Я выслеживал его несколько дней. Конечно же, не я один, нас было несколько — членов оперативной группы местного отделения, одного из четырех на этой маленькой планетке. Но хотя об этом не говорили, весь поселок с надеждой смотрел только на меня. Мне было смешно. Странные люди. Как будто я чем-то отличался от местных милиционеров. Мало ли среди них крупных парней. Взять хотя бы того же Иванова. Бугай едва не здоровее меня, зато куда подвижнее и служит уже не первый год. Он хорош и с оружием и вообще...
Но они все равно смотрели на меня. Им было страшно, все-таки четвертое убийство за три дня это действительно не шутки. Мне было интересно как ЕГО корабль прорвался через пограничную цепь — куда смотрели наши доблестные стражи? Впрочем, уже поздно было думать об этом. Нужно было остановить ЕГО. Остановить любой ценой. Мы все обязаны были сделать это.
Я медленно, по одной размял затекшие ноги, стараясь не слишком их вытягивать. Не хватало еще, чтобы ЭТОТ приперся сюда как раз в тот момент, когда я это делаю. Я знал, что возможно делаю глупость, выйдя против НЕГО один, без товарищей из отдела, но по-другому я поступить не мог. Мои товарищи — хорошие люди, но они не умеют сражаться против таких как ОН. Честно говоря, я тоже не умею. Но я должен хотя бы попытаться. Не зря же на меня надеется столько людей. И мать на меня надеется тоже. Хотя она и не знает о предстоящей операции, а то бы она никуда меня не отпустила.
Я просидел в засаде весь день. Здесь датчики фиксировали его присутствие чаще всего. Неужели ОН не появится?
Но ОН появился. ОН двигался быстро и бесшумно, но не совсем уверенно, конечно, ЕМУ в диковинку бродить в проулках города, куда менее привычно, чем в лесу. Вот этим я и воспользуюсь.
Я машинально провел рукой по бедру, трогая оружие. Длинный армейский нож и ряд толстых, как сардельки, гильз были при мне. Ну что же, пора начинать.
Покрепче сжав дробовик, я тенью скользнул за НИМ.
Стоило отдать ЕМУ должное, двигался ОН очень быстро. Я едва поспевал за НИМ. Мать не была бы мной довольна, если бы видела меня. Но сейчас мысли о моей матери отступали на второй план. Перед моими глазами была ЕГО спина, спина моего врага, то исчезающая, то вновь появляющаяся в тесноте проулков и между деревьями. ОН бежал, включив маскировку, в которой был неразличим для человеческого глаза. Но я все равно видел ЕГО. Мои очки с тремя режимами зрения были задвинуты высоко на лоб; чтобы видеть врага, они были не нужны.
Временами ОН останавливался и оглядывался. В такие минуты прятаться приходилось уже мне. Мне не было нужно, чтобы ОН обнаружил меня до времени, сначала нужно было убедиться, что ОН пришел сюда один.
Людей навстречу нам не попадалось, и я был рад этому. Мы бежали по промышленной зоне, где послушная автоматика даже ночью занималась производством, и кроме дежурных на смене в этот час здесь не должно было быть никого. ОН не сумеет никого убить, если никто ЕМУ не встретится.
В следующий момент я понял, что ошибался.
Внезапно враг замер, а потом взлетел на свисавшую рядом пожарную лестницу — а оттуда перепрыгнул на широкий карниз так быстро, что у меня дух захватило от восхищения. А потом я увидел то, что заставило мой дух захватиться в ужасе.
По бетонной дорожке вдоль заводской стены, вдоль которой и был привешен карниз, шли двое патрульных. Со своего места за мусорным ящиком я не мог как следует разглядеть их лиц, но понимал, что вряд ли могу их знать. Я слишком отдалился от своего участка, эти двое были чужими. У обоих в руках были выключенные фонарики, а оружие спрятано в кобуру. Но, черт возьми, оно у них было!
Я видел, как напрягся мой враг. Как медленно, его рука скользнула к другой, как потом она выпрямилась, нацелившись в ближайшего человека... С отчаянным воплем я рванулся вперед.
