяти часов утра, и, естественно, дома его опять не застав, тактику изменил. Ну, что ж, решил он, если человек работает — а кем, кстати, он мог бы теперь работать? — то дома его быть и не должно. Ловить Реутова, если это все же был он, следовало или рано утром, или поздно вечером, но ни вчера вечером, ни сегодня утром, Илье было не до того. Однако в Петрове имелась городская справочная служба, и Караваев даже сам удивился, с какой легкостью ему удалось узнать не только адрес Реутова, но и его служебный телефон. К слову, телефон этот Караваева чрезвычайно удивил, потому что, набрав номер, он попал ни куда-нибудь, а на кафедру Нейропсихологии Петровского государственного университета.

— Кафедра нейропсихологии, — ответили с той стороны немолодым, но чрезвычайно благожелательный, женским голосом. — Вас слушают.

— Здравствуйте, — поздоровался Караваев. — Будьте любезны, попросить господина Реутова.

— Профессор Реутов еще не приходил, — ответили ему, нарочитой интонацией выделяя, слово "профессор".

— А должен? — ничуть не смутившись, спросил Илья

— Трудно сказать, — задумалась женщина. — Но если дело спешное, попробуйте позвонить ему в лабораторию.

— А телефон лаборатории вы не могли бы мне подсказать, а то я здесь без записной книжки ...

Но и в лаборатории Реутова не оказалось, поскольку, как вежливо, но уже без тени доброжелательности, сообщили Караваеву, профессор — "Значит, все-таки профессор?" — участвовал сейчас в какой-то научной конференции. Впрочем, конференция, как тут же и выяснилось, хотя мужчина на другом конце провода был этими расспросами явно раздражен, проходила там же, где находилась и лаборатория, но где именно, Караваеву не сказали, полагая, вероятно, банальностью. Однако в телефонной справочной Илья быстро выяснил, что данный номер принадлежит Психоневрологическому институту.

"Он? Почему бы и нет?"

Сказать что-то определенное пока было трудно, и Илья решил, благо срочных дел у него на сегодня больше не было, посмотреть на Реутова с более близкого расстояния. Поэтому, позвонив Зое и выяснив, что у нее все в порядке, Караваев снял себе по телефону номер в дешевой гостинице на Васильевском острове, и, запасшись едой и питьем, поехал выслеживать профессора В.Б. Реутова, и получилось это у него крайне удачно. Ждать долго не пришлось. Илья только-только расправился с курником1 и собирался перейти к мясной кулебяке, как около дома, за которым он следил, появился давешний Нево, а еще через несколько секунд из машины возник Реутов собственной персоной. Он даже изменился, как выяснилось, не так, что б очень. Не то, чтобы постарел или оплыл, но годы все же чувствовались.

#1Курник — пирог с курицей и кашей.

"Однако ..." — подумав немного над возникшей дилеммой, и прикончив, пока суд да дело, кулебяку, Илья запил свою импровизированную трапезу рязанским квасом, а затем вылез из машины и, подойдя к телефону-автомату, позвонил Реутову домой. Теперь он хотел услышать его голос и "увидеть" реакцию на некоторые простые вопросы.

— Здравствуйте, — сказал Караваев. — Это квартира Реутовых?

— Реутова, — поправил его вполне узнаваемый голос.

— Вадим Болеславович? — зашел Илья с другого края.

— Борисович, — снова поправил Реутов.

2.

В девять часов вечера он снова позвонил Зое.

— Ты в порядке? — в ее голосе звучала не прикрытая тревога.

— Обо мне не беспокойся, — успокоил ее Илья. — У вас все тихо?

— Да, — сразу же откликнулась Зоя. — Ты ...?

— Нет, — сказал Караваев. — Пока нет. Ты получила пакет?

— Да.

— Ну, вот и славно, — "улыбнулся" Илья, передавший Зое пакет с комплектом ее документов с посыльным. Появляться рядом с ней он пока не предполагал, ведь искать будут троих ... Но, разумеется, следовало озаботиться нахождением более удобного, чем пансионат, жилья. И надежного, разумеется. Прежде всего, надежного.

