Уберзольдат Аненербе

УБЕРЗОЛЬДАТ АНЕНЕРБЕ

Не чувствую боли, только — как вибрирует грудь под ударами пуль. Их горизонтальный град затрудняет движение, но я упорно иду навстречу роботу-пулемету. Это страшная машина, не иначе, как изобретение одного из колдунов-психопатов. Вроде тех, что создали лучи смерти или, еще хуже, гравитационные бомбы... Нужно торопиться. Грудная клетка скоро не выдержит, уже ощущаю, как под развороченной плотью деформируются ребра.

Еще шаг, и я хватаюсь за раскаленный ствол. Стиснув зубы, тяну в сторону. Возмущенно стонет металл, механизм оружия лязгает и резко останавливается, подавившись пулеметной лентой. Дуло, напоследок, выдыхает густым, синим дымом. Пахнет порохом, насыщенным какими-то сильными черномагическими присадками.

На пыльном корпусе робота различается полустертый герб Вермахта, тот же, что и на воротах башни, оставшихся теперь без охраны. Значит, я не ошибся адресом. Да и как тут ошибиться, если их башни ни с чем не спутать. Около ста футов в высоту, с пустующей площадкой для цепеллина на крыше. Блестящая на полуденном солнце антенна SUM добавляет строению еще тридцать футов. Антенна пока ничего не излучает и не принимает. Я бы почувствовал... Вблизи робот оказывается довольно простым. Пулемет MG-34 плюс ламповый компьютер под стальным корпусом. Простая система, а потому очень надежная. И опасная. Была.

На возню с ней ушло больше часа. Сначала пришлось за милю обходить башню по выжженной черной пустоши, иначе был бы расстрелян издалека. Затем — двигаясь вдоль стены из черного монолита, приближаться к воротам со стороны. Машина тут же развернулась, как только я показался в радиусе обозрения, и с энтузиазмом поприветствовала меня раскаленным свинцом. Некоторые его расплющенные куски теперь отдирать от ребер будет сложно. И развороченная плоть нескоро заживет. Но разве это страшно созданию вроде меня? Лишь куртку жалко, пусть и с трупа снятая, но хорошая была, кожаная.

Ворота, на удивление, маленькие. Две бронированные створки и узкая полоска стыка между ними, которую обычный человеческий глаз никогда бы не увидел. Пожалуй, тут уже без тесла-ружья не обойтись. Хотя зарядов осталось мало, на привратника их не тратил. Ведь нужно еще для хозяина башни приберечь...

Достаю ружье из-за спины, зашипевшую воронку мегафона над воротами — игнорирую.

— Эй, герой! — голос неприятный, даже со скидкой на дефекты и помехи звукопередатчика. — Проблем захотелось?! Убирайся!

Молчу. Я пришел убить черного мага, а не беседовать с ним.

— Не вздумай! — голос повышается, пока я навожу ствол на ворота. Они оказываются толстыми, не меньше фута в разрезе. Яркая тонкая молния с треском прожигает правую створку, истекающую слезами жидкого металла. Шипящая плита со звоном падает внутрь. Мегафон что-то ворчит, потом щелкает, отключаясь. Не опуская ствол, медленно захожу внутрь.

Какой он, этот маг? Я его ненавижу, хотя не знаю о нем почти ничего. Меня так настроили, найти и уничтожить, а ненависть в этом — лучший помощник. Ведь если эмоции из моей человеческой части создателям искоренить не удалось, то почему бы не направить их угодно заданию? Разумеется, маг должен быть старый. Выслеживая первых колдунов-отступников, силы Аненербе перебили почти всех их молодых адептов. Старики опаснее, от них можно ждать чего угодно...

Здесь темно, обычный человек был бы абсолютно слеп. Напрягаю зрение — и мрак становится несколько прозрачнее. Винтовая лестница колоссальной спиралью тянется вверх. Металлические ступеньки скрипят, прогибаясь под подошвами. Сомневаюсь, что маг пользуется этой лестницей, скорее, она предназначена для слуг. Ну вот, как раз один из них уже спешит навстречу...

