Все может быть по-другому
Гроза
Гроза. Сердце в испуге
Что с собою она принесет.
Гроза. И забыв о друг друге
Вы боитесь открыть смерти счет.
Гроза. Быстро смеркалось,
Пелена застит глаза.
Гроза — как неба шалость
Полна гнева и силы полна...
Сознание возвращалось урывками. И память вместе с ним. Мне не было плохо, только чуточку грустно.
Рывок первый
Я снова приехала в Харьков осенью Н-го года. На автостанции — куча народа. Страну лихорадило. Я слышала, что недавно всех студентов отпустили по домам на вынужденные каникулы. Школы собирались закрыть — и так многие родители не пускали в них своих детей. Но толкучка меня не смущала. Пробравшись сквозь толпу, я двинулась к метро, оно все так — же работало. Я ехала налегке — без огромной сумки. До здания общежития добиралась пешком — я просто не люблю транспорт. Внизу меня встретила знакомая вахтерша. Она смотрела по телику новости о беспорядках в каком-то городке, и стала подниматься, когда я ввалилась. Дверь была не заперта — полдень. Я, запыхавшаяся, потому что практически бежала, выдавила: "Здрасти. Не поднимайтесь. Я ненадолго". Махнула ей рукой и шустро взбежала вверх по крутой лестнице. В коридоре курил Витька.
— А где они?
— Уехали, — безразлично ответил он.
— А ты?
— Не, я остаюсь.
— Понятно, — приуныла я. Их здесь нет.
— А что-то случилось?
— Да связь — зараза. Дозвониться не могу. Ты меня проведешь?
Вещи я собрала быстро. Витя уже одетый ждал меня. Получилось многовато — две большие сумки. Улица встретила какой-то необычной тишиной. Наверное, мне так показалось, после шумной толпы и всей этой беготни. Мы спешили, практически бежали к вокзалу в надвигающихся сумерках. Небо хмурилось черными грозовыми тучами. Осень.
Рывок второй
Это все-таки произошло, — думала я в метрополитене Пекина, — Катастрофа. Только не так как мы думали. А сколько фантасты писали о конце света.
Было странно, но я чувствовала лишь усталость и .... Нет, не буду говорить. Это было слишком страшно. Мой мир, мой собственный мир рухнул на глазах. Он был сожжен дотла, и в сердце.... Нет, это тривиальные фразы, которые ни о чем не говорят. Я не знала, а есть ли оно у меня. Мир был разорван на клочки. Я это помню. Помню и не могу вспомнить. Но я не плакала, давно уже. Я с грустной улыбкой посмотрела на маму.
— Что? — встрепенулась она, почувствовав мой взгляд.
— Ничего, — я задумчиво осмотрела наш транспорт.
— Лучше бы я осталась дома. Зачем ты меня привезла сюда?
— Ма, так надо.
— Надо, — тяжело бросила она, — А что я здесь буду делать?
Она недовольно смахнула невидимую пылинку со своего черного платья. Подняла глаза и с каким-то безумным весельем спросила — Ну как платье? Идет? Я хорошо выгляжу?
Я посмотрела в ее черные глаза — Да, мам, хорошо!
Немногочисленные китайцы оглядывались на нас, но молчали.
— А мы куда поедем?
— На север, ма. Здесь не сильно далеко.
— Давай я поживу в Даляне
— Ма...
— Ну давай,— заканючила она как маленький ребенок выпрашивающий конфеты, — я столько о нем слышала.
— Но я там никого не знаю....хорошо, мы обязательно туда поедем, — впервые в жизни я так цинично врала, врала ей, и все внутри меня холодело от ужаса, — но сначала, мы навестим моих знакомых. Хорошо?
— Да, хорошо, — она внимательно осмотрела ногти на своей руке, — Ты поедешь домой? Они тоже должны посмотреть Далянь!
