Токио-3. Икари Синдзи
Пока Еву транспортировали к стартовой катапульте, я размышлял о том, как бы высказать некоторым "гениям" от техники, насколько они не правы. Да и себя помянул "тихим незлым словом". Ведь идея поднимать перед врагом Еву, прикованную к направляющим лифта, по сути — неподвижную мишень, была воистину "гениальна". Да и моя забывчивость, не позволившая высказаться об этом в ходе тренировок, по меньшей мере — так же "признак гения". Надеюсь, я переживу этот бой, чтобы рассказать об этом, и добиться того, чтобы Еву поднимали не в самый последний момент. Ведь если Анегл не будет, подобно прошлому, бросаться на меня с кулаками, а задействует ту пушку, которой уничтожал танки и самолеты — мне может прийтись очень кисло!
Все эти мысли промелькнули в моей голове за те секунды, пока Евангелион летел вверх по шахте. К счастью, мне повезло: Ангел как раз отвернулся в сторону, и меня выгрузили прямо у него за спиной. Так что я успел не только отстрелить держатели, но и схватить поданную в одно из фальшивых зданий, расположение которых мне пришлось зазубрить наизусть, винтовку.
Мда... Шестидюймовый* роторный пулеметик. Продукт сумрачного германского гения. Один только магазин на полсотни унитарных патронов такого калибра — это уже серьезно... Пока что я тренировался только с имитатором, где траектория выстрела подсвечивалась лазерным указателем. В принципе, на планируемых дистанциях боя баллистичностью траектории — можно пренебречь... Но вот предчувствие отдачи такой "маленькой пушечки" — уже напрягало!
/*Прим. автора: 152 мм*/
— Синдзи-кун! — крикнула Мисато-сан с Командного. — Сними щит, потом — стреляй!
— Хорошо, — кивнул я, зная, что камеры, установленные в капсуле, позволяют меня видеть.
Как я и ожидал, проблемы при переходе с имитатора на реальное оружие возникли практически сразу. Вместо того, чтобы аккуратно выдать трехпатронную очередь, легкое касание сенсоров кнопки "Огонь" заставило винтовку выплюнуть почти треть магазина, их которой в цель попало, дай ками, два или три, а то и вообще — один. Первый. Потом отдача уже болтала ствол как придется.
— Синдзи-кун! Прекрати огонь! Ты же его не видишь! — крикнула Мисато-сан.
Тут она права. Но то, что я его не вижу — это еще полбеды. Хуже то, что я не могу с уверенностью сказать того же о нем!
Несколько невидимых прочим зеркал распадаются и рушатся потоком хрустальных осколков, знаменуя схлопывание отраженных в них вариантов вероятного настоящего, когда я бросаюсь в сторону, и здание за моей спиной рушится грудой обломков, добавляя пыли в атмосферу, и делая ее совсем уж непрозрачной.
Передо мной вспыхивает радужный шестиугольник, и я, вспомнив о том, что делала Та-что-Воне, разбиваю его ударом кулака. Щит врага рассыпается, и я, ткнув ствол туда, где среди еще не осевшей пыли возвышается смутно видимый силуэт врага, нажимаю спуск. На этот раз вместо желаемых трех, улетает всего пять снарядов, и я горжусь собой, уклоняясь от светящихся бичей. Целых три секунды горжусь. Пока не выскакиваю из облака пыли и не осознаю, что на глянцево-блестящей броне Ангела не осталось даже царапины.
— Фугасы — на ...! ... — ору я, кратко характеризуя сложившуюся ситуацию в целом и мое к ней отношение в частности.
— Подтверждаю, — раздается спокойный голос замкома Фюуцки. — Фугасные боеприпасы неэффективны. Перезарядите подкалиберными и отправьте ему новую винтовку. Синдзи-кун, подбери оружие в точке Д — семьде...
Все это время я продолжал уклоняться от атак врага, закрыв глаза и пытаясь хоть что-то рассмотреть в мешанине отражений Лабиринта Десяти тысяч Будущих. Вот только, сдается мне, Ангел в это время делал тоже самое. Варианты будущего возникали и схлопывались, как повинуясь моей воле, так и самопроизвольно. Здания рушились одно за другим под ударами светящихся бичей. И как раз, когда Фуюцки-сама начал называть мне точку, где следовало подобрать новую винтовку, уже заряженную бронебойными, я совершил ошибку. Не знаю уж, просто я проглядел одну из ветвей развития событий, или же воля Ангела скрыла ее от меня, но щупальце, проведенное низом, под прикрытием рушащегося здания — оказалось для меня сюрпризом. Неприятным. Многотонная махина Евангелиона взмыла в выгоревшие, бледно-голубые летние небеса.
