Десант строгого режима. Воля богов.

Когда суд готовится вынести несправедливый приговор и незаслуженное наказание неотвратимо. Когда от тебя отвернулись друзья и знакомые. Когда, кажется, нет спасения и неоткуда ждать помощи. И кажется, что жизнь остановилась и впереди целые годы бессмысленного, серого существования. На помощь приходит она — ВОЛЯ БОГОВ!

ПАВЕЛ АЛЕКСЕЕВ.

ДЕСАНТ СТРОГОГО РЕЖИМА. ВОЛЯ БОГОВ.

Уголовно-исполнительный кодекс РФ (УИК РФ) от 08.01.1997 N 1-ФЗ

Статья 122. Исправительные колонии строгого режима (выдержка)

3. Осужденные, отбывающие наказание в обычных условиях, признанные злостными нарушителями установленного порядка отбывания наказания, переводятся в строгие условия отбывания наказания.

4. Осужденные, отбывающие наказание в облегченных условиях, признанные злостными нарушителями установленного порядка отбывания наказания, переводятся в обычные или строгие условия отбывания наказания.

5. В строгие условия отбывания наказания по прибытии в исправительную колонию строгого режима помещаются также осужденные за умышленные преступления, совершенные в период отбывания лишения свободы.

6. Перевод из строгих условий отбывания наказания в обычные производится не ранее чем через девять месяцев при отсутствии взысканий за нарушения установленного порядка отбывания наказания.

8. Осужденные, переведенные из другой исправительной колонии строгого режима, отбывают наказание в тех же условиях, которые были им определены до перевода.

Заключённые в СИЗО содержаться в общих камерах с одинаковым режимом содержания. Но по тем или иным основаниям, в отношении некоторых заключённых, режим содержания может быть изменён на более суровый — строгий. (прим.автора)

СМЕРТЬ

Афанасий Фет

Пролог

Где-то посреди бескрайнего НИГДЕ, в месте под названием НИЧТО, висел безымянный замок. Когда-то и у этого НИГДЕ и у этого НИЧТО было название, как и у этого замка. Но никто, из ныне живущих, уже не помнил про эти места и про этот замок, а тех, кто помнил, уже давно не было в живых.

В остроконечных башнях, в гулких, пустых залах царила мёртвая тишина. Ни единый звук не нарушал покой. Не было слышно шагов, музыки, шуршания одежд. Не было даже дуновений ветра, который обычно любит резвиться в таких помещениях, быстрым сквозняком проносясь по комнатам, украшенных золотом, благородным мрамором и драгоценными гобеленами.

Но, несмотря на всё, замок ещё жил. Словно вздох пронёсся по пустым залам. Грустный, глубокий, полный безысходной тоски и грусти, вздох. Тихий голос, нежным, переливчатым звоном прошептал:

-Ты звал меня, Владыка, отец мой?

-Да, звал, дочь моя,— отозвался сильный, но полный печали голос.

-Я пришла, как только набрала достаточно сил, отец мой. Прости за промедление. С каждым разом, всё труднее попасть сюда. Замок умирает, как и умерло до этого то, что сейчас его окружает.

-Поэтому я и позвал тебя, дочь моя. Мои силы почти иссякли. Люди забыли нас. Больше нет жертвоприношений нам. Нет молитв. А без этого наши силы тают. Сменилось множество поколений и нас забыли. Сколько богов ушло в это самое НИЧТО и стало НИКЕМ? Все. Остались только мы с тобой.

-Да, отец. Всё так. Видимо пришло и наше время стать НИКЕМ.

-Может быть, дочь моя. Может быть, — отозвался Владыка.

-О чём ты? Отец?

-Мы очень долго наслаждались покоем и благополучием. Мы забросили всё, от чего нас стали почитать как богов и благодаря тому, отчего мы стали богами. А когда спохватились — стало уже поздно. Нас всех забыли. Кого раньше, кого позже. На земле мир и благоденствие. Покой и порядок. Людям не нужны боги. И нас предали забвению.