Один патрульный оседал, захлебываясь кровью. Второй пытался оглядеться, светя во все стороны дулом своего бластера. Он ошалело дернулся ко мне, и это продлило ему жизнь — сверкающий диск промелькнул в волоске от его головы. Я был уже рядом, как на многих тренировках, я изогнулся и поймал проклятое оружие, не дав ему вернуться к хозяину. Патрульный с ходу налетел на меня, а может, это я, неловко качнувшись, задел его, и мы оба покатились по асфальту. Несколько синих вспышек — полуослепший и полуоглушенный, я едва успел откатиться в сторону. Уже в движении я почувствовал горячий воздух, бросившийся в лицо с силой хорошего тумака, и еще — чей-то отчаянный вскрик. Человеческий вскрик.
Мой разум вспыхнул дикой злобой. Я вскинул глаза. ОН был все еще там. На карнизе. И ЕГО рука тянулась к другой руке. Проклятый трус, хочет убить меня плазмой! Жалкий трус, трус, трус!
Наверное, я крикнул это вслух. Наверное, ОН понял меня. Потому что ЕГО рука замерла в воздухе. А потом ОН медленно поднялся.
Я не умел увидеть ЕГО возраста под маской и доспехами. Я только мог предполагать, что ОН не так уж молод, но и далеко не стар. Постарше и опытнее меня, но куда как не стар. И — вооружен с головы до ног.
Я тоже был вооружен. Со мной были мои верные бластер и нож. И еще дробовик, который сегодня я взял с собой. В руке я сжимал диск убийцы.
Но мы оба понимали, что вряд ли нам удастся все это применить.
ОН мягко спрыгнул наземь и, выпрямившись, склонил голову набок. ОН рассматривал меня — рассматривал с неподдельным изумлением, должно быть, я выглядел более, чем странно в его глазах. Я поспешно поднялся, чтобы не смотреть на него снизу вверх, и почти сравнялся с НИМ ростом. Я едва сдерживался, чтобы не дать выход своему гневу, возросшему во мне во время жестокого убийства. Я почти чувствовал, как каждый из тщательно подстриженных моих коротких волосков стоит дыбом. И сжимаются мои крепкие кулаки.
ОН не нападал. И я не нападал, хотя слепая ярость билась мне в мозги. Мы были почти одинаковой комплекции, с оружием и оба пришли, чтобы убивать — но мы не нападали.
ОН решился первый. Шагнул ко мне, и в позе уже не было ничего угрожающего или даже настороженного. Странный. ОН медленно поднял руку и прижал ее поочередно к груди в трех местах — там, где бились его сердца. Потом ОН вытянул руку в мою сторону и опустил ее.
Хочет мира? Не поздновато ли?
Ярость вновь всколыхнулась во мне. Эта погань уже успела убить шестерых на этой планете, моей планете. Если я не остановлю, убьет больше. ОН будет убивать до тех пор пока не насытит алчность своего кровожадного бога, такого же слепого и тупого в своей бессмысленной жестокости, как и он сам. Бога, которого так почитает моя мать.
Издав крик ярости, я бросился вперед.
Он явно не ожидал этого от меня. Его рука в наруче из неизвестного здесь сплава едва успела отразить мой удар, а потом... Потом он взрыкнул, и рык его так же как и мой был полон злобы и ненависти. Отбросив меня к ограде, он вскинул руку и в свете далекого прожектора мелькнули мгновенно выброшенные из наруча длинные ножи.
Я выхватил свой, но едва ли мой по длине и прочности мог соперничать с оружием противника. Однако в тот момент я не задумывался об этом. Наши клинки встретились, и снова, и опять... Уже через несколько ударов я знал, что проворнее его и гораздо моложе, но он сильнее меня, и похоже, он тоже знал это и даже знал как воспользоваться своим преимуществом и свести к минимуму мое. Но он не знал другого, что было известно мне.
В школе милиции, куда я упорно ходил, несмотря на противодействие матери, нас обучали человеческим видам боевых приемов — различным видам единоборств. И сейчас надежды мои были связаны с этими уроками.
