Непись

Глава 1. Пробуждение

Почему так дико болит голова? И во рту сухо как в пустыне, даже языком пошевелить удаётся с весьма большим трудом. И от шевеления легче не стало, было полное ощущение проведения кожей по наждачной бумаге. Дикий сушняк... Кто бы попить дал? Что вчера было? А позавчера? А до этого? Почему я ни черта не помню? Я кто вообще? Как меня зовут? И где я нахожусь? От последних трёх вопросов меня кинуло в холодный пот. Это ж как надо было упиться, чтоб себя не помнить? Надо хоть понять, где я нахожусь... С этим вопросом определиться, по идее, было проще всего — надо только приподняться и оглядеться. Попытался оторвать голову от жёсткой поверхности и почувствовал ломоту во всём теле, словно меня вчера били дружным кагалом, или я в одиночку разгружал вагоны с углём. Приложив все усилия, какие только мог, я опёрся на лавку, служащую мне кроватью и смог-таки перевести своё тело в вертикальное положение. Организм мне этого не простил: головная боль усилилась, прибавив к этому ещё и знакомое почти каждому ощущение под названием 'вертолёт', да уж, судя по всему, неслабо я вчера гульнул. Кроме этих радостей добавилась ломота в шее, спине, почках и даже ногах. Да что ж я за развалина-то такая? Хотя, ночевал на улице, на какой-то лавке — наверняка, застудился, так что нет ничего удивительного.

Как только отступило головокружение, огляделся по сторонам. Я лежал на какой-то завалинке, рядом с домиком типа 'деревенская изба'. Избушка эта явно оставила свои лучшие годы далеко позади, об этом прямо-таки кричало её весьма печальное состояние. Она наклонилась влево так, словно пыталась заглянуть за преграду в виде покосившегося забора или же просто хотела укрыть его от яркого летнего солнышка. Заборчик этот, кстати, окружал избушку и довольно внушительный участок рядом с ней. Впрочем, забором это сооружение назвать весьма сложно: покосившиеся прутья, едва не лежащие на земле, которые переплетались с сухими ветками. Когда-то эта конструкция, должно быть, была плетнём, но сейчас — скорее большая вязанка хвороста. От окончательного падения на землю его спасал только росший кругом бурьян, мужественно подпиравший это недоразумение. За забором с левой стороны шёл луг, а за ним лес. Лес! Куда же меня занесло-то? Ладно, продолжим исследования. Дверь в косяке этого многострадального домика деревенского типа, судя по всему, до конца не закрывалась, если вообще могла сдвинуться. Впрочем, при таком угле наклона всего здания этот факт вообще не удивлял. Вправо же от избушки уходила улица с домиками гораздо аккуратнее того, около которого очнулся я. Но, чёрт возьми, здесь вообще все они один в один походили на тот, возле которого я очухался, разве что были более ухоженными. Это куда ж меня занесло? В какую-то глухую деревню? И каким макаром меня сюда забросило-то?

По улице ходили какие-то люди, кто-то бегал. И никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Странно... Какой-то незнакомец с бодуна валяется в деревне и на него никто не обращает внимания. Бред... Вроде же тут все должны друг друга знать... Или это неправильная деревня? Где делают неправильный самогон, от которого по утрам болит голова, и себя ни хрена не помнишь... Ладно, отложим бред на потом. Что тут у нас дальше? Довольно странная картинка: бегали не только дети, но и довольно взрослые люди. Не сказать, чтобы таких было много, но они были. И чего носятся, как угорелые, словно боятся опоздать куда-то. Господи, как же болит голова! Обхватив голову, я откинулся на стену избушки, понадеявшись, что та от моего веса всё-таки не развалится.

