Под солнцем(under sun)

Пробуждение.

Удар, страшный грохот и тишина. Я повалился на пол. Кажется, повреждений нет, но в глазах темно. Я слышу шепот...Тихий, всхлипывающий. Кто-то рядом. Холодно. По телу как будто змеи ползают. Противно. Дергая плечами, сбрасываю гибкие тела. Сморгнув, вижу, что змей на мне нет никаких, лежу на полу, где и упал, а аварийное освещение тускло подсвечивает комнату. Младшая сестренка, сидит под столом, обхватив руками колени, трясется и молится, сотрясаясь рыданиями. Да, вспоминаю, что бежал за ней, когда что-то взорвалось и тряхануло. Отец обнял нас перед уходом, что-то прошептал Марии, попросил меня беречь мать и сестру. Покидая убежище, он поручил взводу капрала Стерлинга охранять оставшихся жителей в бункере до прибытия эвакуационной экспедиции. В его глазах я видел боль за нас, за наш народ. Мне было страшно, они пришили за нами. В тот день планету лихорадило орбитальными ударами, а бойцы планетарной обороны ничего не могли противопоставить "ведьмам", крепкие танки горели, словно спички от одной мысли колдунов. Звездные корабли, украшенные гербами республики, падали на поверхность многострадальной колонии, в последней агонии вспарывая обширные поля с посевами гидропоники. Не самый урожайный год выдался у фермеров. Позади слышен топот, это капрал выслал за нами бойца, готовится эвакуация. Спасательную операцию я не помню, было все сумбурно, беготня, крики. Ни отца, ни мать, ни сестру я больше никогда не видел...

Становится темно, опять змеи! Заползают на правое плечо и жмутся к подбородку, стряхиваю вновь и вижу стены тренировочной камеры "Академии смерти". Здесь молодым новобранцам дают уроки боя и спешно набирают новое пушечное мясо — республиканскую пехоту. Я тоже здесь, сын погибшего полковника, теперь уже в звании капрала. Хотя сержанта не волнуют мои две капральских сопли на плече, у самого-то на две сопли больше. Для него я такое же мясо, как и остальные, о чем он не забывает напоминать нам. Тренировки, тренировки...В первом же бою не останется и четверти тех, кто сейчас с щенячьей преданность смотрит на сержанта. Рядом показывается фигура в серой шинели с четырьмя боевыми "шпалами" на петлицах, без других знаков отличия. Лишь небольшие красные звезды на обшлагах. Комиссар, полковой комиссар. Осматривает бойцов, ищет подходящие кандидатуры на роль космических штурмовиков. Я уже слышал, что такое не редкость в связи с частыми потерями личного состава абордажного подразделения на линкорах. Его взгляд остановился на мне, прямой, умный, горящий огнем, взгляд настоящего политрука. Так я и смотрел на него вытянувшись во фрунт, пока не получил затрещину от сержанта.

Комиссар коротко кивнул сержант-майору и, о чем-то с ним заговорил. Так я попал в штурмовую бригаду линкора "Ирбис".

Замутило, тело скрутило болью и, снова послышался шепот, что за чертовщина? А, это специалист первого класса Саинт снова затеял молитву перед атакой. Я и сам бы молился, если бы знал, хоть одну молитву. Новый комиссар, похоже, тоже не против молитвы. И не удивительно — после пяти боев он перестал делать выговоры за это. От старого состава моего штурмового подразделения, что отправлялось из колонии "Мирный" остались только трое: Саинт, я и Панков. А было пятьдесят. И сейчас нас всего тринадцать, вместе с толпой переученных зеленых техников и комиссаром, кстати, как его зовут? "Просто комиссар" — так он вчера сказал мне, пришел вечером с бутылкой водки и молча, разлил. Оказывается сын его, погиб три дня назад, в бою у "Фьорда". Был жестокий бой, закончившийся абордажной атакой. Погибли на двух сцепившихся кораблях все, и нападающие, и обороняющиеся. Среди погибших с обеих сторон подростки, почти дети. И у колдунов больше солдат-то не осталось, как и у нас. Эта война выпивала из нас последние соки, нашу человечность, последние остатки чести и разума. Так мы и просидели с комиссаром до отбоя, часов пять не меньше. А на утро снова было сражение, хотя какое утро в космосе, среди холодных звезд? Рваные остатки нашего флота, охранявшие исследовательское судно-лабораторию, на краю вселенной встретились с потрепанным флотом "ведьм". Когда мы вышли с "Мирного", "Ирбис" был страшным бойцом, величественным и могучим. Но теперь это была просто тень былого величия, с половиной покореженных орудий и пробоинами по всему корпусу. Флагман противника тоже был в подобном состоянии. Наших линкоров было больше. Это и решило исход сражения. Молодой капитан флагмана противника, наверное, еще мальчишка или девчонка, принявший корабельный удар "Снежного барса" на свои ментальные "щиты" скорее всего погиб от психического истощения. Я несколько раз видел, как при смерти командира, корабли колдунов сразу теряли управляемость и становились просто космическим мусором. Мир тебе погибший брат. Скоро мы воссоединимся на том свете. Смотрю на личный состав, — теперь я для оставшихся бойцов абордажной бригады тоже "просто сержант", никаких имен, больше никакой агитации.

