16 февраля 1904 года. Порт-Артур.
Рано утром получив письмо просьбу-ультиматум явиться пред светлы очи наместника и проявить уважение к персоне, назначенной сюда самим Императором, Илья витиевато высказался, выразив озадаченность действиями Алексеева, от которых попахивало "бабской истерикой". Бросив через плечо "Чем меньше фаллос, тем больше пафос!", адмирал за завтраком уведомил Вервольфа о предстоящей встрече в доме у наместника. Чем практически испортил Сергею аппетит. Потому как мысли сразу же направились в русло предстоящего неприятного разговора в духе "у кого тут орлов на погонах больше?"...
Через час паровой катер отвалил от высоченного борта "Победы" и направился к пристани Восточного бассейна. Тут их уже ждал экипаж.
— Илья, вот зачем эти понты? Отсюда до резиденции Наместника десять минут неспешным шагом...
— Эх, Серег! Хороший понт дороже денег! Негоже командующему Тихоокеанской эскадрой приходить к Наместнику пешком! Мы ж не бедные родственнички! Чай тоже люди при должности и при погонах! Прокатимся с ветерком!
— Ну, как Вам будет угодно, господин командующий! — И Вервольф отвесил шутливый поклон.
— Ладно, хорош ломать комедию, поехали!
Пред входом на территорию резиденции Вервольф неспешно и внимательно оглянулся по сторонам, а потом обратился к Илье:
— А неплохо тут Наместничек устроился! Особнячок такой немаленький, опять же, с видом на скверик-"Этажерку". Терраска такая застеклённая... Тебе она ничего не напоминает?
— Например?
— Например, серпентарий, а?
— Да ладно, не сгущай краски раньше времени!
Но, едва переступив порог, Илья понял, что Сергей оказался прав. Их встретили так, словно заманили в ловушку.
Здесь присутствовал сам наместник, весь его штаб — Илья безошибочно определил флегматично взирающего на всех Витгефта, контр-адмиралы Ухтомский, Лощинский, а так же — сухопутные 'главари поражения' — Стессель, Фок... Радовало только наличие генералов Кондратенко и Белого — эти двое являлись самыми адекватными из присутствующих.
— Доброе утро, господа, рад Вас, — тут Илья коротко кивнул, встретившись глазами с младшим флагманом эскадры, а так же с двумя последними генералами, — видеть. Благодарю, за приглашение на столь высокое собрание.
— Илья Сергеевич, — наместник проигнорировал приветствие, что уже указывало на то, что он в крайней степени раздражен и намерен поставить адмирала-мальчишку на место. — Быть может в силу своего возраста или воодушевления, которое вам дали назначение на столь высокий пост, вы позабыли правила приличия, а так же морские законы, предписывающие вам сразу же по прибытию на место назначение нанести как минимум визит вежливости вашему непосредственному командиру?
— Ничуть, — Илья жестом указал Сергею на пустые стулья напротив собравшихся. — Но, раз уж вам так захотелось 'пропесочить' меня на глазах моих подчиненных, не буду вам перечить. Если не возражаете, я пока займусь чтением докладов о состоянии дел на эскадре, ибо без моего участия вам будет легче 'перемывать мне косточки'.
— Возмутительная наглость, молодой человек! — Взвизгнул Фок. — Как вы смеете так разговаривать с господином наместником?
— Полноте вам, господа! — Генерал-майор Белый, начальник крепостной артиллерии вступился за молодого адмирала. — Что ж вы сразу с порога...
— Согласен! — Насупился Кондратенко. — Молодо-зелено, не раз ошибки сами допускали и от уставов отступали. Ведь не пьянствовал, а делом занимался! Да и мы собрались не в воспитательных целях, а на военное совещание!
— Дорогие Василий Федорович, Роман Исидорович. — с улыбкой произнес Илья. — Покорно благодарен вам за добрые слова в мою защиту, однако, должен заметить, что цель этого собрания несколько отличается от той, которую вам сообщили.
Прежде чем наместник, бардовый от гнева, смог возразить, Илья, расстегнув китель, принялся разгуливать по залу.
— Господа. Как вам известно — до момента назначения меня на должность командующего Тихоокеанским флотом и Корпуса особых советников, обо мне, ровно, как и о моих коллегах не было ничего известно. Понятное дело, что подобное не может не вызывать вопросов. Отвечу вам коротко. Его величество назначил меня на эту должность. И дал мне все нити управления обороной восточных рубежей страны, как раз в виду того, что я обладаю информацией и познаниями, которые могут гарантировать победу в этой войне.
