Канон приходит в реал

Канон приходит в реал

— Не догонишь, не догонишь!

    Стайка второклашек играла в салочки. Неразлучные подружки Аня, Вера и Сабина прыгали через резиночки, один конец которых был наброшен на невыкорчеванный со школьного двора пенёк, а второй — на икры примкнувшей к ним тихони Оли. Ребята постарше занимались кто чем, но большинство просто наслаждалось переменкой, пряным ароматом уже начинающих желтеть листьев и тёплым сентябрьским солнышком.

    Раздался звонок, возвещающий о скором начале занятий. Школьники шумной толпой потянулись в серое здание и начали расходиться по классам. Группа шестиклассников, немного робея, поднялась на третий этаж и расселась за партами кабинета химии. Им предстоял первый урок нового предмета.

    Кабинет химии разительно отличался от других школьных кабинетов. В воздухе витал едва уловимый, но всё же раздражающий запах. Парты оказались покрыты каким-то пластиком, явно устойчивым к активным и едким веществам, — но, увы, недостаточно устойчивым, потому что он весь был покрыт какими-то ожогами и пятнами. И сами парты тоже были больше. В центре каждой парты находилась небольшая раковина с краном, к которому — как тут же проверил неуёмный Максим — была подведена обычная холодная вода. Вдоль стен стояли застеклённые шкафы, в которых лежали запечатанные пробирки, колбы и контейнеры с разноцветными реактивами.

    Преподавательница химии, Антонина Львовна, как и все другие преподаватели, начала занятие с того, что открыла журнал и стала знакомиться с учениками. Дойдя до фамилии «Горшков», она остановилась:

— О, да, — негромко произнесла она. — Григорий Горшков. Наша новая знаменитость. Скачем через класс, да?

    Закончив знакомство, Антонина Львовна обвела учеников внимательным взглядом. Глаза у неё были чёрные, но в них не было тепла; они были холодными и пустыми и чем-то напоминали тёмные тоннели.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку взаимодействия различных веществ и сред. Очень точную и тонкую науку, — начала она.

    Учительница говорила почти шёпотом, но ученики отчётливо слышали каждое слово. Антонина Львовна обладала даром без каких-либо усилий контролировать класс. Как и на уроках математики, которые вела классный руководитель, здесь никто не отваживался перешёптываться или заниматься посторонними делами.

— Глупое махание логарифмическими линейками к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей современной науки, — продолжила Антонина Львовна. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего тигля, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по змеевикам, концентрируя в себе дурман, околдовывая разум человека, порабощая его чувства... Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но всё это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.

    После этой короткой речи царившая в курсе тишина стала абсолютной. Гриша и Максим, подняв брови, обменялись недоумёнными взглядами. Всезнайка и отличница Маша нетерпеливо заёрзала на стуле — судя по её виду, ей не терпелось доказать, что уж её никак нельзя отнести к стаду болванов.

— Горшков! — неожиданно произнесла Антонина Львовна. — Что получится, если я смешаю измельчённый натрий с водным раствором йода?

    «Измельчённый натрий с настойкой чего?» — хотел переспросить Гриша, но не решился. Он покосился на Максима, но тот, похоже, был не менее ошарашен вопросом. Зато Маша Грэйнджер явно знала ответ, и её рука взметнулась в воздух.

— Я не знаю, — ответил Гриша.

    На лице учительницы появилось презрительное выражение.

— Так, так... Очевидно, сдача материала за пятый класс экстерном — это далеко не всё. Но давайте попробуем ещё раз, Горшков. — Она упорно не желала замечать поднятую Машей руку. — Если я попрошу вас принести мне монооксид дигидрогена, где вы будете его искать?

    Мария продолжала тянуть руку, с трудом удерживаясь от того, чтобы не вскочить с места. А вот Гриша абсолютно не представлял, что такое монооксид дигидрогена. И старался не смотреть на забияку и хулигана Виталика: он и его подпевалы-приятели сотрясались от беззвучного смеха.

— Я не знаю, — признался он.

— Похоже, вам и в голову не пришло почитать учебники, прежде чем прийти на первый урок, так, Горшков?!

    Гриша заставил себя не отводить взгляд и смотреть прямо в эти холодные глаза. По правде говоря, он читал свои новые учебники, но неужели Антонина Львовна рассчитывала на то, что он наизусть выучит учебник по абсолютно незнакомому, новому для себя предмету?

    Антонина Львовна продолжала игнорировать дрожащую от волнения руку Маши.