Вся бригада закована в адамантий — механизированные костюмы подобные грозным титанам, беззвучно стоят, ожидая высадки. Лишь шепот Саинта нарушает безмолвие. Комиссар в парадной форме, без брони, с наградным пистолетом и боевой саблей стоит у ворот отсека. Идет умирать, застрелиться не дают остатки воли. Но и нас не спасет броня мехов, и мой верный ШБК-7(штурмовой бот командирский — 7) умрет вместе со мной. А пока, нет чести, нет боли, мы идем убивать...

"Приготовиться к высадке! Проверить вооружение!" — скомандовал я в динамик. Все уже действуют на автомате. Встряска, и абордажный бур впивается в поверхность вражеского линкора. Обнажается тусклое нутро и...да, нас встречают.

"Ребята, нельзя расстроить встречающих, покажем им земное приветствие! Вперед! Ура!" — комиссар первым спрыгнул на борт вражеского корабля. Умер он тоже первым. Дальше была мясорубка. Вот Саинт, получив пучок биотической плазмы, рухнул в толпу врагов, а ведь у них не было даже механизированной защиты, просто экипаж линкора в вакуумных комбинезонах. Молодые красивые девушки и парни, такие же, как и наши "эльфы", живущие по несколько сотен лет. Для Роидриеля, прайвита первого класса, это видимо было потрясением, его мех так и замер пока не был сожжен огненным вихрем. Но обороняющиеся дорого заплатили за сопротивление и, теперь, плотно устали своими мертвыми телами палубу. Я бился и убивал, как положено командиру абордажной бригады, с каким-то лихорадочным остервенением, вспоминая боль в глазах отца, пока не встретился взглядом с одним из оборонявшихся. Передо мной склонилась лира лет шестнадцати. Абордажный нож завис над опустившейся на колени девочкой, она рыдала, как моя сестра тогда на холодном полу, не в силах отнять руки от лица. Нет, больше не могу. Сумасшествие.

"Прекратить абордаж, мы уходим, мы уходим!" — кричал я в динамик, но меня уже никто не слышал, затем хлопок и мой мех начал заваливаться, обдавая меня волнами горячей боли, кажется, оторвало ногу. Ну и пусть, мне уже не важно...Лишь бы отбиться от этих змей. Они опять подбираются к подбородку.

"Сержат Рэт, вы меня слышите?" — голос доносился, откуда-то издалека. Яркий свет заполнил все сущее, тело почти не чувствовалось, может вообще кроме головы ничего не осталось. Да и черт с ними, спать хочу. Но спать не дали, постепенно свет отступает и, я чувствую, что нахожусь в медицинской капсуле, хотя и пошевелиться до сих пор не могу. "Что с абордажной командой?" — мысленно спрашиваю я. Точно,— ментальный дешифратор передает мой голос медикам.

"Абордаж был успешный, несколько бойцов выжили, а противник покинул корабль и скрылся на близлежащей планете. Туда уже послана механизированная бригада, вам не стоит об этом беспокоиться, главное вы выжили, почти" — доносится в ответ. "Как это — почти?" — спрашиваю я. "Ваше тело серьезно пострадало, но мы можем вам помочь, как и вы нам". Понятно — решили меня использовать в опытах, на том же судне, которое я охранял. Ну, что ж, валяйте. На меня навалилось чувство апатии.

"Нам нужно ваше согласие, иначе опыт может провалиться. Хотя подумаете, что это странно, но таковы условия эксперимента" — не унимался исследователь. "Даю вам мое согласие, сержант Марк Рэт, абордажная группа линкора "Ирбис" личный код пять-пять-три...". И снова пустота и темнота.