— Будьте добры, избавьте нас от этого представления, — прошипел Стессель. Однако, на лице Кондратенко, Белого, Витгефта, Лощинского и Ухтомского Вервольф заметил недюжий интерес. Да что там — затаив дыхание сам наместник наблюдал за Ильей. Лишь Фок в излюбленной манере демонстрировал полное пренебрежение к реалиям, пробурчав что-то вроде 'Долго веревочке виться...'
— Как пожелаете, Анатолий Михайлович, — Илья резко повернулся на пятках и вернулся к своему креслу, возле которого стоял неприметный кожаный портфель.
— Видит бог, но я не хотел пускать этот документ в дело, — Илья вынул наружу запечатанный конверт. — Господа, прошу засвидетельствовать, что конверт не вскрыт, запечатан личной печатью государя. Роман Исидорович, Василий Федорович, Вильгельм Карлович, Павел Петрович, Михаил Федорович, вы подтверждаете, что конверт не вскрывался и не имеет повреждений?
Наиболее здравомыслящая часть этого собрания подтвердила целостность конверта.
— Тогда, я при вашем присутствии вскрою этот конверт и зачитаю его содержимое, — оскал, который прорезал лицо молодого адмирала, нельзя было назвать улыбкой. Вервольфа аж передернуло от того выражения лица, какое было у Ильи, пока он читал приказ Императора. С таким удовольствием травят гадов, которые годами мешают нормально жить, подтачивая целостность дома. И, надо признать, сейчас Илья раздавил самую большую гадину.
Прослушав информацию, наместник потребовал бумагу на личное прочтение. Окруженный Фоком и Стесселем, он молча изучал документ. Остальные же старшие офицеры поверили Илье на слово.
— Поскольку я в одном лице являюсь командующим Тихоокеанским флотом, портами и крепостями империи на Дальнем Востоке, а так же сухопутными силами Квантунского укрепленного района с прямым подчинением Его Императорскому Величеству, то, по воле Государя, не подотчетен и не подвластен никому из здесь присутствующих, — слова прозвучали как приговор. В общем-то, ошарашенный текстом приказа, Вервольф не мог смотреть на своего 'адмирале' иначе как на судью и палача в одном лице. Неведомо, какими пряниками Илья задобрил императора, раз тот вручил в его руки полномочия Главнокомандующего всеми морскими вооружёнными силами, действующими против Японии и обороной Квантуна. Конечно, неплохо было бы полностью подчинить себе и Маньчжурскую группировку войск, но эту должность Николай оставил Куропаткину, не решившись, лишить полномочий своего любимчика. Впрочем, в "их" истории Куропаткину не особо помогло расположение к нему Императора и все свои сражения он благополучно проиграл. Как будет здесь — жизнь покажет, но Вервольф очень сомневался, что здешние Куропаткин и Алексеев проявят себя военными гениями...
— За сим, Анатолия Михайловича и Александра Викторовича прошу сдать все дела по крепости Роману Исидоровичу, который с этого момента является комендантом крепости Порт-Артур, и командуущим Квантунским укреплённым районом — В голосе Ильи звучало победное торжество.
Ещё-бы! Побелевший от злости Стессель — явление похлеще взорванного броненосца японцев!
Фок сидел в полной растерянности. Герой последней русско-турецкой, он явно не рассчитывал, что его могут снять через голову Стесселя, с которым он приятельствовал. А уж снять 'Анатоле' — это дело совсем уж немыслимое. За ним же такие силы стоят в Петербурге!
Сбивчиво поблагодарив Модуса, Кондратенко наблюдал, как Белый тоже получает 'плюшки' от нового начальника.
— Василий Федорович, — Бумага о полномочиях вновь вернулась в руки Модуса и исчезла во внутреннем кармане кителя. — Не смею лишать вас поста начальника крепостной артиллерии. Лишь заверю вас, что флот в ближайшее время передаст в ваше распоряжение большое количество малокалиберных орудий и боеприпасов.
— Вы планируете разоружить корабли? — Вспыхнул наместник. — Но, это же измена, это... это — предательство!