— О, дед Макар очухался! — внезапно рядом со мной нарисовался мальчишка лет десяти, с удочкой и веткой, на которую через глаза был насажен улов. Макар? Это я дед Макар? А почему тогда это имя не кажется моим? Стоп! Дед? Я отнял свои руки от головы и внимательно на них посмотрел. Действительно, все в морщинах, с крупными синими полосками вылезших вен. Одет я был в весьма странную одежду: ткань словно не на заводе сделана, а вручную, уж больно неровная структура, да и вообще она больше на мешковину похожа, чем на что-то удобоваримое. Рукава тоже были удивительными: мало того, что на них не было ни одной пуговицы, так и на запястьях не сужались, а наоборот расширялись и узор какой-то геометрический по краю вышит. А какие они грязные, засаленные-то, фу, даже противно стало. Ладно, Бог с этими рукавами. Но ведь и штаны тоже из подобного материала, только на вид чуть прочнее. На коленях ЗАПЛАТЫ. Что происходит-то? — Здоров, дед Макар, — со всей дури заорал мальчишка, отрывая меня от разглядывания одежды. А дури в нём оказалось очень много...

— Да чего ж ты так орёшь-то, дуболом? — я невольно схватился за голову — боль от такого крика резко активизировалась и грозила разорвать мой череп на куски.

— Так ты ж глухой, — немного опешил тот, причём эту фразу я действительно услышал так, словно мне ваты в уши натолкали.

— Сам ты глухой! А у меня просто голова болит, — какой странный у меня голос: хриплый, непривычный, не иначе как похмелье виновато... Или же это мой реальный голос??? Ведь реальны же мои старческие руки...

— Так для тебя это привычное состояние, особливо по утрам. Похмелье оно такое, — тоже блин нашёлся малолетний философ... Но мальчуган явно подтверждает мою теорию, правда непонятно почему он называет меня дедом, да ещё и Макаром? Хотя, если судить по рукам... — А вообще бесов попроси, они тебе и лекарство принесут, оно живо похмелье снимет. Ты ж постоянно так делаешь.

— Кого попросить? Каких-таких бесов? Чертей что ли?

— У-у-у, дед... Ты вчерась, видать, неслабо перебрал, раз голова совсем не на месте. Бесы — это бессмертные, избранные, игроки, двуживущие. Ничего не говорит?

— Нет. А должно? — произнесённые мальчишкой слова складываться хоть в какую-то более-менее нормальную картинку вообще не хотели.

— Дед, ты чего вчерась хлебал-то, ежели тебя так накрыло? Что-то ты сегодня вообще никакущий, обычно лучше... Ладно, побегу я, выздоравливай, дед Макар.

Мальчишка, сверкая пятками, понёсся куда-то в центр деревни. Моя-то избушка на самом краю притулилась. Опа, уже моя избушка? Неужели я и вправду так нахреначился, что даже своё имя забыл? Да и потом, какие-такие бесы-игроки? Что за хрень вокруг творится? И тут в поле моего зрения попала борода. Моя борода... У меня есть борода... Длинная, окладистая и... седая, а ещё какая-то грязная что ли... Крошки в ней какие-то, кусочки еды, да и сама она какая-то сальная... Невольно потянул за неё. Либо качественно приклеили, либо это и правда моя борода... Попробовал дёрнуть отдельный волосок. Больно. Значит всё же моя... Хреново...

Внезапно ко мне подбежала молодая деваха в довольно странном наряде. Этакий вытянутый мешок с дыркой в дне одет вверх тормашками на тело, а на талии перепоясанный какой-то верёвкой. Только мешок этот тянулся до колен, а ноги её красовались полным отсутствием обуви, как, впрочем, и у давешнего пацана. Такая странная одежда мне даже в самом кошмарном бреду придуматься не могла... И где она её только раздобыла? Но самым примечательным в ней была далеко не одежда, нет, над девушкой в воздухе висела зелёная надпись: 'Махруся Забавная'. Это ещё что такое? Допился я, похоже, до галлюцинаций... Уже таблички, летающие над людьми, мерещатся, да ещё и цветные такие, яркие. Кто сказал, что горячка — белая? Нет, она — яркая, цветная, а точнее изумрудно-зелёная. Что-то мне совсем плохо...

— Ну, здравствуй, белочка... — невольно вырвалось у меня.

— Я не белочка, я — Махруся! Дедушка, вам помочь чем-нибудь?

А ведь табличка-то не обманула. Может тогда и не совсем бред у меня? Или у меня белая горячка в форме ясновидения? Что-то я не хочу становиться ясновидцем таким способом, да и не моё это...

