Глава 36.
Удача не будет со мной, и не видать мне ни доли хирдмана, ни доли колдуна, ни удачного путешествия на "Сияющем Змее" ни всех прочих достойных и славных дел. Ни славы, ни добычи, тот самый шиш, и даже без масла — в глубине души я подозревал, что так оно все и будет. Надеялся, конечно, что хоть в этот раз все сложится так, как надо. Мечтал и грезил.
С рассветом в порт начали подтягиваться хирдманы. Пришел Кари-лучник, со своим грозным луком, в одной руке у него была связка стрел, а в другой большой кувшин, из которого он время от времени отхлебывал. Пришли братья Гуннарсоны, оба пьяные до изумления. Братьев сурово штормило, они не падали, только потому, что висели друг на друге; передвигаясь по дороге извилистым зигзагом, они шатались и развывали веселые песни, и горожане, спешащие по своим утренним делам, благоразумно их обходили стороной. Скоро свежий морской ветер выдует пивные пары из пьяных головушек, а остатки хмеля выйдут с потом — ведь нет ничего лучше для протрезвления, чем пара ведер холодной воды на голову, и немного повертеть веслом. Пришли и остальные достойные и храбрые карлы из хирда ярла Гуннлауга Длинного.
Тело лучшего скальда Гудбруда Гудбрудсона, павшего в неравной битве с пивом, принесли. Из рыжих зарослей на его лице, там, где должен был быть рот, торчал большой кусок вяленого мяса, и скальд время от времени его жевал, не просыпаясь.
— Опять песню пел, — не дожидаясь естественного вопроса, сообщил мне Орм Штевень, стоявший рядом со мной на пирсе, в окружении хирдманов Гуннлауга.
— И что в этом плохого? — и правда, что такого, если человеку хорошо, и он решает спеть для друзей, иди даже просто для себя — Плохая песня? Не умеет петь?
— Хорошая песня, — пожал плечами Орм — И петь умеет. Первые раз пять — десять за вечер приятно слушать.
— Тогда что не так?
— То, что песня у него одна. И если уж Гудбруд решил ее петь, то заткнуться может, только если под стол свалится. И то, долго потом оттуда во сне поет, — Орм шумно поскребся в бороде — Ну, как поет... Храпит и воет эту песню, сопит её, и бормочет. Ужасно. Вот так и справляемся.
Что ж поделать, у всех свои недостатки, и этот еще вполне терпимый.
Хирд в целом собрался, ждали только ярла. Как мне сообщил все тот же словоохотливый Орм, Гуннлауг купил по дешевой цене много молодого сыра в припасы, но заказ до сих пор не доставили, хотя должны были еще накануне, и он с несколькими хирдманами пошел вытрясать наш сыр и, если получится, то свою неустойку.
Сыр я люблю, и верю в настойчивость ярла.
Ждать пришлось недолго: груженая повозка, влекомая унылым ослом, показалась из-за поворота одной из улиц, ведущих в гавань. Из-за наваленных в нее кругов желтоватого сыра виднелась русая голова нашего высокорослого ярла, он с кем-то общался, и выглядел недовольным. Ну, а раз и сыр и ярл теперь с нами, то, наверное, пора и в путь? Я оглянулся на корабль, которому на некоторое (надеюсь, долгое) время предстояло стать моим новым домом. В путь, заждался сокол волн неутомимых пахарей моря, согнутся перья морского лебедя в могучих руках сынов Всеотца и...
Души прекрасные порывы прервал Кари Лучник, он достал свой лук из чехла, и сноровисто натянул на него тетиву, из-под рума он добыл тул со стрелами и повесил его себе на пояс. Зашевелились и другие карлы на палубе Змея, и радости от встречи с сыром, или с ярлом, на опухших от ночного веселья лицах было почему-то не видать.
Я не люблю, когда вот так. Когда ждешь, и уже почти дождался; когда желаемое перед тобой, и, казалось бы, только руку протяни и... "Вот он, вот он! Тот самый хер моржовый тебе на рыло", — наверное, говорит тогда Плетельщица Нитей, наматывая на палец невесомую прядь твоей судьбы — "Не ждал? Он теперь твой! Сокровищ жаждал?" — усмехается она — "Тролль подаст!".