— Измена и предательство — планировать выход в море и накануне войны оставить эскадру на внешнем рейде без противоминных сетей! — Огрызнулся Илья. — Предательство — держать флот в порту, не имеющем ремонтных мощностей! Не говоря про отсутствие второго комплекта снарядов, ровно как и необученность комендоров стрельбе на дальние дистанции, что активно применяет наш противник — вот это предательство! И вам придется ответить за повреждение двух лучших броненосцев флота перед государем! Ровно, как и вам, Анатолий Михайлович и Александр Викторович, за бездарное руководство крепостью и вверенными вам солдатами.
Наместник был красен как рак.
— Что Вы себе позволяете, господа! Вы обвиняете меня в измене?! Меня?! Вы хоть не забыли, кто сейчас перед Вами?! — с багровым лицом он поднялся из-за стола, нависая над Ильей. Очевидно, такими методами ему уже неоднократно доводилось внушать трепет и ужас своим подчиненным, да и остальным окружающим.
Вервольф молчал большую часть времени, наблюдая за реакцией собравшихся. Но после последней гневной тирады Алексеева неожиданно резко встал, да так, что опрокинулся стул, на котором он сидел. Звук удара дерева по паркету заставил Алексеева на миг замолчать, а следующий звук заставил его вздрогнуть — Вервольф, стоящий с другого конца стола тоже подался вперед и массивная деревянная кобура "маузера" тяжело ударила по столешнице.
— Отчего же не знаю, Евгений Иванович! Прекрасно знаю! Предо мной в данный момент — высокопоставленный чиновник Российской империи, не выполнивший свои обязанности по служению Отечеству. Наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, не оправдавший надежд Государя. Предо мной человек, который всячески способствовал развязыванию войны с Японией и пытался втянуть Самого Государя Императора в грязные делишки с лесной концессией на реке Ялу. Человек, который БЫЛ наделен всей полнотой власти на Дальнем Востоке и доверием Императора, и который мало того, что не справился со своими прямыми обязанностями по укреплению восточных рубежей Отечества, так ещё и при помощи своих подручных и приближенных лиц вводил в заблуждение Государя!
Обалдевший от такого Алексеев только и смог выдавить:
— К-когда это я вводил в заблуждение Его Величество?
— А Вы что, как адмирал и генерал-адъютант не способны отличить таранную подводную пробоину на "Полтаве" от попадания японского снаряда? Что там в рапорте Императору про бой 27 февраля написано о повреждении броненосца? Вы кому вдвоём со Старком врать удумали? Государю? А что Вы там с господином Куропаткиным докладывали о состоянии укреплений Порт-Артура Его Величеству?
Явно не ожидавший подобной наглости Алексеев, что называется, "завис" на несколько секунд. А большего времени ему Вервольф и не дал:
— Я напомню Вам и всем здесь присутствующим. Доложили, что крепость хоть сейчас готова отразить любой штурм врага, и, повернувшись к Стесселю, — А не подскажите ли мне, разлюбезный Анатолий Михайлович, степень готовности крепостных укреплений вверенной Вам, как коменданту, крепости Порт-Артур? Например, сколько фортов из шести запланированных, в настоящий момент находятся в боеготовом состоянии, а?
Стессель сидел, белый, как мел... Но Вервольф уже вошел в то состояние, которое называлось коротко: "я режу правду-матку прямо в глаза и мне пофиг, что вы все обо мне думаете", поэтому продолжал, не давая своим оппонентам ни секунды:
— А как поживает, например, форт номер шесть, Анатолий Михайлович? Тоже готов хоть сейчас отразить японскую атаку? И ему нисколько не помешает в этом тот факт, что он ещё даже на местности не размечен Вашими инженерами и существует лишь на бумаге? А сколько орудий из 418 запланированных смонтированы на сухопутном фронте и готовы к отражению штурма? — и, уже повернувшись к Белому,— Василий Федорович, будьте любезны, подскажите, пожалуйста!
— Восемь... — тихо произнёс бледный как смерть, Белый.
— Вот! Аж целых восемь орудий! Процент от необходимого количества, надеюсь, сами посчитаете? Да у Вас тут, господа, как я погляжу, просто небывалая готовность крепости к отражению вражеских атак! — и, уже глядя наместнику прямо в глаза, — И это Вы, Евгений Иванович, называете крепостью первого класса? Одной из двух первоклассных крепостей России на Дальнем Востоке? А как там вторая крепость поживает? Владивосток? Готов отразить нападение японцев?
— Да как Вы такую мысль вообще допускаете! Да они не посмеют!