Он огромный — голова торчит меж плеч без малейшего намека на шею. Явно не человек, а если и человек, то бывший. Причем шустрый. Ловко уклонившись от залпа молнией, он целится в меня из какого-то пистолета, кажется, люгера. Но выстрелить не успевает, я рисую стволом короткий штрих, надавив на спуск. Вспышка, треск, и ладонь слуги, сжимающая оружие, со звяканьем катится вниз. Утробный вопль заставляет разглядеть мерзкий, похожий на лопнувшую язву, рот.

Молния меркнет, медленно гаснет танцующий на конце ствола разряд. Щелкаю спуском — бесполезно, села батарея. Бросаю ружье, лихорадочно соображая. Вариантов два, либо бежать вниз за люгером, либо готовиться к рукопашной. Второй, так как соперник уже рядом и хватает за мои обнаженные ребра здоровой рукой. Оторвав меня от ступенек, с размаху бьет о стену. Сильно. Дважды. В голове что-то ломается, лицо заливает теплой густотой.

Тварь визжит от боли, как только мне удается через ребра ударить ее током. Падаю... Ступеньки гремят подо мной, пока я не ударяюсь лбом об уцелевшую створку ворот. В висках звенит, мрак пробирается в глаза. Пытаюсь встать, чувствуя, как искрит левое плечо, а локти дрожат от напряжения. На несколько секунд замирает механическое сердце. И бьется снова. Только слабее, гораздо слабее.

Я должен подняться. Сейчас! Быстрее! Иначе не поднимусь уже никогда. Моя смерть будет не менее мучительна, чем человеческая. Не знаю почему, но я в этом уверен...

Тяжелые шаги останавливаются рядом, и шипованная подошва упирается мне в спину, прямо по центру позвоночника. Чувствую, как он прогибается внутрь. Нервные центры не выдерживают, боль взрывается во всем туловище и жгучим импульсом ударяет в мозг.

Все тише и тише звучит довольный рев противника...

* * *

— Я разрежу тебя здесь, здесь и здесь, — тонкий, разбухший в суставах, палец мага поочередно тыкает меня в лоб, грудь и живот, — как тебе такая перспектива?

Молча смотрю в потолок и слушаю гудение каких-то приборов. Больше мне, прикованному ремнями к операционному столу, делать нечего. Старик наклоняется, скудные седые пряди касаются моих щек. Неестественно налитые красным глаза, пристально смотрят, не моргая. Чувствую вонь прущую сквозь его кривую ухмылку:

— Ну, чего молчишь? У меня здесь редко гости бывают. Последний пару лет назад мимо проходил, его мозг вон в той склянке на шкафчике. Наверно, до сих пор жалеет, что не захотел потешить старого человека беседой.

Действительно, на шкафчике у правой стенки лаборатории, среди прочих колб и реторт со всякой гадостью, блестит гранями сосуд с комком извилин в мутной жидкости. Но большего внимания заслуживает уже знакомый телохранитель мага, заслоняющий половину шкафа. Яркий свет шара, подвешенного цепями к потолку, позволяет рассмотреть верзилу более подробно. Да, он неслабо погостил в потайных лабораториях Аненербе. Непропорционально вздутые мускулы растягивают на нем полосатую форму узника концлагеря. Серая кожа с черными прожилками выдает продолжительную консервацию в растворе. Судя по моей более-менее здоровой светлой шкуре — я подобной участи избежал. Шеи у этого индивида и вправду нет, подбородок, сросшийся с грудью. Лицо — карикатура на человеческое. Злая карикатура. Во всем, кроме пасти, больше напоминающей кривой продолговатый нарыв.

— Красавец! Правда? — замечает маг направление моего взгляда. — Как и ты, раньше был человеком. Только он относится к более ранним экспериментам, более дерзким и свободным творчески. Мало того, я его... усовершенствовал. Его зовут Гюнтер. А у тебя, кукла, есть имя? Во всяком случае, раньше наверняка было...

Смотрю в потолок — шестиугольный, с рельефными демоническими рунами. Маг старательно изображает разочарование в голосе:

— Ну, что потом прикажешь написать на банке с твоими потрохами?