-Это всё так, отец. Но зачем ты это говоришь? Об этом всё давным-давно было говорено.

-Не перебивай меня, дочь моя, — гулко ударил голос Владыки.

-Прости меня, отец. Я скверная дочь, — покаянно прозвенели нежным звоном колокольчики.

-Нет, — возразил голос Владыки, — Ты славная и примерная дочь моя. Ты пронесла верность и покорность через многие века. Ты была верной дочерью и верной своему долгу. Поэтому ты ещё здесь, а не стала НИКЕМ. Я понимаю, ты просто устала и тебя мучает безысходность. Но... У нас есть один единственный шанс выжить. И мы его используем.

-Отец? Ты сказал, что у нас есть шанс, ты нашёл выход?

-Да, дочь моя. Есть один, исчезающее малый шанс. В мире людей нужно посеять смуту и тогда они, возможно, вспомнят о нас. И снова начнут возносить нам молитвы и жертвоприношения. И мы снова окрепнем.

-Но как, отец? Люди нас не помнят. Как они смогут поверить в нас? Ведь молитва невозможна без веры.

-Моих сил мало, дочь моя. Но используя то, что осталось, я смогу вырвать к нам из другого мира, где ещё знают, что такое боги, людей.

-Отец мой, даже если ты и сможешь это сделать, те люди верят в других богов. От их веры не будет нам пользы. Они не плоть от плоти этого мира.

-Всё не так просто, дочь моя. Эти люди, посеют смуту и заставят вспомнить людей нашего мира своих богов. Неважно, каким именами они станут называть этих богов. Кроме нас двоих, всё равно тут никаких других богов нет. Всё пойдёт нам на пользу.

-Отец мой. Я поняла, все, что ты задумал. Но если ничего не получится?

-Тогда мы просто станем НИКЕМ.

-Что я должна сделать, отец мой?

-Ты уйдёшь в мир людей, дочь моя. И будешь жить среди них как человек. Если ничего не получится, то ты, прожив обычную, человеческую жизнь, умрёшь. Станешь НИКЕМ. Если всё удастся, то со временем, получив необходимое количество силы, ты снова обретёшь божественную сущность.

-А что будешь делать ты отец мой?

-Потратив силы на то, что бы выдернуть в наш мир нужных людей, я сильно ослабну. Этот замок исчезнет. Моих сил останется только на то, что бы окончательно не стать НИКЕМ. Так что, это возможно наша последняя встреча, дочь моя.

-Когда ты приступишь, отец мой?

-Когда буду готов, дочь моя. А сейчас, я отправлю тебя к людям. Прощай, дочь моя. Я люблю тебя.

-Прощай, я люблю тебя, отец мой.

Что-то изменилось в безымянном замке. Он вздрогнул, на мгновения поплыли очертания, затем всё снова замерло.

-Надеюсь, до встречи, дочь моя, — устало вздохнул Владыка,— Я сейчас так слаб, что не могу даже посмотреть, куда ты попала и в кого переродилась. А сейчас, последнее усилие, где-то были нужные мне люди.

Глава 1.

Не бойся, говорят, суда,

Измайлов А.Е. (Скотское правосудие)

-Слушай, Искандер. Вот откуда такое везение? За что бы ты не брался, всё у тебя получается. Ну, ты уже которому зеку помогаешь из тюрьмы вылезти? Я тут прикинул, несколько десятков человек из-за решётки вытащил. А сколько туда не попало, потому что дела разваливались, не доходя до суда. От тебя прокурор со следаками уже плачут. Как только узнают, что ты влез в какое-то дело, так у них истерика начинается, ты им план срываешь. А опера? Опера тебя просто ненавидят. Я сам слышал, как в Центральном, главный опер орал, типа, вот попадёшься ты им в руки, живым не выпустят. А судья с Ленинского, слыхал чё сказала, ну эта, с прикольной фамилией. О! Судья Небогатова, которая. Так она сказала тоже, типа, попадёшься, на полную катушку упечёт, типа, главное чтобы зацепиться было за что. Слышь, Искандер? Во, ты им даёшь!