— Помоги, девонька, помоги, хорошая. Для начала подняться, самому мне что-то тяжеловато.

Деваха подошла и стала тянуть меня за руку вверх.

— Да что ж ты делаешь, окаянная, — невольно вырвалась у меня, — Присядь, да плечо подставь, чтоб я опереться на тебя мог, а так ты мне только руку из сустава выдернешь.

Девушка виновато опустила глаза и сделала, как я говорил. Кряхтя, с большим усилием мне удалось-таки подняться. Во время подъёма весьма ощутимо хрустнули коленные суставы, но на ногах удержаться всё-таки удалось, причём только благодаря моей помощнице. Осталось только спину выпрямить. Она почему-то упорно не хотела становиться прямой, но, в конце концов, что-то щёлкнуло, словно вошло в паз, и мне удалось, наконец, перестать изображать из себя непонятную рогульку. Вот же я рухлядь... Понятно, почему моё хозяйство в таком упадке. Нет, надо срочно что-то делать, что-то нужно менять. Не согласен я быть такой развалюхой. Знать бы ещё, что делать... Как со старостью-то бороться? Эликсира молодости вроде пока не придумали... Да что ж за хрень кругом вообще творится? Ну не мог же я в одночасье постареть? Ведь всё, буквально всё внутри меня возмущается, не должен я быть такого возраста. А какого? Не знаю, но не такого...

— Спасибо тебе, милая девушка. Поклонился бы тебе, да сама видишь, старый я, немощный, — хм, в старости тоже есть свои плюсы, вон как ловко отмазываюсь, — Поднялся вон и то с большим трудом, да твоей помощью.

На её лице же только тень обиды какой-то промелькнула. Странно, разве я ей что-то обидное сказал, наоборот же поблагодарил даже, так чего она кривится? Внезапно я углядел низ своих ног. Я был в лаптях. В ЛАПТЯХ!!! Более того, лапти одеты на какие-то тряпки, когда-то бывшие белыми, нынче же непонятно-серого цвета, да ещё и в каких-то подозрительных жёлто-бурых пятнах. К тому же они довольно ощутимо пованивали, впрочем, чего греха таить, я весь ощутимо пованивал. В сознании смутно всплыло название тряпок, намотанных на ноги: 'онучи'. А почему не портянки? Потому что портянки — под сапоги, а онучи под лапти, подсказал мне внутренний голос, кроме того, онучи охватывают всю голень целиком. Откуда я это, чёрт возьми, знаю?

— Может, вам ещё какая помощь нужна? — как-то несильно любезно, но поинтересовалась моя добровольная помощница, про которую я уже успел позабыть, разглядывая свою обувь.

— Нет... Нет, пока что мне помощь не нужна... — мне бы себя осознать, да хоть что-нибудь понять. Что ж делать-то? Девушка поджала губы, обиженно отвернулась и пошла прочь. Да и Бог с ней! Господи, что ж так голова болит? — Ох-хо-хо, — вырвался у меня тяжёлый вздох.

Девушка вернулась обратно, благо далеко уйти не успела:

— Может вам всё-таки чем-то помочь?

— Голова у меня болит, — морщась от боли, сообщил я ей, — Сильно. Лекарство нужно.

— Хорошо! Сейчас принесу, — обрадовано ответила девушка, словно весь смысл её жизни был в том, чтобы мне чем-то помочь.

Внезапно из ниоткуда выскочила и повисла прямо передо мной здоровенная табличка, перегородившая весь обзор:

Выберите награду за задание 'Лекарство после вчерашнего':

1) Опыт 10-250 единиц

2) Деньги 1-50 медных монет

3) Репутация с деревней 1-5

4) Репутация с дедом Макаром 1-20

Мать моя женщина, а галлюцинации-то прогрессируют... Это что вообще такое? Нет, что это такое, я вас спрашиваю? Неужто, я всё же сошёл с ума? Очень похоже на то... Раздавшийся деликатный девичий кашель заставил меня мысленно ткнуть в последнюю строку.