После разговора с Зоей, Илья окончательно решил, что поезд никуда не уйдет, и он может себе позволить день-два поиграть в "юного следопыта". Он повесил трубку, и прогулялся, покуривая, вдоль Невской перспективы. Зашел в табачную лавку, потом — в винную. Затем прикинул, что вполне может со всеми своими играми остаться без ужина, и зашел в кухмистерскую Аппеля, где, судя по вывеске, торговали и на вынос. Так оно и оказалось с той только разницей, герр Аппель оказался почему-то любителем поволжской кухни, а из "чисто немецких" блюд у него оказались только форшмак и гифилте фиш. Впрочем, Караваев был не прихотлив, а купленные им эчпочмаки1 — на самом то деле это были хазарские зур бэлиш1 — ничем не хуже сосисок с тушеной квашеной капустой, а даже лучше, потому что баранина с луком и картошкой, как выяснилось позже, была просто великолепна. Там же у Аппеля Илья купил и пару бутылок полюстровской минеральной воды. По дороге к своему Майбаху он проверил, стоит ли на месте Нево Реутова, и, удостоверившись, что машина на месте, сложил покупки на заднее сидение и отправился искать новый наблюдательный пункт.

#1Эчпочмаки — татарские пироги с мясом и картошкой; зур бэлиш — пирог по-башкирски.

Собственно, и искать, долго не пришлось. Различного рода заведений много было и на противоположной стороне проспекта. Караваев выбрал арабскую кофейню, устроился рядом с окном, так чтобы видеть вход в "Тройку", и честно просидел там полтора часа. Однако Реутов загулял не на шутку — он сидел со своей девицей в ресторане уже более двух часов и выходить, судя по всему, пока не собирался — и Караваеву, в конце концов, пришлось сменить дислокацию. Ну не торчать же у арабов еще полтора часа? Кофе там был для него слишком крепкий — ну, чашка, ну, две, туда-сюда, но ведь и о здоровье следовало подумать — а сладости приторные. И потом Караваеву и за первые-то полтора часа успели уже предложить и анашу, и женщину, и наргилу1 с гашишем, а десять минут назад намекнули даже на возможность познакомиться с одним "замечательным мальчиком".

#1Наргила — другое название кальяна.

Караваев еще немного погулял, благо дождь перестал, купил от нечего делать серебряную фляжку на 340 грамм в ювелирном магазине рядом с рестораном, где Реутов развлекал свою слишком молодую на взгляд Ильи подругу — "А, пожалуй, что они с Зоей почти ровесницы ..." — и вскоре нашел новый наблюдательный пункт. На этот раз это была русская кондитерская, и, значит, можно было обойтись обыкновенным чаем и каким-нибудь не очень большим десертом, но зато вид из окна открывался просто великолепный. Нево Реутова стоял как раз напротив окна. В кондитерской он Реутова и дождался, однако затем все поехало совсем не в ту сторону, куда планировал Илья. Для начала он увидел, как некто, не привлекающий к себе внимания нарочито усредненным внешним видом, проходя мимо пепельно-серой машинки медленным "прогулочным" шагом, не выбивающимся из общего ритма движения на этой улице, вдруг присел, вероятно, чтобы завязать развязавшийся шнурок. Но Караваеву очень не понравилось то движение рукой, которое сделал этот невзрачный человечек. Во всяком случае, если бы Илье надо было поставить на корпус машины маячок, сделал бы он что-нибудь именно в этом роде.

"За ним следят?"

Как выяснилось буквально через полчаса, именно это теперь и происходило прямо на глазах Ильи. Реутов со своей блондинкой появился в начале двенадцатого, и, пока они, не торопясь, "с разговорами", шли к машине, Илья расплатился и вышел на улицу. Расчет времени оказался абсолютно точным, поэтому тронулся он вслед за ними как раз с такой паузой во времени, которая обеспечивала ему надежную дистанцию. Впрочем, если бы в этом возникла необходимость — а она-то как раз и не заставила себя ждать — он мог позволить себе отстать еще больше, так как, знал домашний адрес Реутова. Однако, во-первых, он не хотел откладывать разговор на завтра, так как, завтра могли появиться другие проблемы, а во-вторых, ему очень не понравился Воевода, нечувствительно возникший между Майбахом Караваева и Нево Реутова.

"Господи, — подумал он едва ли не с тоской. — Третий день в городе, и уже вторая слежка ... Они тут, что все головой ударились?"

