Длинная Серебряная Ложка (Часть 1)

ДЛИННАЯ СЕРЕБРЯНАЯ ЛОЖКА

Вариант первый, неотредактированный. (Псевдо)интеллектуальная собственность Баньши (Екатерина Коути) и Кэрри Гринборг. Все права защищены (вампирскими чарами).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АРИСТОКРАТИЯ И БУРЖУАЗИЯ

Вампиров бояться — в Трансильванию не ходить

Трансильванская народная поговорка

ПРОЛОГ

Золотые монеты не высятся над столом привычными столбиками, но свалены грудой, словно владелец и не считал их вовсе, а отмерил на глаз — сотней дублонов больше, сотней меньше, какая разница. Словно это вообще не деньги, а мраморные шарики или прочая дребедень. Когда они отражают отблески камина, кажется что на скатерти тлеет гора углей. Быть может, поэтому мужчина, который так и мусолит деньги взглядом, до сих пор не посмел к ним прикоснуться. На нем сюртук из дешевого сукна, выдающий в своем владельце мелкого клерка, но несвежий, наспех завязанный шейный платок, подбородок, уже неделю алчущий встречи с бритвой, и всклокоченные волосы выступают в качестве молчаливых обвинителей. То ли из-за все того же камина, то ли из-за многодневного недосыпа, глаза у мужчины нездорово-красные. Хотя их оттенок и в сравнение не идет с цветом глаз того, кто сидит напротив, лениво развалившись в кресле с высокой резной спинкой. У нашего нового персонажа в глазах холодное мерцание древних, медленно умирающих звезд.

Некоторое время мужчины сидят молча. Похоже, что они ждут, у кого раньше сдадут нервы. На самом же деле, в силу сословных различий, один не имеет права заговорить, не будучи спрошенным. А второй, чуть прикрыв глаза, наслаждается ароматом, который перебивает как запах сосновых дров, потрескивающих в огне, так и амбре, исходящее от грязной одежды этого крайне невезучего клерка. Но уже через несколько минут аромат начинает раздражать. Все равно что нюхать жаркое, не имея возможности его попробовать. Хотя возможность-то у него как раз имеется, да только блюдо еще не готово. Кроме того, в отличии от жаркого, которого сколько положи в горшок, столько и вынешь, люди умеют размножаться. Отлично. У него хватит терпения.

— Полно вам кокетничать, будто монашке в винной лавке. Ну же, берите. Все ваше, — и заимодавец небрежным жестом отталкивает монеты. Длинные, слегка загнутые ногти оставляют бороздки на бархатной скатерти. Не поднимая глаз, клерк сгребает монеты и рассовывает их по карманам, то и дело роняя и ныряя за ними под стол.

— Я верну, сударь, все верну! — бормочет он. — Назначьте любой процент — сто, двести, да сколько вашей душе угодно!

— Моей душе давно уже ничего неугодно, — подавив зевок, отвечает его собеседник. — Впрочем, пока я еще обладал этой, в сущности, бесполезной материей, и тогда цифры меня не больно-то волновали.

— Но в таком случае...

— Любезный, вы ведь знаете о моей природе, — он растягивает губы в улыбке, лишь на мгновение, но мужчина успевает заметить все, что требовалось.

— ... суеверие... не существует, — можно разобрать в его слабых протестах.

— Конечно, нас не существует. И вообще ничего сейчас не происходит, — ободряет клерка его галлюцинация, у которой он только что занял крупную сумму наличными. — Просто думайте, что вы попали в сказку. А в сказках, как известно, мешок золота — это просто символ перемены в обстоятельствах, а не энное количество франков и су. Точно так же кредиторы в сказках не докучают должникам векселями. Примените фольклорную логику, друг мой, тогда и поймете, как со мной расплатиться. Вернее, кем.

Но наша история начинается совсем не так.

ГЛАВА 1

— А нет ли в ваших краях, к примеру, замка? — непринужденно осведомился молодой человек, сидевший за столиком в трактире "Свинья и Бисер," расположенном посредине маленькой карпатской деревушки. Юноша прозывался Уолтер Плезант Стивенс, имел 23 года от роду, и был уроженцем городка Элмтон, что в графстве Дербишир, Англия. Нельзя сказать, что он был нехорош собой, хотя и красавцем его тоже не назовешь. Светлые, слегка рыжеватые волосы, серые глаза, и узкое, чуть вытянутое лицо не придавали ему никакой примечательности. Как говаривал его старший брат Сесил, с такой внешностью удобно воровать кошельки, ну или устраиваться букмекером на скачках, а потом смываться с деньгами — все равно никто не опознает.