С одной из прилегающих к порту улиц, сопя, кряхтя и звеня сбруей, вывалилась толпа городской стражи. Они все выбегали, и выбегали, и сбивались в плотное стадо ярдов, примерно, в двадцати от нас. Стая у них получилась большая, на вид, похоже было человек под сотню, и к ним все время прибегали новые люди.
— Что он натворил? — пытался выяснить, в чем дело, ярл Гуннлауг у широкоплечего седовласого воина в богатых доспехах, который, видимо, был у стражи за главного. Драка была не нужна никому, и ярлы решили прояснить так некстати возникшие недоразумения, тем более, что были они если не друзьями, как успел сообщить мне Орм, то хорошими приятелями. И более того, хирд Гуннлауга с удовольствием нанимался городом на службу — сопровождать ценный груз или уважаемого человека в морском путешествии, патрулировать побережье или просто гонять пиратов или контрабандистов.
— Это дело короля. Его Величеству нужен этот человек, — без особого воодушевления ответил ярл стражей. При нем, по правую руку мялся невзрачный человечек с бледным лицом, худой и смутно мне чем-то знакомый.
Нашего же ярла такой ответ не устроил.
— Он убил свободного человека? — продолжил допытываться Длинный — Или покалечил? Взял силой свободную деву против ее воли? Я дам щедрый вергельд за него. Никто не будет обижен.
— Нет.
— Он убил трэля, скотину, или испортил иное имущество? Оскорбил знатного? Какой закон он нарушил? Скажи мне, друг? Я заплачу штраф.
...И вычту потом из его доли в тройном размере...
Это просто читалось по напряженной спине ярла.
— Нет. Это дело короля.
Ярл Гуннлауг шумно выдохнул сквозь зубы.
Разговаривали ярлы достаточно громко, и хирдманы уже были в курсе дела.
— Ик! Не тревожься, Свартхевди! — пробубнил мне в ухо очнувшийся Гудбруд, от него разило, как из пивной бочки, и глаза все еще были мутными, но хогспьет был при нем, и меч, и небольшой топор за поясом — Пузатые городские крысы хотят забрать... Ик!... Тебя? Мы их пинками... Ик!... Разгоним!
Достойный скальд пошатнулся, но смог опереться на могучее плечо Орма Штевня.
— Разгоним, разгоним, — отозвался тот, возвращая скальда в горизонтальное положение — Всех разгоним, если падать не будем...
— Не могу тебе ничего сказать более, чем уже сказал, — спор ярлов продолжался, и никто не хотел уступать.
— Я должен знать, почему ты хочешь забрать моего человека.
Ну, вот оно. Слово сказано, и я немного расслабился.
Многое мог сделать ярл с накосорезившим в походе хирдманом. Мог лишить доли, мог вышвырнуть из хирда. За драку на борту зачинщика могли протащить за драккаром на веревке, и, если тот не захлебнется — то его счастье, а могли и просто выкинуть за борт, или высадить голым посреди моря, на каком-нибудь пустынном островке в десяток ярдов длиной. Нерадивого или ленивого мог прогнать через строй, а трусу или предателю могли вырезать и кровавого орла.
Многое мог ярл в походе.
Не мог одного — отдать своего человека на чужой суд.
Да еще по насквозь непонятной причине: "Дело короля", о как!
Поступи так Гуннлауг, и его просто не поймут хирдманы, ему будет непросто собрать хирд следующей весной. Даже нидинги трижды подумают, прежде чем идти к такому ярлу, и каждый примерит ситуацию на себя.
Сегодня делом короля было забрать сопляка-дренга.
Завтра делом короля будет забрать еще кого-то, может быть, тебя? И ярл отдаст. Отдал же одного, не заржавеет и за другого.
А третьим днем король решит, что ему не нужен хирд Длинного на службе, а нужны крепкие рабы на рудниках! Почему бы ему так не поступить — кругом же выгода?
Крепок щит, пока целый, крепок хирд, пока карлы верят в ярла и его удачу.
Я, конечно, в хирд еще формально не принят, это отложено до первого славного дела, но ярл дал мне место на руме, и обещал долю. Однако это все забудется, когда весть о поступке Длинного разнесется по Нурдланду. Как говорят: "У злой славы восемь крыльев, у доброй — восемь якорей". Да, после такого поступка вонять будет не только от самого Длинного, но и от его потомков.
