Гексаграмма

Гексаграмма

Содержание

Часть I. Высокий блондин с личной охраной История 1. Ана История 2. Дайлинь История 3. Лунань Часть II. Большой переполох в маленьком Шэнъяне История 4. Ланьфан. Переулки Шэнъяна История 5. Мэй. Дом Тысячи змей и Очарованный дворец История 4. Ланьфан. Очарованный дворец История 5. Мэй. Центральный рынок Интерлюдия. Химеры. Очарованный дворец История 6. Тэмила. Подземные переходы История 4. Ланьфан. Очарованный дворец История 5. Мэй. Дом Тысячи змей История 6. Тэмила. Общинный дом нахарра Интерлюдия. Химеры. Лагерь подготовки противоалхимического отряда История 6. Тэмила. Общинный дом нахарра История 5. Мэй. Общинный дом нахарра и Центральный рынок История 6. Тэмила. Общинный дом нахарра История 5. Мэй. Дом тысячи змей (битва за брак) История 4. Ланьфан. Очарованный дворец История 5. Мэй. Дом Тысячи змей (битва за брак, продолжение) Интерлюдия. Альфонс Элрик. Разные места Истории 4 и 5. Ланьфан и Мэй. Очарованный дворец и Императорский заповедный лес Эпилог

Часть I. Высокий блондин с личной охраной

История 1. Ана

В аместрийском языке слово для пустыни одно, но лиц у пустыни множество. Каменные уступы, каньоны и террасы в полосах многолетних минеральных отложений — жилища недобрых богов посреди бесконечных растрескавшихся равнин. Ряды барханов, уходящие за горизонт — золотые моря. Ледяные лабиринты, где между зелеными и синими глыбами прессованного снега демоны холода и ночи охотятся равно на осторожных и беспечных путников.

Великая Пустыня между Аместрис и Ксерксом начиналась у северного моря, как скрепленные льдом скалы, и продолжалась на юг бесконечным песчаным полем. Она стала пустыней недавно — по космическим меркам. Всего несколько веков назад здесь жили люди: постигали мир, растили детей, зарабатывали деньги.

Путешественникам из Аместрис было в руинах не по себе.

Алхимики точно знают: со смертью тела душа не исчезает бесследно. Эдвард Элрик, знаменитый Стальной, который получил титул государственного алхимика в двенадцать лет — и отказался от него в шестнадцать — случалось, говорил: "Безбожные ученые ближе к богу". Ирония судьбы. Наука доказывает то, к чему религия боится приблизиться.

И все равно вопросы остаются.

— Жутковатое местечко, — заметил Джерсо, подходя к облюбованному странниками пятачку и вываливая на пол сухие стебли. — Наш проводник говорит, пустынная лоза долго горит. Можно костер развести.

— Здорово, — согласился Альфонс Элрик, для друзей Ал, — тоже алхимик, но, в отличие от своего старшего брата, мало кому известный. Он помешивал кашу над примусом и слегка волновался: не подгорит ли?

— Почему жутковатое? — Занпано поднял голову от книги (насколько знал Альфонс, какой-то детектив). Поправил очки.

— Хрен знает, — Джерсо передернул под "пустынным плащом" могучими плечами. — Как будто призраки...

— Я думал, ты не суеверен, — пробурчал Занпано, не отрываясь от книжки.

— Да ну тебя, — отмахнулся Джерсо. — Не суеверен... станешь тут...

Джерсо хотел что-то добавить, но покосился на проводника — невзрачного усатого коротышку, возившимся поодаль с мулами — и промолчал.

Наступала ночь. Высокие колонны, обломки стен и ступени понемногу откусывала темнота. Журчала вода, падавшая из ржавой трубы в выщербленный мраморный бассейн. Свистел в пустыне ветер; над огоньком маленького примуса нависало высокое многозвездное небо.

Четыреста лет назад здесь было великое государство. Потом его место заняла пустыня.

Десять лет назад сюда пришли беженцы, спасаясь от войны. Потом и они покинули эти места.

Возможно, еще через пару лет в старый Ксеркс доберутся киношники — если отношения с Сином потеплеют. А вскоре не будет уже никого — все занесет песком.

