Ломедин (Золото в моем сердце)
Лучи только-только поднявшегося из-за горизонта солнца радостно играли на золотых лепестках цветов и, будто смеясь, падали на ковер таких же золотых опавших листьев. В Лоринанде была весна.
Нолдо пораженно застыл, впитывая в себя эту весну.
"Laure mi indonya..."*
И были ее волосы похожи на цветы меллорна, а глаза — на небо, что улыбалось сквозь ветви.
И он остался с ней и не возвращался более в Эрегион.
А очень скоро стало просто некуда возвращаться...
Ломедин хмуро уставился на наковальню. "Почему сегодня все идет не так?", — и содрогнулся, вспомнив давно забытый Рок. "Но ведь нас простили!", — и чувство, которое очень давно его не посещало — будто кто-то ухмыляется. Зло и жестоко. "О Валар! Да что же это? Ведь все в прошлом. Разве нет?". И непроизвольно сжавшиеся в кулаки руки.
В дверь кузницы заглянула его жена и, увидев его в таком странном состоянии, недоуменно спросила:
— Ты уже знаешь?
— Знаю что? — нолдо резко обернулся и его глаза вспыхнули. И вздрогнула его жена, ибо было в глазах его нечто странное. Она никогда не была за пределами Лоринанда, а в Белерианде тем более. А там, среди войск сыновей Феанора, как впрочем, и среди других нолдор, часто глаза вспыхивали таким светом....
— Эрегион уничтожен, — произнесла она чуть слышно.
— Что? А... Келебримбор?
— Не знаю... Там, — она куда-то указала рукой, — те, кто успел спастись. Спроси их.
Ломедин направился в указанную сторону, но через несколько шагов обернулся и подошел к жене.
— Я люблю тебя, — глаза полные нежности и любви смотрели на нее. Лишь в глубине их скрывалась затаенная боль. — Прости, что напугал.
Она коснулась его щеки, откинула выбившуюся прядь и улыбнулась:
— Иди. Я знаю, что это для тебя значит.
Он благодарно улыбнулся и быстро исчез между деревьями.
".... Как много всего произошло.... Вот уже и Третья Эпоха... И наконец-то у меня появился сын", — Ломедин блаженно улыбнулся и нашел взглядом сына, которому совсем скоро должно двадцать исполниться. Мальчик как раз залезал на дерево, — "этим он точно в мать пошел".
После стольких лет Ломедину было все еще странно жить на дереве. Да и вообще, он старался проводить там как можно меньше времени. Но все же временами возникали неприятные ассоциации.
Вот и сейчас, глядя как его сын ловко взбирается на меллорн, Ломедин вспомнил корабли телери. И Резню.
... Совсем юный нолдо, обезумевший (или опьяневший?) от страха — своего и чужого, в кровавых отблесках факелов, так же как и все, бросается вперед и даже почти не замечает, как под его мечом падает первый телеро....
Лишь потом, когда все закончилось (о, все только начиналось!) и когда схлынула волна безумия, лишь тогда он осознал, что он натворил....
А вот теперь, словно немой укор — его сын лазит по дереву с ловкостью телери...
"Да что за ерунда! Он просто пошел в мать!"
"...А его мать — из тех телери, что не дошли даже до Белерианда...."
И вновь накатившая боль воспоминаний....
Прошло почти пятьсот лет, а Лоринанд, теперь называемый Лориэном, живет своей тихой неторопливой жизнью...
Нариэль — имя, которое Ломедин дал своей дочери. А ее мать назвала ее — Нениэ. Огонь и вода....
—
*Laure mi indonya — Золото (не метал, а нечто имеющее золотой цвет) в моем сердце