Искоса Уолтер взглянул в окно на упомянутое им строение, маячившее вдали. Замок, возвышавшийся над поросшей елями скалой, виднелся так четко, словно был выгравирован на закатном небе. Если поднапрячь зрение, разглядишь и флюгер на шпиле одной из башен. Вероятно, трактир специально был построен так, чтобы постояльцы могли любоваться сим живописным видом, достойным кисти Каспара Давида Фридриха, художника эпохи романтизма.

Далее последовала реакция, с которой сталкивается любой, кто вздумает запеть "Интернационал" вместо Te Deum во время крестного хода. Шокированное молчание, изрядно разбавленное неприязнью. Впрочем, остальные постояльцы, коих в помещении насчитывалось около дюжины, тут же вернулись к своим прежним занятиям с удвоенным энтузиазмом — кто тянул мутную брагу из кружки, кто сражался с монументальной котлетой, а некий весельчак попытался разрядить атмосферу песенкой. Но звуковые волны увязли в густой как патока тишине. Огладив бороду нервным движением, Габор Добош, хозяин сего славного заведения, расхохотался, но чересчур высоко, словно пришел в театр поглазеть на крайне бездарный водевиль, но раз уж деньги за билет заплачены, нужно доказать себе и окружающим, что все идет как надо.

— Замок? Да помилуйте, в наших краях испокон веков не бывало замков. Или господин имеет в виду замОк? Есть у нас такой, на амбарной двери весит. Не угодно ли посмотреть?

Любопытный гость едва сдержался, чтобы в отчаянии не заломить руки. Определенно, носителей языка, что вворачивают в разговор каламбуры, нужно штрафовать. Немецкая грамматика и без того доставляла ему немало хлопот. Ну чего хорошего ждать от языка, который безжалостно разделяет глагол на две части, оставляю одну в начале предложения, другую же засовывая в самый конец, так что бедняжки печально переглядываются друг с другом через безумное количество текста? От языка, который обозначает девушек местоимением "оно"? Уже за одно это суфражистки должны жечь немецкие словари!

— Спасибо, что повторили со мной омонимы. Но прежде чем мы дойдем до страдательного залога прошедшего времени — бррр! — спрошу еще раз, — юноша многозначительно потыкал пальцем в окно. — Вот этот замок — что вы имеете про него рассказать?

Хозяин пожал плечами и принялся протирать засаленным фартуком чистую пивную кружку, доводя ее до общепринятой нормы.

— Замок как замок, мне не мешает. Даже наоборот — там с одной стороны крепостная стена обветшала, видать, раствор поискрошился. Очень удобно вытаскивать кирпичи. В прошлом месяце мы таким манером сарай подновили. Так что нам от него прямая выгода, не жалуемся.

— Ну а его обитатели? — гость попытался перевести эти приземленные разглагольствования в другое, более метафизическое русло. Про сараи он и в Элмтоне наслушался. Более того, сараи — это единственное, о чем он слышал в Элмтоне. — Там же кто-то живет, правда? Не ходят ли про них какие-нибудь... ну... мрачные слухи?

— Ах, вот оно что вам нужно. Кабы не ходили, вы, небось, сюда и не приехали бы из такого-то далека. Кстати, сами откуда будете?

— Из Англии.

Трактирщик неодобрительно хмыкнул в сивые усы. Однажды он краем глаза видел карту Европы — зеленщик завернул в нее шпинат — и был осведомлен о месторасположении туманного Альбиона. Где-то глубоко на западе. За последние полвека Габор отлучался из деревни всего-то пару раз и по сей день пребывал в уверенности, что родной край— это колыбель цивилизации, а по остальной Европе еще бродят люди с песьими головами. О такой глухомани как Британия и думать страшно. Наверняка англичане до сих пор занимаются собирательством на торфяниках и ютятся в кромлехах.

-Вот-вот. Много здесь вашего брата шастает. И все-то вынюхивают, выведывают — тьфу! Но ежели вы про нашенского графа приехали лясы точить, так я вам не потатчик. И никто с вами про него судачить не станет, — Габор грозно обвел глазами выпивох, отыскивая потенциальных диссидентов. Но если крестьяне и прежде не изъявляли желания вступать в дискуссии по поводу местного дворянства, то сейчас они приступили к своим занятиям с той сосредоточенностью, которая сделала бы честь буддистскому монаху.