Я сидел и слушал Лёхин трёп, молча, прихлёбывал пиво и размышлял о жизни. Настроение и погода к этому располагали. Середина лета, солнышко печёт, а я в тенёчке в летнем баре пью холодное пиво. Да и проблемку сегодня очередную, удачно решил. Очередного невиновного, попавшего под раздачу, от тюрьмы спас. Дело пустяшное, но хлопот оно мне доставило. Менты уже везде отчитаться успели, карточки выставили о раскрытии, карточку на лицо его совершившее, о направлении в суд как раскрытое. Самое смешное, как всегда поторопились, даже протокол ознакомления обвиняемого с материалами дела и обвинительное заключение подготовили. Оставался чисто символический допрос и подпись обвиняемого под этими документами поставить. А тут, на тебе, я как чёрт из табакерки выпрыгнул, с адвокатом, свидетелями и заключением независимой экспертизы. Вообщем, следователь ГУВД, после того как ей пришлось признать невиновность подследственного, когда мы остались одни, просто расплакалась. Правда, это не были слёзы радости или раскаянья, выслушал я от неё много грязи. Истерику закатила, мама-негорюй. Это понятно, геморроя её большого сделал. Набегается и к прокурору и от начальства своего пилюлю получит.

Ну, а что? Личность я в их кругах известная, тут Лёха прав. Все меня знают, во всех отделах города, вплоть до областного управления. И везде не любят. Будь я адвокатом, они бы смирились, а тут — не пойми кто, с юридической точки зрения.

Хотя, что бы ни наводить тень на плетень, представлюсь. Зовут меня Александр Артёмьев. В миру и среди друзей, откликаюсь на прозвище Искандер. Возраст самый работоспособный, тридцать лет. Бывший мент, опером поработал и следователем, окончил специальную школу милиции. Так что, по увольнении из милиции, остался мне на память диплом юриста и комплект парадной формы с погонами старлея. Почему уволился? Причина самая банальная. Сменился очередной начальник областной управы и новая метла по новому замела. Вот скаламбурил-то. Но, точнее и не скажешь. Начались очередные чистки личного состава, под лозунгом, честный мент — чистая анкета. Анкета моя до недавнего времени всех устраивала, да вот вдруг выплыло, что у меня младший брат в тюрьме сидит. Правда это случилось на другом краю страны, да и не виделись мы с ним лет пять как минимум. И не тянуло, если честно сказать. Слишком мы были разные и никогда не были близки как родственники. Он сам по себе, а я сам по себе. Залетел он по собственной глупости, пьяная драка, нож, труп. Помощи у меня не просил, хотя весточку и передал.

Новую метлу такой расклад не устроил, началось давление, стали устраивать проверки за проверками, потом организовали, суд офицерской чести, на который я честно забил, а что? Имел право. Как общественное объединение, он не имеет юридической силы, а выступать там мальчиком для битья у меня не было желания. Потом меня чисто технически завалили большой массой уголовных дел с горящими сроками и в результате проведённой служебной проверки я оказался чуть ли не преступником в глазах общественности. Короче, пришлось спешно писать заявление по собственному желанию, иначе бы 'ушли' меня по негативу. Звание конечно офицерское не сохранилось, так как образование было среднее-специальное. Ну, это меня не сильно озаботило. Покоробил сам принцип моего устранения. Положа ногу на грудь, я был не плохим ментом. Работал без залётов, взяток не брал, алкоголем не злоупотреблял. С начальством был в меру дерзок. Всегда придерживался принципа, тише едешь — дальше будешь. Ну, что тут попишешь? Се ля ви, как говорят французы. Видимо, такой подход наших высоко поставленных чиновников, по их мнению, больше принесёт пользы нашему государству. Наверное, у них там бытует мнение, что если у кого из ментов родственник сел или судим, то этот мент автоматически запродался криминалитету. Вероятно, по себе судят. Они же там половина судимые или готовятся сесть.