— Хорошо, я вернусь с ними, — мой голос чуть было не упал до шепота. Да я уеду. Я сказала почти правду. Но не вернусь. Я это знала. Давно.
Рывок третий
Я не помнила себя. Моя жизнь показалась размытым пятном, в котором события сменяют друг друга, как в калейдоскопе. И я надеялась, что возникший мир погибнет еще быстрее. Этот мир войны всех против всех. В нем не осталось места совести и Человеку. Я больше не чувствовала страха перед смертью. Давно ли? Можно сказать, что мы вели партизанскую войну. Против кого? — спросите вы. Против самих себя, против таких же, как мы. И от этого хотелось выть. Но этого делать нельзя. Наши враги поступали как звери. Или как зомби из фентезийных сказок. Но они понимали, что убивают. Правда, не до конца. Я на это надеялась, чтобы оправдать их. Это была игра: они — охотники, а все Люди — добыча или жертва. Они не понимали, кто всем этим руководит. Многие из наших тоже. Но они чувствовали. Это как в песне об охоте на волков во тьме. Мы для них лишь зверье, враги. А они для нас. Со мной шла еще пятерка ребят. Бойцы — все один к одному. Не то что я. Но я была им нужна. Только ненормальные мечтают убить врага и стать героями. Не во славе дело. Если есть известность, то есть и люди тебя прославляющие. Ты можешь привыкнуть к такому окружению. Пускай это даже не волки, а всего — лишь шакалы. Но когда чувствуешь себя загнанным зверем, спасающим чужих людей, чужих, не своих детей.... Один раз или много — не важно. И в какой — то момент я со своей верной командой рассталась. Спросите как? Глупо, иначе не бывает. Они ушли первыми. А я осталась.
Или еще проще. Бежала как — то по мосту собака. Мостик так себе — большой, но старый. Добежала эта псина до половины и обернулась, грустно так посмотрев на меня. Был солнечный день, но все такой — же хмурый для меня. Я слишком поспешила ступить на этот мост. Как думаете — бывает ли так, что дамба сама по себе так — бах, и нет ее? И вода с ревом рвется вниз. Что дальше? А дальше ничего — лишь тьма.
Рывок четвертый
К нам снова приехала бабушка. Я сидела за столом, пытаясь нарисовать карандашом лошадь, но получалось какое — то чудовище. Мда. Мама всегда хвалила то, как я рисую, а мне не нравилось. Раньше я рисовала лучше. Когда — то я это и сказала маме, да еще при бабушке. Бабушка промолчала, только улыбнулась так — понимающе. А мама сразу — Когда это? И что ей ответить?
— Танюш, иди кушать! — крикнула мама из кухни.
Ну вот. Ладно, оставлю рисунок на потом. Я отложила карандаш и резво соскочила со стула, поскакала кушать. На кухне, как всегда, мама сетовала, что нет даже музыкальной школы для одаренного ребенка, то бишь меня. Вот на гитаре я играть умею, чуть-чуть. Правда, родители так и не удосужились научиться. Папа рассказывал, что — то деду. Окно было распахнуто. Котов мы не держим, ну кроме безобидной мурки, а родители часто не замечают. Но так уж повелось, что каждое утро на окне сидит у нас какой-то чижик. Не знаю, что за птичка, но она маленькая, серая, похожая на воробья. И сегодня, вот, сидит. Только сел он поближе к нам. А ветер на улице возьми да и хлопни ставнями. Чижик упал на пол, испугался бедняжка мурки и попытался взлететь. Правда, почему-то только под столом. Я, смеясь, отпихнула ошарашенную Мурку и поймала пичугу. Папа усмехнулся.
— Возьми крупы, покорми ее. Вишь, птаха голодная.
Я взяла горсть крупы.
— Только не здесь, — вставила мама, — На улице.