...Ха! Я слышал, что когда какой-то вчерашний крестьянин приказал твоему деду отдать хирдмана, то он так и сделал? Говорят, твой дед стоял на коленях и просил его пощадить, он плакал и его штаны были мокрыми?...
Лично мне ситуация виделась безвыходной.
У служивого был приказ короля, и он собирался его выполнять.
А ярл не мог отдать своего воина, и это все без того, что терять непыльное местечко в Эркенбурге, и ссориться с ярлом стражи ему было не с руки.
Однако расклад понимали оба, и дело потихоньку катилось к драке.
Меня как-то практически незаметно затолкали вглубь строя, к самому борту корабля, а вперед проталкивались хирдманы с палубы, на них уже были шлемы и брони. За высокорослыми карлами спорящих ярлов мне видно не было, но, судя по унылому голосу начальника стражи, он все эти движения заметил, и иллюзий о будущей драке не строил.
Да, народу у него было больше уже раза в два, а у нас многие еще пьяны, и мало кто в доспехах, но... Ярость детей Нурдланда недаром воспета в легендах. Думаю, что пузатое местное воинство хирд Гуннлауга стоптал бы без особых затруднений. Однако сказано было — "Приказ короля". Наверняка уже посланы гонцы в верхний город и окрестности, и уже надевают шлемы ребята покрепче, чем городская стража. Дружины знатных людей, корабельная рать купцов, к примеру. Всем пригодится благодарность короля. И даже если мы побросаем отряд стражи в море, то выйти из порта нам все равно не дадут: я не страдаю плохим зрением, и отлично вижу, как суетятся человечки возле больших метательных машин на башнях, что запирают устье бухты. Хотя, все, конечно, может быть: Предателю Воинов не нужны пока что новые эйнхерии, и стража разбежится и нам удастся отчалить; подкрепления к ним не успеют, прислуга метательных машин промахнется по пристрелянным местам, и мы не получим бочку с каким-нибудь горючим дерьмом (а то и просто добрый булыжник) на палубу и сможем уйти от погони, которой тоже, может и не будет... Мда, удача ярла должна быть велика, чтобы так оно все вывернуло.
— Славный ярл, — вмешался в беседу двух предводителей незнакомый голос, по сравнению с голосинами обоих начальников, один из которых привык перекрикивать шторм, а второй — орать на подчиненных, он казался неприятно мягким и вкрадчивым — Позволь мне поговорить с молодым воином.
Я не разобрал, что ответил ярл.
— Клянусь, что ему не будет причинен вред, я хочу просто с ним поговорить, — продолжал незнакомец — Капитан Эмери подтвердит своим словом, если вы не верите посланнику короля!
Гуннлауг немного подумал, но, спустя несколько мгновений, согласился.
— Свартхевди, поди сюда, — и я не стал медлить.
Хирдманы расступились, я предстал перед спорщиками. Капитан стражи скользнул по мне безразличным взглядом, ярл уже явно успел пожалеть, что связался со мной, а вот третий человек... Тот самый невзрачный человечек, с абсолютно незапоминающимся лицом, он выглядел довольным, и глядел с веселым любопытством. Я ведь точно где-то его уже видел...
— Наедине, — обратился человечек к Гуннлаугу.
Тот подумал еще, и молча показал на пустой соседний пирс.
— Вот мы и встретились, Свартхевди Конь, сын Бъерна Полосатая Борода, внук Торвальда Трески, — с улыбкой поприветствовал меня незнакомец — Заставил же ты меня волноваться. Прятаться в тюрьме, когда тебя ищут по всей провинции... Ты изрядно хитер, юный воин.
— Кто ты, и зачем я тебе нужен? — я оглянулся на ярла, он о чем-то беседовал с капитаном, к страже тем временем в помощь прибыл конный отряд, а хирдманы Гуннлауга успели выстроить стену щитов.
— Не мне, ты нужен Его Величеству. Но не буду держать тебя в неведении: твоя сила должна послужить короне Ории, к вящей славе и пользе Её, — высокопарно порадовал меня человечек, — Так, или иначе, но у тебя нет выбора.
— Выбор есть всегда...
— Не у тебя, — невежливо перебил меня незнакомец — Ты преступник. Только за то, что ты ползал в Гиблые Топи, по законам короля тебе положены рудники.