— Да неужели? На одну вот первоклассную Вашу крепость они уже напали, Евгений Иванович! Отчего ж на вторую не попробовать-то? Очень даже попробуют. Причем в ближайшее время. И всё благодаря Вашим стараниям и заботам. Только видимо, не о благе Отечества.
Наместник, Фок, Стессель пребывали в бессильной злобе. Наместника вообще, того и гляди, удар хватит... Их сейчас не только отстранили от дел, но и отчитали как мальчишек. И кто? Какой-то недомерок, по недоразумению получивший двух орлов на плечи? И второй, вообще незнамо кто?
Илья встал из-за стола:
— Надеюсь, никто из здесь присутствующих не будет в претензии, что я покину это совещание. Павел Петрович, Михаил Федорович, ожидаю вас через два часа на 'Петропавловске'. Роман Исидорович, Василий Федорович, у начальника отдела моего штаба по сухопутным вопросам — контр-адмирала Вервольфа для вас есть несколько предложений...
Вервольф повернулся к Кондратенко и Белому:
— Господа, думаю, здесь не место для обсуждения наших вопросов, поэтому прошу следовать за мной! — и, уже повернувшись к Алексееву, — Евгений Иванович, позвольте откланяться, честь имею!
И оба попаданца, развернувшись, направились к выходу из дворца.
Уже за воротами резиденции, повернувшись к Белому и Кондратенко, Вервольф произнес:
— Во-первых, господа, прошу прощения, что сделал Вас невольными свидетелями сего скандала в благородном семействе. А теперь — по делу. Вас, Василий Федерович, попрошу немедля подготовить подробный отчет о состоянии всей крепостной артиллерии, о всех имеющихся в Артуре орудиях, включая и старые китайские, а также о боезапасе к каждому типу пушек.
— Будет сделано, господин Советник! Сегодня же вечером отчет будет у Вас на столе!
— Хорошо, Василий Федорович! Не смею более отнимать Ваше время.
Пожав руку Вервольфа, Белый развернулся и бодрым шагом направился к своему экипажу.
— Теперь, Роман Исидорович, давайте обсудим наши с Вами дела, а их у Вас теперь, учитывая Вашу новую должность, прибавится изрядно.
— Это не страшно, глаза боятся, а руки делают — улыбнулся Кондратенко, — так что Вы хотели бы обсудить? Возможно, нам лучше было бы направится в штаб крепости или в штаб области, и там обсуждать наши вопросы, а то посреди улицы как-то не вполне годиться это делать...
— Вы правы, Роман Исидорович, совершенно не комильфо делать это на улице, но в штабах мы с Вами ещё насидимся, а есть один срочный вопрос, решение которого не требует отлагательства. Поэтому собирайте свой штаб и через час я жду Вас на вокзале, — на удивлённый взгляд Кондратенко он ответил, — проедимся на Наньшанскую позицию. Думаю, не лишне будет взять с собой эскорт да и лошадей для нас пусть приготовят на станции Кинчжоо.
— Будет сделано, господин Советник!
— Ну что ж, тогда — до встречи через час!
— До встречи!
И пожав руки, они разошлись, каждый к своему экипажу.
Илья, уже сидевший в коляске, прищурившись, спросил:
— И куда это ты уже намылился?
— Прокатимся "на пикничок" с Кондратенко, — Вервольф взглядом показал адмирале на спину извозчика, которому вовсе не обязательно было быть в курсе всех передвижений Порт-Артурского начальства, — пройдемся по укреплениям, посмотрим, что да как...
— Правильно, кивнул Илья, дело нужное.
И, уже обращаясь к извозчику:
— На пристань, любезный, к "Петропавловску"!
* * *
Через три часа поезд с советником, генералом Кондратенко и его штабом прибыл на станцию 'Кинчжоо'.
* * *
Копыта лошадей подминали пожухлую прошлогоднюю траву и оставляли следы в неглубоком снегу. Целая вереница всадников поднималась от маленькой станции Циньчжоу на горбатую, изрезанную оврагами и балками гору. Наньшань — Южная гора. Гор с подобным названием в Китае было много. Но эту гору, именно эту — мир запомнит надолго. А уж японцы — и подавно. Это Вервольф пообещал самому себе ещё вчера.