Я побежала на улицу. Птичка даже не трепыхалась, испугано поглядывая на меня черными бусинками глаз. Так, у нас под деревом, за домом, кормушка для таких вот прилажена. Но как только я разжала руку — птаха взмахнула крылышками и улетела. А покормить? Ну ладно, и насыпала крупу в кормушку для птиц. Коты вроде не должны достать. Из-за дерева высунулась любопытная морда. Конек ткнулся ласково в мои руки и я его погладила. Он был черный, с рыжинцой и огромный. Большие, красивые и хитрющие черные глаза. Я его осторожно гладила, но как только попыталась обойти дерево, он хитро так, подбоченясь, стал поворачиваться ко мне задней частью. А этого я опасалась, не зря папа его во дворе только и привязывал. Он боялся его. Мне стало обидно. Ну вот, даже погладить нормально себя не дал. Сразу боком поворачивается. А знает ведь, что я мала еще прыгать на него, под брюхом легко пройду. Да и побаиваюсь. Я недовольно глянула на него, а он лишь повернул ко мне свою хитрющую мордаху и громко фыркнул. Будто спрашивая: Ну что, все еще боишься?
Я развернулась и пошла в дом. Жара стояла невыносимая, середина лета. В палисаднике тихо шуршали листья, да цветы покачивались в такт ветерку.
Вот так вот. Даже мои родители вместо того, чтобы думать о действительно важном, о самых истоках проблем, погрязли в мелких и повседневных. Нет музыкальной школы. Ну и что? Видно войны и разрухи мало для того чтобы вспомнить главное. Мы — Люди. И совесть да любовь все равно останутся главной целью. Даже когда приходиться просто выживать. Опять это забыли. Поэтому нами легко управлять. И никакие потрясения не помогут нам.
Цветы заколыхались, словно в такт моим мыслям, но ветра не было. Я подошла ближе к их нестройным рядам. Протянула руку к розовому цветку, с чуть опаленными жарой кончиками лепестков. Его листья зашелестели. Ветра не было. Солнце скользило в ярко синих небесах, над маревом летней жары. Мне на ум пришла даже не мысль — четкое понимание....
Рывок пятый
Я пришла снова к своим друзьям, не знаю уже который раз. Я понимаю, я надоедливая. Муж моей подруги сидел в интернете, выискивал любую информацию о постройке эконом домов.
— И зачем вам дом в какой-нибудь глуши. В городах да селах их и так много!
Они лишь посмеялись. Да ее муж прочитал нам одно сообщение из интернета. Последнее время слишком много информации о том, дескать — система нашего государственного устройства не просто шатка, это вообще Колосс на глиняных ногах. Поэтому крах ее неизбежен. У нас в стране, только официально, — 38 миллионов жителей, из них только 14 сельские жители. Правду говоря, я сама не шибко верю эти цифрам. Переписи населения не делали уже, даже не знаю сколько, лет. Так вот, некоторые говорят, что когда система рухнет, переселенные города просто вымрут с голодухи, и многие ринутся в села — грабить у сельчан все что осталось. Некоторые вворачивают, что причиной этому станет война с прогнившей и ожиревшей Европой, некоторые — Китаем. Но суть одна.
И от этих размышлений стает жутко и обидно одновременно. Почему мы не можем жить свободно на своей собственной земле? И неужели все так безнадежно? Все так и будем как нам написали? Решили вместо нас??!! И как в любую правду в реальное положение очень сложно поверить, сложно просто оглядеться вокруг!!!
И сразу вспомнился сон, не единожды преследовавший меня. И простая до боли мысль — ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПО-ДРУГОМУ!!!
Гроза. Ветер играет
Качает резво ветви-листву.
Гроза. Солнца диск тает,
Надежда ей не по нутру.
Гроза. Тучи пляшут
И катятся серые прочь.
Гроза. Ветер древами машет
Гром и молния зовут эту ночь.
Гроза. Сердце в испуге
Как боится оно, как стучит?
Гроза — краса и ненастье друг в друге
И в небе песнь звучит.