Я насмешливо ухмыльнулся.
— Чего стоят твои слова?
Человечек вернул мне ухмылку.
— А откуда у тебя тогда Рука Короля? Скажи мне, юный воин?
Я молча показал ему Правую Руку Свартхевди, а затем Левую Руку Свартхевди, и со всей искренностью заверил, что иных рук не имею.
Человечек порылся в кошеле и выудил оттуда крупный перстень.
— Узнаешь? Эта вещь принадлежала верному слуге отца Его Величества, пропавшему именно в Топях много лет назад. Ты нашел их останки, не так ли?
Ах ты ж старый ты козел, чтоб тебе бородой подавиться, ублюдок Томас!
Перстень, подаренный старику вирой за обиду, я узнал.
— Томас Ланге рассказал о тебе, — продолжал человечек — И многое я узнал и увидел в замке барона Вильгельма Ульбрехта.
Я скудоумием не страдал, и понял, о чем он.
— Королю понадобился садовник?
— Можно сказать и так, — хохотнул посланник — А чтобы тебе было проще сделать правильный выбор, я расскажу тебе небольшую историю. О поединке чести, между шестью юношами из хороших родов. В которой, лишь благодаря подлому колдовству двое одержали победу, над четырьмя.
Я выругался, длинно и грязно, предчувствую нехорошее.
— О том силой своей клянется маг города Эйхельфельд, мессир Беккер.
Я сообщил человечку, куда мессир Беккер может запихать себе ту самую силу свою.
— По представлению барона Одерштайн, для истины дознания, слугами короля был задержан фрайхер Уильям Ульбрехт, дабы выяснить прискорбные обстоятельства происшедшего, как-то: гибель фрайхера Адама Феррнлахтунга, тяжкие увечья фрайхеров Ральфа Одерштайна, Мортена Кристена и Николы Вайсса. Ульбрехт ждет суда, и, скажу тебе, юный воин, шансы оправдаться у него невелики, ибо улики против него. Незарегистрированный колдун, контрабандист, клятвопреступник и убийца — вот кто был его спутником, вот кто принес ему победу в споре благородных. Но, — мягко улыбнулся мне человечек — Ты можешь помочь другу. Королю нужна твоя служба. И больший толк выйдет, если ты будешь служить добровольно. Пойми, — видя мое замешательство, продолжал посланник — Его Величеству важнее ты, чем мелкая склока двух баронов. И в его власти прекратить это дело.
Ну, вот оно, о чем мне говорили руны. Теперь я понял послание. Как говорится, хорошая мысля приходит опосля...Не о золоте и чудесной воде сказали руны, а о выборе. О том, что сейчас передо мной. Лед, или свет? Выбирай, Конь. За все приходится платить, рано или поздно.
— А почему я должен верить твоим словам? Ты много их сказал, но много ли в них правды?
Человечек посерьезнел.
— Мне нет смысла лгать, юный воин. Тебе все равно не уйти, но ценой твоего упрямства будет не только жизнь твоего друга Ульбрехта, но и жизни воинов Гуннлауга.
Лед, или свет, Конь, что ты получишь? Что выберешь?
— Отряд Гуннлауга будет отпущен. А своей властью Его Величество заткнет рот Одерштайну, — продолжал зудеть посланник, — Ты умен, юноша, так сделай правильный выбор.
— Да чтоб вы все сдохли от чумы и поноса, — пробормотал я ему, и направился к кораблю.
— Отпусти меня, ярл! — громко, чтобы слышали все хирдманы, обратился я к Гуннлаугу, продолжающему сверлить меня недобрым взглядом, — У них мой друг. Они убьют его, если я не сдамся.
Ропот пронесся по рядам хирдманов.
Ярл скупо усмехнулся.
— Ты веришь им?
— У меня нет выбора.
... Да и у тебя тоже...
— Катись к йотунам, — с суровым ликом отмахнулся ярл, но во взгляде его наличествовало немалое облегчение — Раз уж ты сам этого хочешь.
Он отвернулся, и молча направился к строю хирда.
Я криво ухмыльнулся карлам, смотрящим на меня, и побрел обратно к посланнику, так и стоявшему на пустом пирсе.
Я сделал свой выбор.