Массив глины и камня высотой в 55 саженей возвышался в самом центре Циньчжоусского перешейка. Полоска суши шириной менее четырех верст между водами двух заливов — Циньчжоусского и Хунуэза — это единственный путь из Маньчжурии на Квантун. И Наншань высился в самом центре этого перешейка, оставляя по сторонам от себя узкие полоски суши шириной в версту, зажатые между склоном горы и мелководными заливами. Причем, с обоих сторон Южной горы на этих полосках высились холмы, позволявшие устроить на них дополнительные опорные пункты обороны. Группа всадников уже поднялась на вершину нагорья, и Вервольф спрыгнул на землю. Жалко было лошадку, которой пришлось поднимать на себе его почти двухметровую тушу в 115кг живого веса на вершину хоть и пологой, но всё же горы...
Как всегда, по старой привычке, поднявшись на гору, он глубоко втянул в себя свежий, хоть и не очень холодный, но влажный из-за близости моря зимний воздух и огляделся вокруг.
Прямо на север от Наньшаня, меньше, чем в паре верст от её подножия, лежал небольшой китайский городок Циньчжоу, или, как называли его многие русские — Кинжоу. Город имел квадратные в плане очертания и был обнесен стеной. Неплохая защита от банд грабителей-хунхузов, но совершенно несерьезная — от регулярных частей японской армии. Железная дорога проходила юго-восточнее города, поэтому небольшая станция Циньчжоу, от которой они начали свой подъем на Южную гору, ничего общего с этим китайским городком, кроме названия, не имела... Прямо на юг от Наньшаня располагалась ещё одна небольшая станция — Тафашин.
У подножия Южной горы со всех сторон в долине были разбросаны небольшие китайские деревушки с чудными названиями, которые без карты и не вспомнишь (но нужно будет обязательно заучить, иначе в боевой обстановке никак не получится оперативно складывать в мозгу картинку происходящего), а кроме деревушек по всем направлениям виднелись импани — старые китайские укрепления в виде квадрата из глинобитных стен с башенками по углам. Сохранность их была различной, но боевая ценность практически одинаковой, т.е. — нулевая... А ещё — ещё были современные русские укрепления. Правда, местами недостроенные, местами только обозначенные общими контурами. Вервольф, конечно, погорячился, назвав их в своих мыслях 'современными'. Ибо из 'современного' в них было только время возведения. А так — классические конструкции времен Крымской войны — люнеты, редуты, брустверы. И мечта каждого, кто желает пасть за Отчизну в первом же бою — открытые артиллерийские батареи... Каждая такая цель — мечта вражеских артиллеристов... Линии траншей местами уже ясно прорисовывались на скатах горы, но... Ни пулеметных гнёзд, ни достаточного количества блиндажей пока не наблюдалось...
Его многочисленные спутники уже тоже спешились, поглядывая на этого выскочку-советника, прибывшего вчера из Питера и потащившего их с собой на эту гору в грязь строительных и инженерных работ — кто с интересом, кто с некоторой надменностью, а кое-кто — и с плохо скрываемой неприязнью...
— Итак, Роман Исидорович, вот в этом месте мы и должны устроить новые Фермопиллы, — советник обратился к человеку в генеральском мундире, с аккуратной бородой и шикарными усами, следившему за ним внимательным взглядом своих пристально-пронзительных светлых глаз. — Уж извините за прямолинейность, и как бы это не дико и, может быть, даже обидно для наших инженеров ни прозвучало, но все эти укрепления — это просто бутафория. Стоящий рядом полковник Григоренко, начальник инженеров Артура, хотел что-то возразить, но Кондратенко жестом остановил его. Советник продолжил.