Награда: Репутация с дедом Макаром

Укажите количество в пределе от 1 до 20: ___

Пусть будет репутация со мной, почему нет? Пусть будет пять. Таблички пропали, и я выдохнул с громадным облегчением.

Девушка, кивнув, развернулась. Мне смутно послышалось, что она произнесла: 'И в правду жлобяра, даже ни одной монетки не пообещал'. Впрочем, полной уверенности, что она произнесла именно это, у меня не было — слух у меня и вправду неважный...

Девушка убежала, оставив меня наедине с головной болью и тяжкими мыслями о моём сумасшествии. Как же голова раскалывается... Впрочем, с головной болью можно было бы и смириться, но что это за долбаные таблички? Допился я до розовых соплей и глюкнутых табличек. А ведь интересно, про такой вариант белой горячки я как-то и не слышал ни разу, всё больше говорили про чёртиков разных. А кто говорил? Когда? Не помню... Да что ж за наказание-то, а? Надо как-нибудь отвлечься, что-нибудь полезное сделать... А что, собственно, мне делать? Огород я выполоть вряд ли смогу, не с моей спиной и ногами, вон с завалинки едва встал, да ещё и с чужой помощью. В доме прибраться тоже вряд ли получится. Вот разве что забор поправить, чай тын-то я смогу укрепить получше.

Подойдя к забору, попытался прикинуть с чего же начать. По-хорошему, надо выдернуть палки служащие основой, дать осыпаться плетню, а после этого вбивать основу ровно в землю и наводить плетень заново. Но это по-хорошему. В реальности же мне не хватило сил даже выдернуть хоть одну из палок, составляющих основу плетня. Печально. Весьма печально, что я такой слабый. Зато упорства мне не занимать, так что пару минут я шатал эту проклятую палку туда-сюда и таки выдернул её. А тут и давешняя помощница прибежала.

— Вот, дедушка, — протянула она мне какую-то бутыль примерно двухлитрового объёма, по виду же напоминающую кувшин.

— Это что? — с недоумением поинтересовался я.

— Лекарство, — на чистом глазу ответил девушка.

— Лекарство? — усомнился я, — Что-то великовата упаковка для лекарственного препарата... Ну да ладно, посмотрим...

Открыв бутылку, отпрянул, — настолько противным духом из неё пахнуло, что у меня даже слёзы из глаз брызнули, и в носу защипало так, что даже невольно чихнул. Отведя руку подальше от себя, поинтересовался:

— Девонька, да ты никак травануть меня решила? Я же тебя за лекарством от головы посылал, а ты что принесла? Сивуху какую-то, да, судя по запаху, ещё и преотвратную донельзя...

— Так мне сказали, что вы нынче только такое и пьёте, другое вас ничто не берёт, только денатурат.

— Что? — отпрянул я, — Девонька ты моя юная и глупенькая, ты хоть знаешь, что такое денатурат? Его же пить нельзя, отравиться можно или даже ослепнуть, — я завис на секунду, а откуда я это знаю? И что такое этот самый денатурат вообще? Судя по запаху, что-то весьма близкое к спирту, но по моим же словам, пить это нельзя. Тогда почему мне принесли именно это?

— Так вам же это не помеха, вы ведь именно его вчера пили.

— Я? Денатурат? Вчера?

Девушка кивнула. Хм, это объясняет, почему мне так хреново с утра, но это не объясняет, почему я вообще жив, а вот провалы в памяти становятся просто-таки закономерными. Или же нет? Опять же табличка эта... Или это всё же белая горячка?

— Девонька, а ты можешь мне принести нормальное лекарство, а не эту хрень? — поинтересовался у неё, вручая бутылку обратно.

Девушка явно удивилась, но бутылку взяла и, бросив на меня сомневающийся взгляд, побежала обратно. Я же продолжил воевать с забором. Вытянул выдернутую палку кое-как вверх из плетня. Одна есть. Вторая пошла легче, она уже не так сильно держалась за плетень, благодаря вытянутой первой. К приходу моей помощницы я успел выдернуть целых четыре палки и пытался отдышаться. Тяжко быть немощным.