Пойманная шлюха молчала. Это было худшим, что она могла придумать. Она выгибалась и корчилась, грызла губы и судорожно стискивала кулаки перетянутых кистей. Но — молчала, вздрагивая, жмуря глаза и сжимая мышцы, молчала, ни криком и ни стоном не выдавая того, что присутствует здесь, и даже участвует в том, в чем участвует. Почти утыкаясь носом в косо выстриженный, светлый затылок и впившись пальцами в разведенные бедра, Шеф-Шеф делал все, чтобы заставить ее подать голос. Но шлюха молчала.
В том, что она не случайная жертва, не было никаких сомнений. Ее схватили уже на границе лагеря, когда она, сливаясь с темными остовами стен, пыталась воспользоваться темнотой, чтобы проникнуть во владения Шеф-Шефа. При ней нашли ориентировку НКР на трех самых влиятельных лидеров Чертей в окрестностях Вегаса — и среди них, разумеется, на самого знаменитого повара. Шлюха был охотницей за головами, и прекрасно знала, на что шла. И у нее вполне могло получиться, учитывая, как далеко она забралась, если бы не приблудившаяся только вчера дикая псина, которую Шеф-Шеф сперва хотел поджарить, а после все-таки оставил. И которая отблагодарила по-своему, подняв хай, как только учуяла чужой запах в обнюханном накануне лагере.
Шеф-Шеф резко дернул шлюху на себя, почти физически ощутив вспышку чужой боли в изрезанных ступнях, раздираемой заднице и вывернутых связках рук. Охотница за головами вскинула голову с искусанными губами. По ее виску, одна за другой, катились капли крупного пота. И хотя она ни хрена не делала, кроме как стоять, как ее поставили, с отклянченным задом, притянутой за руки и ноги к кускам торчащей из обвалившегося здания арматуре, дыхание пленницы было куда быстрее и рванее, чем у Шеф-Шефа, который трахал ее уже третий раз за короткое время, в промежутках успев раздать подзатыльников вконец упоровшимся придуркам из своей банды и зажарить целого брамина, предварительно ободрав с него шкуру, и обломав рога. В сравнении с первым разом, шлюха уже не пытался вырваться или врезать насильно сношавшему ее трахалю, явно уразумев, что дёрганьями и прыжками на битом стекле она причиняет конечностям большие повреждения, чем причинял хуй Шеф-Шефа ее заднице. Уже второй раз подряд она играла в послушную блядь и этим настраивала главаря Чертей на почти добродушный лад. Если изначально повар планировал сварить шлюху в кипятке, то теперь был почти склонен ее отпустить. Единственное, что злило — молчание охотницы. Застони она — и путь на волю себе обеспечит. Шеф-Шеф уже порядком получил удовольствие от этой задницы, чтобы делать из нее суп. Да и жратвы пока было довольно.
Словно услышав его мысли, шлюха издала сдавленный сип — как раз под аккомпанемент очередного феерического завершения сессии траха, когда перед глазами повара все плыло и плавилось в волнах накатывавшегося оргазма. Вышло у охотницы вполне созвучно мыслям Шефа, и очень в тему. Дождавшись, пока реальность перестала всплясывать перед ним россыпью бесцветных искр, главарь Чертей высвободился и, подтянув штаны, покровительственно похлопал по дрожащей, мучительно выгнутой мокрой спине, напоследок пару раз полапал выставленную для него задницу и вышел вон.
* * *
Спустя короткое время Черти из банды Шеф-Шефа бросили сильно избитую незваную визитершу далеко за пределами своего лагеря. Здесь, у границы пригородов Вегаса, кончались даже территории Чертей и начинались дикие земли. Опасного зверья тут почти не водилось, но периодически из Пустошей Мохаве мог забрести кто угодно, от геккона до смертекогтя. Предоставленная самой себе, раздетая и безоружная, неудачливая охотница легко могла сделаться жертвой любого из них. Потому, не поддаваясь искушению соскользнуть в обморок, она позволила себе лежать неподвижно ровно столько, чтобы позволить Чертям отойти на расстояние, достаточное, чтобы они не увидели ее шевелений, и не пожелали вернуться, чтобы уложить посягнувшую на их главаря визитершу на этот раз надежно.
Дождавшись, пока за ними уляжется пыль, а шаги самих обдолбышей затихнут в отдалении, охотница оторвала голову от земли и наконец-то позволила себе застонать. Кривясь и придерживая бок, со стороны которого, должно быть, была сломана большая часть ребер, она с трудом поднялась на четвереньки, потом — на ноги. Тело прострелило болью, от рассеченных ступней и рваной задницы, до вывихнутых суставов и разбитой головы. Закусив изодранную губу, охотница сделала шаг вперед, и еще... Солнце уже садилось. Она была обязана вернуться хотя бы в предместья Вегаса до того, как ночные обитатели Пустошей покинут свои норы. Иначе... иначе никакого "иначе" для нее больше не будет.
Но, как бы ей не нужно было вернуться, существовало еще одно дело, которое непременно необходимо было закончить до темноты.
* * *
Мутировавшие насекомые уже давно разносили свои трели над темневшими Пустошами, когда охотница, по широкой дуге обойдя лагерь Шеф-Шефа, придерживая потроха, хромая на обе ноги и грязно, но тихо ругаясь сквозь зубы, взобралась на небольшой холм, с которого открывался отличный вид на эту часть Вегаса, и с которого лагерь Чертей был, как на ладони — разумеется, при наличии снайперской винтовки. Впрочем, у того, кто должен был засесть на этом холме и всадить пулю в башку Шеф-Шефа, едва только, действовавшая по плану, сдавшвяся в плен охотница выманит его на открытое место, винтовка была в наличии. Самая лучшая, что они смогли достать у Оружейников, отвалив последним за нее немало крышек, и даже заручившись кредитом, планируя его отдать после того, как издерганный чернокожий лейтенант из лагеря Маккарран выплатит им положенное вознаграждение.
Винтовка действительно была. Она валялась рядом с ее владельцем, тем самым, который уже четвертый год был неразлучным напарником охотницы за головами. Напарник лежал, полуобернувшись от лагеря в сторону Пустошей, сжимая рукоять ножа. Рядом с ним валялись трупы двух касадоров. Его спецовка была разодрана на спине. В прорехах виднелись укусы. Напрягая глаза во все подступавших сумерках, охотница насчитала четыре. Без своевременного введения антидота, смертельными считались два — для женщины, три — для мужика. Четыре укуса. Почти мгновенный паралич сердечной мышцы. Теперь сделалось понятным, отчего напарник не выстрелил, когда Шеф-Шеф все-таки вышел на открытое место.
На то, чтобы раздеть труп и облачиться в его одежду, ушло какое-то время. Охотница торопилась, понимая, что счет идет на минуты. И от этих минут зависело не что-то, а ее собственная жизнь.
Темнота сделалась совсем плотной и густой, наполняясь стрекотом, отдаленными ревами и воем, когда охотница, напрягая последние силы, подходила к воротам Западного Вегаса.