— Станешь тут суеверным, — повторил Джерсо, садясь и поддергивая брюки, хотя стрелок на них сроду не водилось. Последний год он работал охранником в банке, привык к костюму. — Когда знаешь... — он оглянулся и понизил голос, — как они умерли.

— Или как они не умерли, — заметил Альфонс Элрик, снимая кастрюльку с примуса. — Ну-ка, попробуйте.

— Очень даже.

— Вкусно, — подтвердил Зампано, облизывая свою ложку. — Что ты хочешь сказать — "не умерли"?

— Я хочу сказать, — Ал говорил, понизив голос, — что души этих людей вошли в состав двух философских камней. Так что призраков тут быть не может.

Джерсо и Зампано переглянулись.

— Говори что хочешь, но мое звериное чутье... — начал упрямо Джерсо.

— Господин Чжи, — крикнул Ал. — Что вы возитесь? Идите ужинать.

— Одну минуту, — откликнулся Чжи суховатым голосом. — Здесь призраки бывают. Амулеты надо развесить.

Трое путников переглянулись.

— Вот! — Джерсо поднял толстый палец. — А я что говорил?

Перегорел короткий закат; ночь накрыла небо над пустыней издырявленной звездами шкурой. Всхрапывали у поилки мулы: они спали лежа, как в конюшне — привыкли. Спал Джерсо, забыв о призраках и о "зверином чутье" — широко развалившись и выставив огромный жабий живот. Спал Зампано, положив голову на скрещенные руки.

Бодрствовал только Ал Элрик. Отчасти потому, что была его очередь караулить. Проводник уверял, что кроме змей и скорпионов здесь опасаться некого — а от них помогает волосяная веревка, разложенная вокруг спящих. Но и Альфонс, и химеры, не сговариваясь, решили выставлять охрану.

Пустыня молчала; призраки не появлялись. Зато в голову одна за другой приходили мысли — причудливые, словно океанские рыбы. Звезды над головой казались ярче и ближе, чем на острове, где они с братом месяц жили в детстве.

Интересно, а обереги помогают от привидений?..

Альфонс нащупал в кармане кусок металла, который Уинри сунула ему с собой "на удачу". Нет, обереги не могут помочь; обереги нужны только людям.

Проснулся проводник. Долго возился, ворочался в своем спальном мешке, потом вылез, сел рядом с Альфонсом, набил трубку.

— Не холодно, юноша? — спросил он.

Проводнику не спалось и хотелось поговорить.

— Я закаленный, — пожал плечами Альфонс. — Если не затруднит, расскажите что-нибудь о Сине?

— О Сине? — Чжи скосил на него недоверчивый взгляд. — Едете в страну, а ничего о ней не знаете?

— Почему, знаю, — не согласился Альфонс. — Но ничего кроме старых книг, слухов, газетных статей... вы знаете больше. Вот про императора...

— Что про императора? — вздохнул проводник. — Император молодой, но за вожжи взялся крепко... Вон, тайную полицию создал. Говорят, он в нее не людей набрал, а злых духов. Мысли читают, проступки вынюхивают... Говорят, казни будут. Или мятеж.

— А вы как думаете?

— Ну, что я думаю... Есть один из старших принцев, Юдэн Ликай1. Сильный клан, земель много... Хитрец, каких мало. Старый император его любил. Сейчас он с нынешним императором союз заключил, но кто его знает, как все повернется. За другим принцем, Ченьюем Бо, большие деньги стоят, банки... А император, да воссияет над ним, когда еще принцем был, собрал вокруг себя малые кланы — Чань вот его поддержали... — проводник начал раскуривать. — Сказать, не сказать?

— Я уже забыл, что вы сейчас скажете, — дипломатично заметил Ал.

— А, ладно! Я человек рисковый. Яо — они всегда темными делами ворочали, что при старом императоре, что при новом... Не знаю, удержат они власть или не удержат, но шороху немало будет, помяните мое слово. А мне что? Мы люди маленькие. Водим тихонько свои маршруты...

Проснулся, шумно всхрапнув напоследок, Джерсо. Долго возился, выпутываясь из спальника, фыркал, умываясь ледяной водой. Потом подошел сменить Ала.

— Призраков видел? — спросил он деловито.

— Ни одного, — покачал головой Альфонс. — Наверное, они нас испугались. Столько народу!

Проводник хмыкнул и выпустил кольцо дыма.