Но кто, чем и обо что ударился, пока было неизвестно. А вскоре события приняли такой оборот, что впору стало задуматься над тем, не стоит ли по добру, по здорову отойти в сторону и не лезть на рожон. У него ведь и так неприятностей хватало, зачем, спрашивается, ему еще и чужие? Однако любопытство сгубило не одну только кошку, и Илья решил взглянуть, куда доставят Реутова "не установленные" злоумышленники. Понимающему человеку, место и само по себе многое могло рассказать и о них самих, и, что самое интересное, о В.Б. Реутове. И тут Караваева ждали весьма неоднозначные открытия. Сначала, похитители показались ему кем-то вроде бандитов покойного "красавчика". Но, когда лодка с телом Реутова отошла от набережной "Православного воинства" и направилась к ржавой посудине, торчавшей на якоре совсем недалеко от берега, один из пассажиров Воеводы пересел в ожидавший его здесь же, у тротуара, армейский "Командир" с номерами Генерального Штаба. И это было настолько необычно, что Илья решил немного последить за баржей и вскоре увидел второе действие этого отнюдь не рядового, как уже стало ему понятно, спектакля. Около двух часов ночи, на баржу доставили еще одного клиента, но на этот раз в сознании и наручниках, и не абы как, а на полицейском Русо-Балте с мигалкой и номерными знаками оранжевого цвета, указывавшими на принадлежность Министерству Внутренних Дел.

"Что же у них за заведение такое на этой барже?" — не на шутку удивился в конец заинтригованный всеми этими непонятками Илья. Ему, даже больше, нежели кому-нибудь другому, было хорошо известно, что ни в одной нормальной стране — а русский каганат, несомненно, был государством с устоявшейся репутацией — генштабисты арестами кого бы то ни было, не унижаются и с полицейскими никаких дел не крутят. Да и вообще, если от контрразведки — тем более, военной — еще можно было ожидать чего-нибудь эдакого, экзотического, например, устройства где-нибудь, а хотя бы и на барже (вдали, так сказать, от глаз общественности) тайной тюрьмы, то полицейские на такие фокусы шли крайне редко и неохотно. Под прокуратурой ходят родимые, а с ней особо не забалуешь. И случалось такое обычно в странах с совсем иной репутацией, в Гондурасе, скажем, или Канаде долбанной какой-нибудь. Но не в России же, честное слово! Вообще тут было над чем подумать, даже если бы человек, которого в бессознательном состоянии привезли ночью на баржу, и не был настоящим Реутовым. В этом случае, можно было бы, пожалуй, и отступить. Однако это, несомненно, был он, и обстоятельство это в корне меняло дело.

А еще через сорок минут, когда Илья решил, было, отъехать до утра на отдых, он обнаружил, что странной баржей интересуется не один только он. Набережная опустела, пошел мелкий дождь, и, не смотря на свет фонарей, рассмотреть что-нибудь в этой заштрихованной мгле стало крайне затруднительно. Однако такая погода часто вводит в соблазн даже очень опытных людей, которым начинает казаться, что теперь-то они уже в полной безопасности. По-видимому, именно это и произошло с тем неизвестным, который — какое совпадение! — тоже наблюдал за ставшей из-за дождя почти невидимой ржавой посудиной. Сначала Караваев уловил неясное движение в пятне глубокого мрака, сплотившемся под кронами деревьев крохотного скверика, разбитого вокруг высокого бронзового креста — монумента, поставленного в память солдат и офицеров 8-го Виленского гусарского полка, погибшего при обороне мостов через Неман в 1959 году. Через несколько секунд движение повторилось. А еще через четверть часа, зайдя с противоположной стороны, Илья обнаружил сначала припаркованный в кустарнике тяжелый германский Цундап-Глорию, а еще через пять минут, когда он совсем уже, было, рассмотрел наблюдателя, выяснилось, что и за ним самим кто-то смотрит из-за выстроившихся на стоянке перед боковыми воротами монастыря машин. Прикинув, что новый персонаж, скорее всего, следит не за ним, а за баржей и, может быть, одновременно за первым наблюдателем, и, соответственно, машины, на которой приехал сюда Илья, и которую он оставил довольно далеко от набережной, видеть не мог, Караваев решил уйти со сцены, как можно быстрее. Но не насовсем, а чтобы вернуться сюда позже и во всеоружии. Так он и сделал, предполагая, что, если в планы не известных ему злодеев не входит немедленное убийство Реутова, то до утра ему здесь все равно ничего не светит. Он был один, а это означало, что выполнить работу нормальной — пусть и маленькой — боевой группы он сможет, только тщательно все, обдумав и хоть как-то подготовившись к тому, что ему, возможно, предстояло делать. В любом случае, он не был уверен, что ему следует или действительно придется заниматься освобождением пленника. Были и другие варианты — например, натравить на баржу жандармов или речную полицию — однако, прежде чем что-то решить, надо было сначала максимально прояснить обстановку.