Это было давно. Кажется, целую жизнь назад....
Вокруг были только снег и пепел. А рядом со мной, шелестя длинным подолом платья, незримой тенью шла пустота. Я не видела ее, но ощущала ее присутствие. Оно неприятно холодило душу, заставляя оглядываться в поисках невидимой опасности, пронизывая, казалось до самых костей.
Я аккуратно ступала босыми ногами по черному снегу. Не было ни боли, ни холода, только стойкое ощущение, что я потеряла кого-то. Близкого, дорогого, родного.... Одинокая слеза скатилась по щеке, оставляя дорожку на покрытом пеплом лице. Я вытерла ее тыльной стороной руки, и взглянула на свои ладони. Я плачу? Почему? Зачем? О ком?
Мое первое воспоминание — снег и пепел. А вокруг ледяная пустыня. И я стою всего лишь в легком платьице, развевающемся от сильных порывов ветра. Кто я и откуда? Как оказалась здесь и почему? Вопросов много, но кто ответит мне на них? Ведь вокруг никого. И только пустота улыбнется краешками губ, заставляя душу задрожать, а меня судорожно оглянуться.
Очередной порыв ветра поднимет платье, пройдется по обнаженному телу, заставляя его отозваться дрожью, и я наконец-то очнусь от того полумертвого состояния, начну ощущать холод, от которого не спасает легкое платьице, боль от побитых рук и ног, и усталость....
Боги, как же я устала. Устала от снега, холода и от щемящей боли в груди. Как же тяжело осознавать, что случилось что-то непоправимое. Знать, но не помнить.
Ноги подкосились, и я упала. Последние несколько метров я шла на чистом упрямстве, но оно у меня не бесконечное. Я больше не могла двигаться, все тело сковал холод. Мысли в голове начали путаться, а потом и вовсе исчезли. Меня медленно, но уверенно клонило в сон.
А надо мной кружились снежинки, скрывая меня от чужих глаз. Неужто мне суждено остаться навечно в этой ледяной пустыне?
Мое первое воспоминание — снег и пепел. Неужели ему суждено стать и последним? Нет, я не хочу так! Не хочу.... Не хочу....
— Не хочу....
Просыпалась я долго. Готова была открыть глаза, но сон снова накатывал новой волной. Но сейчас я не дала новой порции сна захлестнуть себя и снова провалиться в забытье.
Открыв глаза, долго смотрела в потолок, не понимая, как тут оказалась. Потом все же нашла в себе силы сесть и оглянуться. Обшарпанные стены, железная дверца с маленьким окошком, которое сейчас было закрыто. На стене, под самым потолком тоже было маленькое оконце, правда, без решетки, но со стеклом. Мебели ни какой не было, только потрепанный тюфяк, на котором я лежала. Похоже на тюрьму.
Но как я здесь оказалась? А хотя какая разница.... Здесь тепло. И нет той пугающей пустоты: за стеной слышались голоса, а в моей камере в углу тихонько копошилась мышка. Малышка не знала, что здесь кто-то есть, и ощущала себя полноправной хозяйкой. И я не хотела пугать бедняжку. Да и не могла я встать, перемороженные ноги отказывались меня слушаться. Откинувшись на тюфяк, я стала ждать, надеясь, что никто не забыл о пленнице....
Дверь скрипнула, открываясь. Я проснулась, но открывать глаза не было желания. Разлившаяся по телу вязкая слабость, сковала все тело. Но пришедшему было наплевать на мое самочувствие. Подойдя ближе, он ощутимо пнул меня носком сапога под ребра.
— Вставай, шлюха малолетняя!
Я открыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на этом человеке. Внешность мужчина была неприятна. Красивое когда-то лицо портил шрам, пересекающий лицо от левого глаз до правого уголка губ, и жестокие глаза. От такого человека хотелось бежать не оглядываясь. И судя по его одежде он был стражником.
Я никогда не была врагом себе, поэтому честно попыталась встать. Усилием воли заставила себя сесть, но больше не в силах сделать ни одно движение, прислонилась спиной к стене. Но стражник не был настроен ждать, пока я наберусь сил сделать еще хоть одно движение. Замахнувшись, он ударил меня по лицу, разбив губу.
— Я сказал вставай.
— Не могу, — голос был охрипший, а разбитая губа немилосердно болела.
Стражнику ответ не понравился. Он взял меня за волосы и швырнул в другой конец камеры. Упала я неудачно: подвернула лодыжку, а на губах уже чувствовался вкус крови, текшей из разбитого носа. Из глаз брызнули слезы. За что этот человек так ненавидит меня? Да, я ничего не помню, но что могла сделать девочка, не больше десяти лет отроду, взрослому мужчине.
Он подошел ко мне и пнул, заставляя перевернуться на спину. Одного взгляда в его глаза хватило, что бы понять — мне не жить.
Судьба, за что же ты издеваешься надомной? Уж лучше бы меня погребла под собой снежная метель, чем я погибну от руки этого человека. И просто так я не умру. Он будет мучить меня, да так, что я сама начну молить о смерти.
— И над кем из пленников ты в очередной раз издеваешься, Дэрик? — раздался голос из-за спины моего мучителя. Стражник повернулся к говорившему. — Выпороть бы тебя за это хоро... — он запнулся, ошарашенным взглядом смотря на меня. Но тут же совладал с собой и перевел взгляд на стражника. — Ты что творишь, скотина?! Совсем охренел, она же еще совсем ребенок!!
— Капитан, я....
— Эй, ребята! — крикнул он в сторону. Возле двери появились еще три стражника. — Заприте этого в соседней камере. А девчушку приведите в порядок, накормите и отведите в Колтушки. И предупреждаю, — он сузил глаза, — если с ее головы упадет хоть один волос, вы разделите участь Дэрика. Она и так натерпелась от этого урода.
Он развернулся и ушел. Стражники же разделились: двое подошли к Дэрику, застегнули на руках наручники и вывили из камеры, а третий подошел ко мне и протянул руку.
— Вставай, малышка, — он улыбнулся, а его серые глаза лучились добродушием. — Больше тебя никто не обидит. Я не позволю.
И я поверив ему, взяла его за руку.