— Хорошо, Горшков, а в чём разница между калием марганцевокислым и перманганатом калия?

    Маша, не в силах больше сидеть спокойно, вскочила, вытягивая руку к потолку.

— Я не знаю, — тихо произнёс Гриша. — Но мне кажется, что Мария это точно знает, почему бы вам не спросить её?

    Послышался смех. Гриша нервно оглянулся, чтобы увидеть, кто над ним смеётся, кроме Виталика и двух его приятелей, — ему показалось, что смеявшихся было человек десять, как минимум, — и встретился взглядом с Сёмой. Тот одобрительно подмигнул ему, и Гриша подумал, что смеются, видимо, не над ним, а над его ответом, который почему-то всем показался остроумным. Но как бы там ни было, Антонина Львовна его таковым не нашла.

— Сядьте! — рявкнула она, на мгновение повернувшись к Маше. — А вы, Горшков, запомните: натрий при контакте с водой взрывается, настолько сильно, что может разорвать ёмкость, в которую его опустили. Монооксид дигидрогена — это жидкость, которая течёт из крана у вас на кухне и в просторечии называется водой. А перманганат калия и марганцевокислый калий — это одно и то же вещество, раствор которого в быту называют марганцовкой, и который обладает слабым антисептическим и рвотным действием. Поняли? Так, все записывайте то, что я сказала!

    Все поспешно схватились за ручки и зашуршали в тетрадях. Но тихий голос Антонины Львовны перекрыл поднявшийся шум:

— А за ваш наглый ответ, Горшков, я записываю вам замечание. После урока положите мне дневник на стол.

    Для шестиклассников уроки химии обещали быть не самыми приятными. После того, как Антонина Львовна усадила Гришу на место, произошло ещё кое-что, совсем безрадостное. Учительница дала задание приготовить простейший дистиллят эфирных масел ели, просто раздав материалы, лабораторную посуду, горелки и таблетки сухого спирта, но не объяснив ни меры предосторожности, ни технику безопасности. Она кружила по классу, шурша своей длинной чёрной юбкой, и следила, как ученики взвешивают еловые шишки, шинкуют твёрдые чешуйки для вываривания и толкут в ступках неподатливые семена. Антонина Львовна раскритиковала всех, кроме забияки Виталика, которому, очевидно, симпатизировала. В тот момент, когда она призвала всех полюбоваться, как Виталик варит толчёные еловые шишки, класс вдруг наполнился ядовито-зелёным дымом и громким шипением. Максим каким-то образом умудрился перевернуть горелку Семёна, и горящая таблетка сухого спирта упала на пол, рассыпая горящие искры и поджигая тонкие брюки школьной формы стоящих поблизости учеников, а кипящий отвар хлынул из разбившейся реторты на каменный пол, усеивая всё вокруг каплями кипятка. Через мгновение все с ногами забрались на стулья, а Максим, которого окатило выплеснувшимся из реторты отваром, застонал от боли, так как на его руках и ногах появились красные волдыри.

— Идиот! — прорычала Антонина Львовна, подхватывая метлу и одним движением сметая в угол чадящую таблетку сухого спирта. — Как я понимаю, прежде чем снять реторту с огня, ты добавил туда толчёной смолы? Почитай про газификационную эффузию на пористом материале, дубина!

    Максим вместо ответа сморщился и заплакал — теперь и нос его был усыпан красными волдырями.

— Отведите его в медпункт, — скривившись, произнесла учительница, обращаясь к Семёну. А потом повернулась к Грише, работавшему за соседним столом: — Вы, Горшков, почему вы не сказали ему, что нельзя добавлять в реторту толчёную смолу? Или вы подумали, что если он ошибётся, то вы будете выглядеть лучше его? Поздравляю, вы заработали ещё одно замечание. Ох и обрадуются ваши родители!..

    Это было ужасно несправедливо. Гриша уже открыл рот, чтобы возразить, когда Семён, собиравший вещи Максима, пока тот гасил прожжёные брюки, пнул его под столом.

— Не нарывайся, — прошептал он. — Я слышал, что Антонина Львовна, если разозлится, может очень сильно навредить.

    Час спустя, когда закончился сдвоенный урок, шестиклассники вышли из класса и спускались по лестнице, голова Гриши была полна всяких неприятных мыслей, а радостное настроение, с которым он вернулся в школу, совсем улетучилось. В первую же неделю пребывания в шестом классе школе он заработал два замечания в дневник, — и всё из-за того, что Антонина Львовна почему-то возненавидела его. И он очень хотел бы узнать, почему.