Рассадник.
(с) Фанг Илтмарский
Чирр Быстрый лежал на сыром каменном полу своей "личной" пещеры. Он мог жить отдельно, потому что был начальником. Ловкий и, как сказано в его прозвище, быстрый — он убил Хра Злого и занял его место. И теперь Чирр спал, вздрагивал при малейшем шорохе, приоткрывал чуть-чуть левый глаз, когда считал, что в такой крайней мере есть нужда, и вновь погружался в дрему. Сон Чирра — это сон сторожевого пса, никогда не отдыхающего по-настоящему и оттого очень рано изнашивающего свой организм.
Давным-давно этот маленький и юркий гоблин... Нет! Никогда он не мог позволить себе такой неслыханной роскоши как крепкий и продолжительный сон. Ни в юном возрасте, когда стоит задремать — и на тебя кто-нибудь наступит или твои же ровесники перегрызут глотку (он же был маленький, самый маленький в своем выводке). Ни во взрослой жизни, когда он плел интриги, со свойственной его племени утонченностью: нож в спину старшему брату — иначе съел бы он Чирра; удавка на шею дружку Грра — добычей надо делиться; дубиной по черепу старику Хра — больно долго своды пещер коптил, пора и честь знать.
И вот теперь, Чирр Быстрый — Большой Начальник! И нет покоя для бедного гоблина. Все-то его хотят убить. С одной стороны подчиняются, на брюхе ползают, мозоли с пяток готовы обгрызать. А стоит отвернуться, показать другую, так сказать, тыловую сторону и уже слышишь, как точат ножи, крадутся, алчно посверкивают янтарными глазищами...
— Гады... — прошипел Чирр, поглощенный тревожными дремотными видениями. Что-то смутное чудилось ему в их глубинах. Тьма всегда приходила к своим детям во снах, шептала им слова истины, единственное — надо было уметь отличить будущее от прошедшего.
У входа в пещеру Большого Начальника разлегся его личный телохранитель. Верный Рха, который был глуп как камень, повредивший ему в детстве голову. Глупый, потому и верный. Толстый Рха лежал поперек входа, сжимая в руках усаженную кривыми шипами дубину, и тоже спал. Впереди долгий переход, поэтому и спал охранник-телохранитель. Если перешагнуть через его обмотанное засаленными лохмотьями тело, то можно выйти в общую пещеру, пол которой сплошь покрыт телами спящих гоблинов.
В сравнительно небольшой пещере, в которой нашло временное прибежище Племя Чирра, стоял такой густой и тяжелый смрад, что хоть топор вешай, но спящие не замечали запаха собственных тел. Они слишком устали, что бы беспокоиться о подобных мелочах. Да и когда бы, они не устали — все одно не стали бы волновать свои чувственные натуры из-за таких пустяков. Поэтому полная сила смрада, его зловонный, парализующий волю эффект приходился целиком и полностью на долю рабов, прикованных к одной общей, длинной и тяжелой (ржавой) цепи. Гоблины выделили пленникам самый сырой и холодный угол пещеры, наиболее удаленный от входа. Конечно, подсознательно злобные создания догадывались о том, что рабы не ценят гоблинского гостеприимства и норовят при малейшей возможности улизнуть.
— Грыхм... Не знал, что сд"хохну среди хоблинского сброда, — прорычал Чревоед, пихая шершавым локтем под бок спящего соседа-человека.
— Проклятье! Иди ты к... к Свету, и оставь меня в покое, я хочу спать! — возмутился его сосед, проснувшийся и теперь бесполезно таращивший глаза в беспросветную тьму, властвовавшую в пещере. — Ничего не вижу. Ненавижу...
— Хе-кхе-хе... Человечишка, жалк"хий слизень, ползущий по лику мира! Ты червь слеп"хой!
— И это единственное из-за чего ты меня разбудил? — зловеще поинтересовался человек.
— Урк-хаттот. Сын девяти отцов и одной матери! Ты мерт"хвец живой... гррар... Слук"хай мой план. Чревоед придумал хор-р-рошую идею.
— Ну... — довольно нервно отозвался Урк-хаттот, человек, который опрометчиво решил воспользоваться услугами сил Тьмы. Он, величайший из всех алхимиков, тот, кто узнал тайну Жизни и Смерти, ныне должен был выслушивать гениальные идеи от какого-то занюханного орка!
В абсолютном, для человеческих глаз, мраке, напротив лица Урк-хаттота, разгорелись алым пламенем глаза Чревоеда. Его зловонное дыхание шевелило всклокоченные волосы некроманта.
— Мы... тс-с-с... Сбежим... — громким шепотом произнес орк, полностью перейдя на человеческое наречье. Видимо, он опасался, что находящиеся поблизости гоблины могут подслушать их разговор.
— Гениально! — притворно-восторженно взвизгнул Урк-хаттот, душа в себе рвущееся наружу истеричное хихиканье.
— Харр-харр... Не все! Я прид"хушу своего правого соседа, а ты — левого. (Слева от Урк-хаттота находилась изможденная долгим переходом пернатая Птесса, захваченная гоблинами где-то в районе горного перевала).
— Два трупа тащить за собой? — поинтересовался Урк-хаттот. И тут же вместо ответа услышал влажный треск разрываемой плоти и хруст кости.