Ал улыбнулся. Он не мог заставить себя бояться привидений.

А вот вести о Лине Яо его встревожили. Мало ли, с чем он официально выступает по аместрийскому радио; если в стране в самом деле свирепствует тайная полиция, не проще миновать Син стороной?

Но как же письма? И обещания?

Альфонс Элрик спал. Ему снились пустынные улицы, одинаковые квадратные дома с плоскими крышами; люди, одетые, словно ишвариты, с белой, как у аместрийцев, кожей и золотыми волосами. Широко раскрытыми ястребино-желтыми глазами хозяева его сна — мужчины, женщины и дети — смотрели в безоблачное синее небо. Все они были мертвы.

Алу снилось, как он идет по этим улицам под палящим солнцем и ищет воду. Он знает, что если напоить горожан, они проснутся. Тут есть вода, он точно знает, точно помнит это. Но фонтан с одинокой струей журчит где-то за домами, под аркой, вон в том тупике, вон за тем домом, и никак не находится.

Ал идет через один проходной двор, через другой. Попадает в богатую усадьбу, затем в лавку, заваленную отрезами тканей. Начинает метаться туда-сюда, хватать за плечи то одного, то другого мертвеца, звать по имени — во сне он знает их имена. Больше всего он боится увидеть среди них отца и брата — ведь у них тоже золотые волосы, золотые глаза!

Понемногу Альфонс начинает узнавать своих знакомых: вот сержант Брэда — только почему-то блондин — и вот та симпатичная медсестра из госпиталя... "Это не Ксеркс! — понимает со страхом Ал. — Это Аместрис, и мы потерпели поражение два года назад! Один я уцелел, потому что у меня не было тела!"

Но тут же Альфонс Элрик поправляет себя. "Нет, — говорит он. — Я сплю. Это все сон. Все кончилось хорошо, мы победили. Почти никто не погиб — потому что эти люди из Ксеркса помогли нам. Слышите, люди? Я пришел сюда, и вы все живы!"

И правда — тел больше нет на улицах, а из дверных проемов, из-под арок выходят к Алу жители бывшей столицы мира, чьи лица странно знакомы. Все радуются ему, жмут руки, хлопают по плечу. Одна девушка, смутно напоминающая разом и Уинри, и лейтенанта Хоукай, и, может быть, еще кого-то, берет Альфонса за руку и ведет за собой. "Это сон", — говорит Ал. Ему уже не хочется просыпаться.

"Все правильно, — отвечает девушка, — не просыпайся, идем со мной..."

Они идут, к окраине города, где кончаются коробки домов и начинаются ветер и песок, но не доходят до самой границы. Поднимаются вверх по широким ступеням. Останавливаются под квадратной аркой дверного проема, на красивых мозаичных плитах. Это смотровая площадка. Внизу, сколько хватает глаз — золотое море.

Уже не утро — но отчего так ярко, победно, словно на рассвете, сияет солнце? Радуги танцуют в золотых волосах спутницы алхимика, сверкает ее улыбка. "Вот оно, — говорит девушка, — солнце пустыни". И обнимает, и целует крепко-крепко — только в глазах ее стоят слезы.

Глаза ее как пустыня, кровь ее как песок...

— Эй, парень, просыпайся! — Зампано потеребил Ала за плечо. — Кто плачет? Зачем плачет?

Ал просыпался с трудом. Воздух был сер и холоден: раннее-раннее утро.

— Зачем ты меня разбудил?

— Ты говорил во сне. У меня самого кошмары всю ночь, — коротко ответил Зампано. — Не то что этому увальню, — он махнул рукой на все так же звучно храпящего Джерсо. — Вот и решил, что пора поднимать.

— Да нет, мне девушка снилась... — пробормотал Ал, растирая лоб. Мысли ворочались очень туго, как будто тоже замерзли.

— А, ну извини, — ухмыльнулся Зампано. — Тогда спи дальше, дело святое.

— Да нет, — Ал вспомнил все-таки кончик сна, ухватил его за хвост, — не в этом смысле. Тут такое дело...

Какое дело, он не сказал, а сразу полез из спального мешка. Вздрогнул, торопливо укутался в плащ.

— Ты отлить или еще куда?

— Проверить надо, — ответил Ал. — Есть у меня теория.

— Я с тобой, — Зампано тут же поднялся.