Что же это за наказание такое, опять эти гибкие плотные тела вертятся рядом, да еще и холодно, чертовски холодно. Может я уже на том свете? Нет, и тут тогда бы точно слышалась болтовня Саинта. Хотя может он выжил? О, точно опять чей-то шепот! На этот раз все громче и громче. Какая гадость, змея ерзает уже у меня в горле, ах ты ж тварь! Хватаю её за хвост и вытягиваю, вытягиваю, пока, наконец, не освобождаюсь от склизкого тела. Но теперь совсем нечем дышать, задыхаюсь, а внутри страшная дрожь, кишки сводит и в теле, будто сотня игл. Внезапно проваливаюсь и лечу. Обдает ледяным воздухом, и иглы с хрустом покидают тело, оставляя очаги боли. Меня мягко встречает холодная поверхность. Все больше уверенности в том, что я не на том свете, пока, что. Дыхание возвращается, правда с сиплым присвистом. Тело в каком-то геле, смазываю его с глаз и вижу небольшое помещение. Я завис над полом, упершись в металлическую переборку. Нулевая гравитация, значит, произошел сбой системы жизнеобеспечения. Мозг начинает просыпаться, пелена сна покидает сознание. Если система повреждена, то возможно это результат вторжения, скорее всего в одном из отсеков произошла разгерметизация. Действительно так, теперь уже и слух адаптировался. Вместо шепота слышится хрустящий и прерывающийся временами, голос системы безопасности: "Кхрр...Отс.к разг.р...зация, одеть защ...ые кост.мы"

Костюм, где же мне его найти, если я и так в чем мать родила? Исследовательские суда в некоторой степени отличаются от гражданских и военных, но, похоже, это военный корабль. Об этом свидетельствовало расположение спасательных костюмов, на случай пробоины. Хотя при проникающем бортовом ударе мало бы кто выжил. Руки не слушаются, скользкий гель срывает попытки зацепиться за поручень. С пятой попытки удается и, вскоре я не без труда облачаюсь в спасательный костюм, ладно хоть не оранжевый, серебристый и то спасибо. Не люблю я этот цвет. Гель неприятно хлюпает под материей. Но в тоже время холодит раны, оставленные иглами, так, что пусть. Не важно, теперь хоть не замерзну. Осмотревшись, убеждаюсь, что это и вправду военное судно. Может даже "Ирбис". На борт просто была перенесен и вмонтирован блок с корабля-лаборатории. Значит, лиры все же добрались до него. Осматривая помещение, я внимательно рассмотрел капсулу, в которой, без сомнения находился все это время. На медицинский блок совсем не походит, скорее стазис-модуль, для сна в далеких путешествиях на автопилоте. Рядом еще один странный модуль, таких не видел, да и разбираться не стоит, меня все таки не на медика готовили. А сержанту абордажной группы много знать не нужно, хотя и закончившему академию по обучению среднего командного состава. Не успел я получить повышение. Теперь это уже не имеет значения. Нужно доложить ремонтной бригаде и сообщить о состоянии отсека в аналитический блок. Там уже наверняка знают о поломке. Регулятор гравитации в отсеке не работал, как я и предполагал. Ни аналитический блок, ни другие узлы связи не отвечали. Странно. Не может быть, чтобы на корабле никого не осталось. Внезапно корпус затрясло, но недолго, минуты полторы, не больше. Неужели, корабль просто дрейфует в космосе без экипажа? "Это не хорошо, товарищ сержант, такими темпами без окончания академии высшего командного звена вы станете капитаном звездного линкора" — проговорил я вслух. Звук собственного голоса немного успокоил меня и я решил разведать, что за пределами моей "спальни". Вход преграждала массивная дверь, выполненная по типу фрактала. С ней, на удивление, долго возиться не пришлось. Я никогда не был хорошим взломщиком, да и подобное при абордаже редко, когда могло пригодиться. Но я вдруг обнаружил, что руки сами по себе разобрались с панелью, отвечавшей за замок двери.

Руала.

Коридор был завален дрейфующими предметами и кусками обшивки. Кое-где проскакивали искры и не спеша пролетали по воздуху, пока не гасли то тут, то там. Это значило, что корабль был недавно сильно поврежден. Видимо гравитационная подушка разрядилась или была серьезно повреждена. От чего мог попасть и астероид, с них станется, летают, где попало. Даже не по себе стало при мысли о разрядке гравитационной подушки — там применялись новейшие разработки, при которых затраты энергии на поддержание корабля в статическом состоянии на орбите какой-либо планеты сводились к минимуму, причем была возможность постоянной подзарядки. Никто не измерял, но теоретически на подобную "разрядку" понадобилось бы несколько, а то и более столетий. Да и корабль заметно обветшал. Металл переборок покрылся какой-то плесенью, не смотря на нанобиоиты, фильтрующие воздух на палубе. Ну, пару столетий могло, конечно пройти, теоретически. Как удачно, что я окончил академические курсы и не чувствую себя полным идиотом. Хотя, то, что я оставался в звании сержанта и в должности командира абордажного подразделения мне объясняли тем, что больше никто из офицеров не мог занять данную должность. Нет я не был таким выдающимся тактиком, просто на "Ирбисе" никто не пережил большее количество абордажных боев. Считалось, что только я достоин столь почетной миссии, как вести в бой новых смертников, состоящее под конец экспедиции в основном из кадетов-техников. Вспоминаю Роидриеля, когда он увидел "своих" сородичей лицом к лицу, а ведь их надо было убивать. Ладно, хватит с меня тории, теперь займемся поисками гравиконтроллера этого отсека.