Токио-3. Убежище. Судзухара Сакура
В убежище было... нервозно. Никакого сравнения со спокойствием учебных тревог. Тогда если люди и были чем-то недовольны, то разве что тем, что приходится в разгар рабочего дня несколько часов терять на "бездумные и бессмысленные игрища в войнушку". Сейчас же...
— Пустите меня! Пустите! Харуко-тян! Она осталась одна дома!
Невысокую полную женщину два здоровых полицейских буквально на руках занесли в убежище перед самым закрытием дверей. И с тех самых пор она рвется наружу, искать свою дочь.
— Мы умрем... мы все умрем. Переполнилась чаша гнева Господня, и ныне посылает он своих Ангелов... — то ли молится, то ли проповедует человек в черной одежде католического священника. На него стараются не обращать внимания, но и спокойствия он не добавляет.
Страх и напряжение витали над укрывшимися. Краем уха я слышала, что в ходе прошлого сражения одно из убежищ было полностью уничтожено. Никто не выжил. И мы сидим здесь, и ничего не можем сделать. Остается только надеяться.
Краем глаза я замечаю брата. Он о чем-то шепчется со своим другом, Айда-куном, а потом — они отходят в ту сторону, куда указывает стрелка со светящимися буквами "WC". Меня они, кажется, не заметили. Ну да ничего. Вернутся — я братика подзову...
Пялится в сторону двери в туалет — невежливо, и потому я перевела взгляд на Акаме-тян. Она стояла, все еще держась за рукоятки моего кресла, но смотрела куда-то в сторону. Губы подруги почти беззвучно шевелились, хотя там, куда она смотрела — никого не было. Не было? Или там есть кто-то, кого я не могу увидеть?
— Здравствуйте, Юко-семпай! — тихо, чтобы не привлечь к нам ненужного внимания, говорю я.
— Юко-сан и тебе желает выздоравливать, — передает мне ответ мертвой девушки Акаме-тян.
И тут до меня доходит, что я наделала. Я же пожелал здоровья — мертвой! Она же обидится на меня...
— Спокойнее, Сакура-тян, — прошептала Акаме-тян. — Юко-сан все правильно понимает. С ней и Тейчи-нии-сан так же здоровается.
— Покаемся, — возвысил голос священник, — и возвысим голоса наши в проклятии тем грешникам, что в гордыне своей смеют противиться Гневу Господнему, вместо того, чтобы с приличествующим смирением ждать конца по воле Его*!!!
/*Прим. автора: не примите за пристрастность к данной ветви христианства. Такие фанатики встречаются во всех религиях.*/
— Прошу меня простить, но Вы — совсем баран, Безумный господин-сан? — с поклоном поинтересовался мужчина в повседневной одежде. — Или Враг всего сущего, в своем неизмеримом коварстве повредил Ваш разум, что Вы принялись богохульствовать?
— Да как ты смеешь, грешник... — возмутился священник. Лицо его покраснело. Казалось, что вот-вот из его ушей повалит пар, как в старых, еще времен до Удара американских мультиках.
Даже я понимала, что словами разрешить такой спор — маловероятно. Так что ничуть не удивилась, когда от практически отсутствующих аргументов участвовавшие в преняих стороны перешли к оскорблениям, а затем — и к рукопашной. Тут все преимущества были на стороне мирянина. Он был выше, тяжелее и явно занимался какими-то боевыми искусствами. Так что, когда фанатик, поняв, что ни в логике, ни в высоком искусстве нецензурной брани состязаться с оппонентом не может, — кинулся с кулаками, спорный вопрос был разрешен быстро и безоговорочно. Впрочем, в любом случае фанатику ничего не светило, поскольку от дальней стены уже бежали полицейские. Так что мирянин спокойно и не сопротивляясь позволил себя оттащить, а его противником — немедленно занялась штатная медсестра убежища.
— Акаме-тян, — обратилась я к подруге, когда преставление закончилось и участвующие в прениях стороны — покинули помещение под конвоем, — ты не видела, Тодзи-кун выходил?
— Нет, — покачала головой подруга. — Оттуда — вообще никто не появлялся.
Долго что-то они там возятся... Я вздохнула, и сложила руки на коленях. А что мне еще оставалось?