Они с Джерсо, не особенно скрываясь, начали охранять Ала с момента отбытия из Централа. То ли они инстинктивно оберегали младшего спутника, то ли вполне сознательно берегли свой единственный шанс на освобождение от звериного проклятья — сказать трудно. Альфонс не вникал и обычно не протестовал.

— А если здесь кто объявится? — спросил алхимик.

— А если объявится, я проснусь, — вдруг совершенно не сонным голосом произнес Джерсо. — Идите, развлекайтесь.

И тут же снова захрапел.

"Отлично, — бормотал Ал себе под нос пару минут спустя, пробираясь между развалин, — тогда на кой черт этот цирк с ночными караулами?"

— Доверяй, но проверяй, — весело отозвался сзади Зампано; его чуткое ухо слышало самую тихую речь. — Эти наши сверхспособности — дело такое... И потом, парень, тебя нужно тренировать или нет?

— Так вы меня тренируете? — засмеялся Ал.

— А что тут смешного?

— Ребята, не обижайтесь, но по сравнению с учителем Изуми...

— Это та страшная женщина-алхимик в белом халате?

— По-моему, это у нее платье такое.

— Я в столичной моде ничего не понимаю.

— Так она и не из Централа...

Так, переговариваясь, они шагали между колонн и обломков стен, скрипя песком, перемешанным с мраморной крошкой. Ишвариты, которые жили здесь несколько лет, пытались приспособить город под себя. То тут то там Ал замечал их следы. Вот колодец с фанерной крышкой — нужно будет сказать проводнику, вдруг кому пригодится. Вот навес непонятного происхождения, сооруженный из обломков камня... Вот что-то написано над дверным проемом по-древнеишварски — Ал помнил, как выглядят их письмена со времен расшифровки старого дневника. То ли молитва, то ли ругательство.

А вот и то, что он искал.

Арка за прошедшие годы разрушилась, но каким-то наитием Ал ее опознал. Лестница... лестница, конечно, обвалилась тоже. И смотровая площадка вместе с ней. А даже если бы и нет: нашли дурака туда лезть! И внизу поищем.

Ал, правда, очень слабо представлял, что именно он собирается найти. Кровь уже давно бы высохла, алхимическую печать стер ветер. Но что-то тут должно было остаться...

Ал носком разгонял мраморную пыль. Да, кто-то тут проходил не так давно, счистил песок, ветровая тень от колоннады не дала совсем занести снова... А, вот оно. Бурые пятна. Еле заметные, но все-таки...

Он ни за что не нашел бы их, если бы ему не помогли.

Ван Хоэнхайм приходил сюда незадолго до солнечного затмения два года назад. Почему сюда? Ведь был же периметр... ведь он же оставлял кровь в других местах...

"Здравствуй, сын Хоэнхайма, — шепнул кто-то. — Освободишь меня?"

Алу показалось, что он видит ее, эту светловолосую девушку, похожую на лейтенанта Хоукай, на Уинри и еще на кого-то, невспоминаемого.

"И ты здравствуй, — сказал он. — От чего тебя освободить?"

"Я здесь осталась случайно. Хоэнхайм пришел сюда, на него напали контрабандисты... Пролилась кровь. Вот я и задержалась".

"Почему задержалась? Разве он оставил тебя?"

"Нет. Он просто не возражал. Я жила в этом дворце, соскучилась... Меня зовут Ана, пятая принцесса Высочайшего Дома... Думала, тут будет память. А тут только ветер и песок, и ничего больше. Хочу уйти".

"Хорошо, — сглотнул Ал, — я отпущу вас, Ваше Высочество".

Смех зазвенел, словно вода в фонтане, умолкшем четыреста лет назад.

"Какое же я теперь "высочество", сын Хоэнхайма! Спасибо, что нашел меня".

"Вам спасибо".

"За что же?"

"Вы украсили мой сон".

Смех ксеркской принцессы звучал у Ала в ушах, пока он, опустившись на корточки, краем плаща затирал следы крови.

— Эй, Альфонс! — крикнул Зампано, который до сих пор околачивался у подножия лестницы: узор ему там какой-то понравился, что ли. — Ты как привидение увидел.

— Привидений тут нет, — твердо сказал Ал.

Здесь был ее дом... этой Аны.