— Держи... На п"хамять! — орк сунул человеку в руки что-то на ощупь очень сильно напоминающее человеческую ступню. Урк-хаттот был готов поклясться, что в этот момент орк веселился от всей души.
— Хорошо... — его руки легли на костлявое горло Птессы. Она не пошевелилась. Вообще, ее тело было холодно и мертво. Урк-хаттот мысленно поблагодарил своего бога. Видимо Птесса мирно отошла в иное измерение, не выдержав трудностей пути. Хмм... смерть во сне, что может быть прекрасней? — Готова... А как же мне ее отцепить (дуновение ветерка от рук орка, хруст, треск и удовлетворенное урчание.)
— Ирхх ааррр! Грат руу рха рха! — возбужденно заверещал какой-то гоблин у самых ног Урк-хаттота и тут же задавленно затих. Со стороны орка раздалось громкое чавканье.
— Тип"херь на раз-два-раз... Бежим! — неожиданно громко гаркнул орк. Цепь рванулась, потащив за собой растерявшегося человека. Он несколько секунд летел низко над поверхностью пола, сшибая с ног поднятых по тревоге гоблинов. Весь его стремительный путь сопровождался яростными выкриками, писками задавленной мелюзги и лающими командами, звучащими из пещеры начальника.
Где-то впереди восторженно завывал орк, прекрасно видевший в темноте. Он вращал перед собой свободный конец цепи, круша все, что осмеливалось возникнуть на его пути. Оскальзываясь на перемолотых цепью телах, на этой шевелящейся и вопящей от боли груде тел, Урк-хаттот наконец смог встать и побежал почти вровень с орком, отмахиваясь своей частью цепи от наседающих сзади злобных маленьких существ. В отличие от орка, он ничего не видел и поэтому молотил цепью куда попало, тем не менее, умудряясь, все же то и дело отбивать в сторону пытающиеся вцепиться в него руки.
— Аррр-кха-ррргрод! — ревел орк, миновав узкий вход в пещеру. Урк-хаттот, продолживший бежать неведомо куда, вдруг почувствовал, как цепь врезалась в его ногу, и он тут же растянулся на холодном и сыром камне. Орк остановился напротив единственного выхода из двойной пещеры, занимаемой гоблинами. В воздухе гудела вращающаяся цепь, заставляя нелюдей держаться подальше от своего грозного и сильного врага.
Чревоед ясно видел страх на их плоских лицах. Они трусили, сбившись в кучу неподалеку от выхода из пещеры, и временами поглядывали на своего Большого Начальника. Искалеченные гоблины с жалобами и стонами расползались по самым дальним углам — как бы не закончилась битва, все равно их, скорее всего, съедят.
— Имя! И-и-имя! Кто меня поймал? — прорычал орк на чистейшем гоблинском, если конечно этот язык можно назвать "чистым".
— Я — Чирр Быстрый! Рокот камня! Треск дерева! Ты — раб! Ты пойман!
— Нет. Ты — раб! — с издевкой произнес Чревоед.
— Я — раб? — было видно, что Чирру такая мысль доселе в голову не приходила. Оглянувшись по сторонам, он короткими четкими командами приказал гоблинам рассеяться, отыскать выход и зайти врагу в спину. Говорил он на специально "боевом" языке, уникальном для каждого племени и, разумеется, был абсолютно уверен, что мерзкие супостаты ни в жизнь не догадаются о смысле его команд.
— Хра-ра-ра... Граггот... Ты — мой раб, Чирр Дохлый! — повторил Чревоед, не переставая скалить зубы.
Чирр стоял напротив врага в напряженной позе, готовый в любой момент броситься в обнаруженный сородичами проход. Но никто ничего не нашел... "Исследователи" один за другим возвращались к Чирру, а некоторые присоединялись к раненым, остерегаясь гнева своего начальника.
— Раб! Раб! Раб! — рассмеялся орк, любуясь сменой чувств на бесхитростной физиономии Чирра. Напряжение, готовность, нерешительность, сомнение, неверие и, в конце концов, самое характерное для гоблина чувство — страх. Чирр заметно приуныл, осознав, что находится в довольно щекотливом положении.
— Буду ждать! Ты уйдешь! — с дрожью в голосе воскликнул Чирр, не обращая внимания на то, как загорелись глаза его воинов, почуявших слабость начальника. Рха, стоявший за спиной хозяина, тяжело ухнул дубиной и один из самых храбрых претендентов на пост Большого Начальника, пытавшийся подползти к Чирру, прикрываясь трупом своего друга, с отчаянным визгом завертелся на скользком от крови камне. Второй удар с хрустом размозжил его череп. Чирр этого словно не видел.
— Пауки в банке, — сказал Урк-хаттот, поднимаясь на ноги и потирая ушибленное при падении место. Он приложил руку к уху, прислушиваясь к звукам идущим из пещеры.
— Чем ничт"хожней тварь, тем более она жаждет власти, — изрек орк, не сводя глаз с Чирра Быстрого, справа от которого уже в третий раз просвистела дубина телохранителя, и очередной "соискатель" упокоился навек. Чирр не предпринимал никаких действий, так как понял — он проиграл. Орк просто подождет... Гоблины — ждать не будут.
— Пауки в банке, — повторил человек и Чревоед расхохотался.