Странно, почти постоянно я слышал какой-то отдаленный шепот. Возможно, это было последствиями пребывания в стазисе, но это была точно не аварийная система, повторявшая одно и, тоже предупреждение о разгерметизации. Вдоль коридора располагалось более десятка таких же комнат, какая была у меня. Моя "каюта", кстати, втиснулась почти в середину. Поэтому мне пришлось пролететь сквозь мусор достаточное расстояние, прежде чем я добрался до гравиконтроллера. Подобные штуки находились во всех отсеках. После включения гравитации я отцепился от поручня, за который предусмотрительно зацепился, и спрыгнул на пол. Нелепо крякнув, стихла аварийная сирена, и посыпался на пол мусор. В коридоре установилось безмолвие, изредка прерываемое потрескивающей панелью управления дверей одной из комнат. С наступлением тишины на меня навалилась тревога. Я решил проверить комнаты. Пройдя по коридору, попробовал отпереть несколько. Восемь камер были полностью блокированы. Но та, что была рядом с моей открылась. И опять благодаря, внезапно проснувшимся во мне, навыкам взломщика. Осторожно пройдя внутрь, я рассмотрел помещение. Оно было вдвое крупнее моего. Внутри расположились две капсулы уже знакомого мне типа. Я подошел к той, что была чуть крупнее. Хотя уже знал, почему-то чувствовал, кого увижу там.

"Лиара..." — выдохнул я и опустился на колени, взявшись за голову.

Всего один человек, нет не человек, но человечнее многих людей был так дорог мне. Лиара, старший инженер линкора "Пламя", эльф по-нашему или лир, как они называли себя. Красавица, среднего роста, с иссиня черными волосами, большими голубыми глазами, гибкая и сильная как миртский тростник. Помню когда увидел её, отвергающую одного за другим, желавших её, мужчин независимо от звания и происхождения. В тот момент она поймала мой взгляд и улыбнулась, словно богиня красоты. А какие песни она пела во время совместных остановок наших линкоров, гитара в её руках оживала! У всех мужчин горели глаза при виде неё. Когда я решился, пришел к ней с цветами, я выбрал их, потому что они напомнили мне её. Такие же огненные и колючие, но в тоже время манящие и притягательные. Лиара долго смотрела, как я мялся, пытаясь заговорить с ней, а потом просто выставил перед собой букет. Нет она зря считала, что я абсолютно нелюдимый. Дело было лишь в том, что я не хотел заводить друзей среди смертников, а больше никто не был со мной рядом. Кроме комиссаров, старого, что взял меня на "Ирбис" и умер у меня же на руках, отражая вражеский абордаж и нового, что повел нас в последний бой, я так никого и не смог бы назвать друзьями. Но Лиара была искрой в моей жизни, единственной. Тогда она просто расхохоталась и приняла букет, а потом, посерьезнев, спросила, знаю ли я, сколько ей лет. Нет, я не знал. Мне было двадцать четыре года по земным стандартам, а ей чуть более двух сотен. Ну и, что? Мы любили друг друга той ночью будто подростки, а потом она взяла с меня клятву, что если умрет, кремировать её. А еще с тоской проговорила, что не хочет оплакивать меня. Да и не знал я, что более семидесяти лет назад она похоронила своего первого и последнего мужа, и двух сыновей. Потому больше никого не хотела провожать на смерть. Наверное, в этом мы были близки, что и послужило причиной её выбора. Оба мы не хотели смерти своих близких, и из-за этого никого к себе не подпускали. Я тогда сказал в шутку, что буду жить вечно. "Тем более, присмотри за мной" — серьёзно ответила она, а на следующий день уже пела в нашем неофициальном кругу всем на прощание, каждому из мужей, отцов и сыновей, уходящих в ледяные просторы космоса.