— Не обижайтесь, господин инженер-полковник — обратился он к Григоренко, — но прошу Вас, дослушайте меня до конца, а потом гневайтесь и ругайтесь, коль Вам будет так угодно. Все эти укрепления, хоть и построены по всем существующим положениям и наставлениям, уже давно устарели. Во времена обороны Севастополя, да, пожалуй, и во времена Турецкой войны, им бы цены не было, но сейчас подобное расположение войск и артиллерии приведет лишь к огромным потерям и в людях, и в орудиях. Поверьте мне, японцы выбьют ваши пушки, стоящие на открытых позициях, максимум — за час. Их батареи, стоящие на холмах у подножия горы Самсон, — Рука Вервольфа указала на массивную горную гряду, заслонившую собой весь северо-восточный горизонт, — разделаются с нашей артиллерией очень быстро. А потом — просто будут безнаказанно расстреливать пехоту, стоящую за брустверами, и сидящую в окопах, шрапнелью и гранатами. Позиции наши не замаскированы, многие укрепления прекрасно видны на фоне неба, когда смотришь на них из долины, я это заметил ещё снизу, пока мы с вами стояли на перроне и ждали лошадей. К тому же, нужно принимать во внимание ещё одно обстоятельство — поскольку мы пока не имеем господства на море, то артиллерийскую поддержку с кораблей мы можем организовать только из залива Хунуэза. Он мелководный, и на время отлива нашим кораблям придется отходить... Залив Циньчжоу нашим флотом пока не контролируется, и я не уверен, что будет контролироваться к моменту японской атаки. Значит, нужно быть готовым к обработке наших позиций японской корабельной артиллерией. Конечно, мы постараемся там набросать мин, да и сам залив тоже мелководный, поэтому близко к берегу они не подойдут, но всё равно, наш левый фланг они способны очень здорово потрепать. А береговых батарей с дальнобойными пушками, чтобы их отпугнуть и заставить прекратить обстрел, у нас с этой стороны позиции вообще нет. Даже старых китайских нет...
Инженер-полковник, минуту до этого собиравшийся разразиться гневной тирадой в адрес выскочки, теперь слушал его с интересом. Советник продолжал:
— Эта позиция имеет очень много сильных сторон, позволяющих успешно проводить её оборону. Но имеет и слабость. Её конфигурация позволяет противнику осуществлять артиллерийский обстрел укреплений одновременно с трёх направлений. Поэтому, очень важно будет правильно спланировать и организовать контрбатарейную борьбу. Для этого нужно будет разместить батареи дальнобойных орудий на закрытых позициях так, чтобы японцы как можно дольше не могли засечь их местоположение и продумать расположение корректировщиков стрельбы и их связь со своими батареями. А теперь — самое главное. Мы обратим недостаток этой позиции в преимущество. Её конфигурация позволяет создать замечательную систему обороны с использованием ДОТов и ДЗОТов фланкирующего огня...
— Простите, с использованием чего??? — спросил подполковник Науменко, опередив аналогичный вопрос из уст Кондратенко и Григоренко.
Этот подполковник, бывший у Кондратенко начальником штаба, служил прекрасным дополнением своего командира. Пристальный взгляд его умных, серьезных глаз, проникал, как казалось Вервольфу, намного дальше в глубь того, на чем он останавливал свой взор, словно стараясь проникнуть в самую суть вещей...
— Простите, господа,— спохватился 'советник', — Простите, что иногда использую незнакомую вам терминологию. ДОТ — это сокращение от 'долговременная огневая точка'. Это такой себе мощный закрытый капонир с амбразурами для огня из пушек и пулеметов. ДЗОТ — это 'деревоземляная огневая точка' — маленькое, полностью врытое в землю укрепление из бревен, камней и земли на 1-2 пулемета или малокалиберную пушку. Если в общих чертах, то выглядят эти укрепления примерно так...
Он достал из внутреннего кармана карандаш и карманную книжку с отрывными листами и принялся чертить схемы укреплений, схемы взаимного перекрытия секторов обстрела, расположения окопов, проволочных заграждений, артиллерийских позиций... Начались жаркие споры по существу возникавших вопросов о стойкости и эффективности этих новых, таких непривычных укреплений, зарытых в землю по самое 'не могу'. Затем начались споры уже над картой Наньшаня и перешейка — как и где располагать передовую линию обороны, сколько должно быть основных линий — две или три, стоит ли сооружать дополнительные опорные пункты на высотах у Южной горы, а если стоит, то как именно, где должны стоять орудия для контрбатарейной борьбы...
Вся эта пестрая делегация в окружении казачьей охраны весь день передвигалась по горбатой спине Наньшаня, что-то рисуя и черкая на карте, споря и отстаивая свои точки зрения. Затем всё то же самое продолжилось у подножия горы — до самых сумерек. Да и в вагоне поезда, мчавшего их по извилистым долинам Квантуна к Артуру, продолжалась корректировка планов обороны. Вервольф был измотан до чертиков, но доволен. Если инженерные работы пойдут по плану, если японцы не ударят раньше времени (что было маловероятно) и если он таки отстоит в споре с Ильей свою идею о снятии малокалиберных орудий с броненосцев, то через пару месяцев, в мае, японцев у Цинчжоу ждут новые Фермопиллы.
Только не спартанцы будут стоять тут насмерть. Намертво тут будут стоять русские...