Отворачиваюсь и любуюсь, как Гюнтер озадаченно щупает заново пришитую ладонь. Колдун картинно вздыхает:

— Я бы давно рассортировал тебя. Отдельно железяки, отдельно органику. Если бы не одно 'но'... Откуда ты взялся? Вопрос интересный. Аненербе исчезло двенадцать лет назад, я лично видел падение замка Вевельсбург, ее штаб-квартиры. Спаслись лишь некоторые свободные искатели, вроде меня...

'Отступники, — мысленно поправляю я мага, — ренегаты'.

— В любом случае, — продолжает он, — я давно ни с кем не связывался. Возможно, моя башня — последнее, что осталось от Аненербе, а может, и от всего Вермахта. Если даже где-то есть еще какие-то силы, на связь они не выходят. Да и плевать я хотел... Меня и так все устраивает. Я все-таки маг, для меня важнее не война, а наука. Потому-то и ушел тогда... А нынешняя обстановка вокруг прекрасно способствует моим гениальным опытам! Я уже даже стал подзабывать о былых битвах, и тут на тебе! Некий не живой, но и не мертвый зольдат приперся за моей головой! Да еще с гербом Аненербе на лысом затылке!

Про герб не знал, затылком своим никогда не любовался. А вот лысина — дело понятное, у таких как я волосы не растут. Нигде. У Гюнтера вон, тоже долбешка гладкая. В остальном слова чародея меня интересуют мало. Убить я его пришел, а не слушать. Не будь кандалов, давно вырвал бы ему позвоночник, и никакой громила Гюнтер не помешал бы. Чувствую, я вполне еще боеспособен, некоторые раны почти затянулись, повреждения уже не так критичны.

Старик, шурша черным балахоном, отходит в угол и устало опускается в кресло. Теперь четко видны его эсэсовские знаки отличия на воротнике, плечах и груди.

— Мне надоело, — говорит он, — ты скажешь, наконец, хоть слово?!

— Я убью тебя.

Просиявший маг хлопает в ладоши:

— Хорошее начало! А перед смертью я узнаю твое имя?

Помню. Это одно из немногих воспоминаний о прошлой, настоящей жизни. Короткое слово. Без картинки, без смысла...

— Эрих... Полегчало?

Гюнтер задумчиво слушает, оттопырив штопанные-перештопанные уши. Маг ехидно улыбается:

— Хорошее имя! Глядя на твои голубые глазки и форму черепа, я просто уверен, что раньше твои волосики были светлыми-светлыми, ну как солнышко! Как же такой славный мальчик угодил на разделочный стол в Аненербе? Небось, провинился в чем-то серьезно, а?

Молчу, стиснув зубы. Не знаю я этого. Да и настоящее пока волнует сильнее, чем прошлое...

— Хотя какое там Аненербе? — чешет колдун подбородок. — Ты же свеженький, как мартовский подснежник. Судя по операционным шрамам и некоторым деталям, тебя сделали не раньше трех-четырех месяцев назад. И, что больше всего настораживает, ты совершенно не похож ни на один из некромеханизмов, известных мне, ни на одну химическую машину. Твоя плоть теплая и кажется совсем живой! И регенерирует с потрясающей скоростью! Клянусь, само легендарное творение Франкенштейна по сравнению с тобой — игрушка на пружине. Кто же этот волшебник, создавший такое чудо? Где он, и почему так меня не любит?!

И этого тоже не знаю. Я очнулся в развалинах какого-то дзота около двух недель назад. И сразу понял, что должен найти и убить черного мага. Цель явно зашили в подсознание... А что еще нужно такому как я кроме цели? Ничего... Колдун, тем временем, продолжает:

— Кто-то из мастеров уцелел и решил продолжить дело Аненербе... Быть может, скоро к моим воротам подойдет еще десяток таких вот очаровательных кукол? Что скажешь?

Ничего не скажу. Даже если бы знал... Проклятый колдун! Ненавижу эту мразь! И этого Гюнтера! Клянусь, придет время, прикончу обоих! Вот только от моих чувств они пока не испытывают ни малейшего дискомфорта.