Помыкался я некоторое время, без работы и пошёл служить по контракту в армию, отстаивать честь Родины в горячих точках Кавказа. В силу своей физической подготовки и нежелания находиться в обычных подразделениях, очутился я в рядах доблестной войсковой разведки. Покуролесили мы там, да... Послужив там некоторое время, сделал вывод, что человеку с мозгами в той каше делать нечего, бардак полнейший. И уволился, на память, сохранив запись в военном билете о прохождении службы на Урале и контузию, полученную в результате осколочного ранения по касательной в голову. Спросите, почему на Урале? А потому что войны у нас на Кавказе не было, а была зона конфликта, в которую пригоняли войска откуда угодно. Меня вот с Урала пригнали. А ранение на память, это тоже шутка такая. Какое может быть ранение, если войны нет? Нет войны, нет ранения, нет и выплат по нему. Поэтому очередной шрам на моей многострадальной черепушке, это просто моя память о событии и ничего более. Правду искать я не стал, лень было прогибаться под сытую чиновничью братию, неважно, что эти чиновники носили погоны, все одним мёдом мазаны. Благодаря знакомым, заселился в комнатушку в заводской общаге и пустился на поиски работы. Кем только не работал. И улицы подметал и охранником и телохранителем у зажравшегося обормота походил. Хотя, тоже полезный опыт из всего этого вынес.

А вот однажды... Однажды, в мой честно заработанный выходной, ко мне припёрся один из моих старых знакомых, Генка. И в разговоре за рюмкой чая и рассказал о неприятности, которая приключилась с одним из его родственников. Суть рассказа сводилась к тому, что на него навесили кражу, которую он не совершал. Сейчас он находился под подпиской о невыезде, но срок ему корячился неслабый. Задав несколько уточняющих вопросов, я въехал в проблему и хмыкнув, изрёк, что если бы я был его адвокатом, то легко решил бы этот вопрос.

Тот сначала начал возражать, доказывая, что адвокат у них один из лучших в городе, и он уже договорился с судьёй, только вот тех денег, которые он запросил на взятку, у них нет. Я рассмеялся, а потом, посмотрев на обиженное лицо товарища, пояснил:

-Понимаешь Генка, адвокат и судья — это, по сути, друзья-товарищи. Вот как мы сейчас с тобой сидим, про дела разговариваем, так и они сидят и вопросы решают. Адвокат рассказывает, что у него за клиент, сколько с него можно содрать, и как поступить, чтобы и судье статистику проводимых дел не подпортить и денег им обоим срубить. Понимаешь?

-Ну, Сань. Адвокат пообещал, что если мы найдём эти деньги, то дядьку моего оправдают.

-А сколько он запросил? — поинтересовался я. Товарищ назвал сумму, услышав которую, я только скептически хмыкнул. На его вопросительный взгляд пояснил, — Понимаешь, в их кругах есть определённые расценки. Оправдание по-чистой, в вашем случае, стоит втрое больше. А то, сколько с вас запросили, тянет на условные. Они же просчитали его финансовые возможности, улавливаешь? А условные для твоего дядьки, тоже не мёд. Госслужбу ему придётся оставить. И куда он пойдёт? В его-то годы. Двор подметать? Или с профессорским званием на рынок торговать? Поверь, я знаю, про что говорю. Я в этой кухне достаточно варился.

-Эх, Сашка... Расстроил ты меня, — пригорюнился товарищ, — Дядька у меня знаешь какой? Он, такой, человечный. Вот...

От недостатка слов и избытка эмоций, мой собеседник жестами показал широту и человечность своего дядьки и совсем загрустил. Даже, очередную рюмку чая налил не полную с расстройства.