Он уже понял, что не мог использовать преимущества в силе, потому что сила не играла особой роли в нашем поединке. Он был выносливее, несомненно выносливее, потому что постоянно шлялся по чужим планетам, в то время как я посвящал свободное время возлежанию перед телевизором и походам к холодильнику. Но я не дал ему времени измотать меня выносливостью. Изловчившись, когда он снова ударит, я поймал его кисть и дернул на себя.
Он этого не ожидал, обычно люди дрались по-другому. Мгновения замешательства мне хватило, чтобы поймать его в захват — сделай я это мигом раньше или позже, я едва ушел бы живым. Мне удалось поймать его руку с нацеленными мне в живот ножами, и вывернуть, уходя от смертельного удара.
Все это заняло всего несколько мгновений.
Теперь мы стояли в довольно забавной позе, прижатые друг к другу теснее, чем близнецы в утробе матери. Я удерживал его, припавшего на одно колено, не выпуская его шеи и руки, и я мог чувствовать сквозь одежду и его броню, как бьются его сердца. Он тяжело дышал, но не пытался вырваться; уж я-то знаю толк во всяких болевых захватах, многие из них разрабатывались и опробовались на мне.
Убить его? Или вести живым? А доведу ли?
Я не смогу. Нет, довести я доведу и даже наверняка. Я не смогу передать его эсбэшникам, хотя я ненавижу его и ненависть моя велика, есть вещи, которые нельзя измерить ненавистью. Я знаю, что они с ним сделают, и не смогу жить дальше так же беззаботно, зная, что из-за меня...
— Ты почему...
От неожиданности я едва не выпустил его. Слова мной понимались с трудом, все-таки я едва знал этот язык. Одновременно во мне просыпался страх. Я не хочу, я не хочу с ним говорить!
Стальной клинок тускло сверкнул в косом взмахе.
* * *
— Дитхер, ну где ты там застрял?
— Вообще-то я Ди" Тхар...
— Так ты идешь, или мы двинем без тебя?
— Сегодня не могу. Обряды.
— Ну и сиди, раз ты такой.
Арина обижается, но я действительно не мог идти сегодня с ней и всем нашим отделом. Она добрая, она поймет. У нас с ней впереди еще много лет. Но сегодня я просто не могу.
Дождавшись, пока она скроется за поворотом дороги, я прикрыл дверь и, обогнув дом, быстро пошел в противоположную сторону, в сторону леса. Мать и так слишком долго меня ждала.
Я нашел ее на поляне, казалось, она не сдвинулась с места после того, как я оставил ее. На ней были одежды Смерти и я поспешно стянул с себя футболку и штаны, оставаясь в ритуальной набедренной повязке и открывая множество амулетов на шее и руках. Подойдя к матери, я опустился на колени и замер в позе, которую требует Ритуал. Она подняла руки, не глядя на меня, над лежащим перед ней телом. Я повторил ее жест, и наши пальцы встретились над мертвым телом нашего сородича. Он также был убран по ритуалу, и его длинные волосы уложены так, как и полагается умершему на Охоте воину. Мать запела, и я вторил ее словам низким, утробным рыком. Промелькнула нелепая мысль о том, как испугалась бы Арина, если бы слышала меня сейчас. Или посмеялась? Не прекращая петь, мы поднялись на ноги, и несколько раз обошли погибшего. Потом в моих руках появился нож...
— Ты не должен жалеть о пролитой крови.
По тону моей матери я понял, что говорит она о моей крови, что я пролил на тело убитого мною Охотника, а не о крови этого Охотника. И еще я понял странную вещь — она явно гордится мной. Наш сородич убит мною, и убит для защиты существ, некогда убивших моего отца и лишивших свободы мать. Но не это заботило ее. Я дрался с настоящим, зрелым Охотником и я победил. Я — мужчина. Теперь она уже не будет отзываться злобно о моей работе и пути, который я избрал. Главное, что даже среди презираемых ею уманов, слабых и невоинственных, я вырос и остался воином — воином славной и все еще сильной расы Яутжа...