Чародей задумчиво хмурится:

— И вот еще что. Твое ружье. Серия 'Наследие Теслы'? Но такой модели я еще не видал. Мощная, точная, так и хочется пойти да поиграть в гром и молнию. И какая легкая! Пострашнее любого ручного гиперболоида. Откуда взялась такая радость? Еще одна загадка... Нет. Лишать тебя жизни глупо. Если только такое существо, как ты, имеет что-то общее с этим понятием. Я тебя... перенастрою. Ты отыщешь своего создателя. Или создателей. И убьешь. Потом, конечно же, вернешься. Задача сложная, но интересная. Никаких внешних устройств для настроек я на тебе не нашел. Значит, придется вскрывать черепную коробку.

Маг встает, весело потирая руки. Снимает со стены хирургические инструменты, угрожающе блестящие многочисленными лезвиями и зазубринами.

— У тебя череп стальной или из металлокостного композита? — с интересом спрашивает он, надевая серый фартук с темно-бурыми пятнами. — Мне нужно правильно подобрать пилу.

— Сам разберешься.

— Ну, тебе же хуже.

Словно вспомнив что-то важное, колдун откладывает инструменты на стол и отходит к маленькой тумбочке со старым граммофоном. Сквозь тихое шипение и потрескивание вскоре раздается симфоническая сюита Ханса Эйслера. Довольно крякнув, старик вынимает из тумбочки темную бутылку, закрытую пробкой. Если верить оленю с крестом на этикетке, то внутри добрый крепкий ликер 'Егермейстер'.

Хлебнув из горла, старик с довольной рожей натягивает резиновые перчатки по локоть, тем самым, разрушая мою последнюю надежду. Я думал, если постараюсь, смогу ударить колдуна током. Из последних сил пытаюсь сорвать ремни. Их края впиваются в плоть, натужно скрипят замки на болтах... Тщетно.

— Ты не против, если Гюнтер будет присутствовать? Ему очень нравится за таким наблюдать.

— Как угодно.

Металл острых инструментов холодит лоб, с него стекают густые теплые капли. Постепенно немеет шея, затем лицевая мускулатура. И только электрические импульсы заставляют голову слегка подергиваться. Но, к сожалению, магу это совсем не мешает...

* * *

Я иду навстречу солнцу. Его рассветные лучи искажают горизонт, укрытый фантомами горячего воздуха. Я не тороплюсь. Здесь некуда торопиться, проклятая равнина не хранит для случайного путника ни источника с водой, ни хоть какой-нибудь нормальной тени.

'Тень...' — повторяю всплывшее из подсознания слово. Помню. Большая, черная и прохладная. Тень от чего-то большого. Кажется, от башни... Воспоминания смутные, лишь обрывки образов, их короткие вспышки отдаются болью в голове. Холод лезвий... Красные глаза... Вонь химических реактивов... Оборачиваюсь, нет нигде никакой башни. Но она была, осталась далеко позади, уверен. Уверен, что память играет со мной.

'Ты вспомнишь, обязательно вспомнишь...'

Я не все забыл. Знаю, эта равнина — старое поле брани. Здесь ничего не растет. Темная земля, выжженная лучами смерти и пропитанная ядовитыми газами, еще нескоро даст жизнь хоть какой-нибудь жухлой травинке. Воронки от взрывов черными ртами обращены к небу. Молят о дожде. Сомневаюсь, что он здесь бывает. Это проклятое место избегают не только птицы, но даже и облака...

Знаю и то, что равнина эта не так велика, как кажется. Горизонт обманчив, еще пару десятков миль, и он превратится в зеленую полосу, границу, за которой начинается жизнь. Следуя на север, можно будет добраться до Хайнсбурга, на юг — до Брайтенбаха. Но я пойду мимо, дальше на восток, не доходя до Дитендорфа...

Я не все забыл. Помню многое — почти все, кроме того, что касается меня...

Останавливаюсь и осторожно касаюсь головы. Провожу пальцами по огрубевшим порезам, их рельефные узоры тянутся через всю лысину. Шрамы глубокие, но они заживут. Неважно. Я должен идти. Потому что так нужно.

Плечо тяжелит ремень тесла-ружья. Оно полностью заряжено и готово к бою. Я проверил его на гигантском ракообразном, чьи клешни преградили мне путь прошлым вечером. Первым делом одна из них метнулась к моему лицу, широко раскрывшись, и клацнула перед самым носом. Не успей я отскочить, моя голова узнала бы ее тиски. Теперь понятно, почему у найденных на пути скелетов раздробленные черепа.