Мистер Стивенс почувствовал, что в груди у него словно надувается воздушный шар. Он или взлетит, или лопнет. Такой восторг юноша знавал лишь однажды, когда нашел под рождественской елкой сверток, ни размерами, ни очертаниями своими не напоминавший свитер. Правда, та игрушечная лошадка предназначалась не ему, а Сесилу — его свитер обнаружился чуть позже — но приятное ощущение осталось до сих пор.

Расчеты оказались правильными. Он на верном пути. Сначала его обескуражило отсутствие гирлянд из чеснока на окнах трактира, а так же тот факт, что стены были украшены отнюдь не религиозными изображениями, а портретами императорской семьи и вырезками из альманаха с расписанием посевных. Но упрямое молчание селян вдохнуло в англичанина новую надежду.

— А не случалось ли в округе как-либо необъяснимых происшествий? — зашел он с другой стороны. — Чего-нибудь посерьезнее кражи поросенка? Возможно, в деревне таинственным образом пропадают люди? Не только в кабаке по понедельникам, — на всякий случай уточнил Уолтер, — а вот так, чтобы раз — и след простыл?

Ответом ему послужил оглушительный грохот.

Увы, то был не раскат грома, и молнии не вспороли небо, а в распахнутое окно, ко всяческому сожалению, не ворвался пронзительный ветер, в коем слышались бы отзвуки волчьего воя. Обернувшись, англичанин увидел, как трактирная служанка, подоткнув юбку, ползает по полу, собирая рассыпавшуюся с подноса посуду, а рядом топчется невысокий щуплый юноша, в очках на длинном носу и с черными набриолиненными волосами, расчесанными надвое. Всем своим видом он напоминал крота, которого выкопали, а затем бросили посреди оживленного перекрестка. Одет он был в темно-зеленый твидовый костюм, который можно было бы назвать элегантным, если бы молодой человек не цеплялся им за каждый угол. В любом случае, покрой был модным, а сукно — дорогим. За свои годы Уолтер Стивенс научился обращать внимание на детали. Тем более что встречи с лондонскими кузенами частенько предоставляли ему обширное поле для сравнительного анализа костюмов. Сравнения всегда были не в его пользу.

— П-помочь? — робко предложил виновник происшествия, но служанка замахала на него полотенцем.

— Благодарствуйте, сама разберусь. Еще не забыла, как вы помогали нам устанавливать бойлер в ванной для гостей. Не удивлюсь, если сам кайзер потом собирал черепицу с нашей крыши по всему своему саду.

— Полно тебе яриться, Бригитта, — добродушно остановил ее хозяин, — Вот ведь какая злопамятная девка. Счет опять вашему батюшке прислать, герр Леонард? — обратился он к гостю. Тот кивнул, и трактирщик расплылся в улыбке, предвкушая как добавит к цифре парочку лишних нулей. Еще несколько таких визитов и можно покупать новую телегу.

Господин Штайнберг, отец незадачливого юноши, владел скотобойней и цехом по производству кровяной колбасы — настоящий делец, такого на мякине не проведешь. Но когда доходило до счетов Леонарда, он расписывался не глядя. Хотя бы потому, что девятнадцать лет прожил с сыном бок о бок.

Между тем Леонард подошел к столику англичанина и, получив разрешение, уселся рядом, сложив руки на коленях.

— Вам налить как обычно? — позвал Габор из-за стойки.

— Разве что чуточку больше.

Хотя Стивенс получил джентльменское воспитание, привившее ему стойкость духа, но глаза его полезли на лоб, когда перед Леонардом оказалась рюмка с прозрачной жидкостью, настолько крепкой, что один ее запах с корнем выдирал волосы в носу. Англичанин почему-то был уверен, что люди такого сорта пьют только молочный пунш, чай или оранжад. Странности в поведении Леонарда на этом не ограничились, но возросли в геометрической прогрессии. Юноша тут же вылил спиртное на стол и тщательно протер его носовым платком, который после бросил на пол. Лишь тогда он отважился наконец положить на стол руки.

— Это все микробы, — чуть краснея, пояснил он на недоуменный взгляд Стивенса. — Они повсюду. Просто мириады микробов на любой поверхности. Вы, верно, слышали про господина Пастера, французского ученого, которых их обнаружил?

— Будь моя воля, так я бы вашему Пастеру все ноги переломала, — проворчала Бригитта, проходившая мимо с дюжиной пивных кружек, — И откуда он их только понатаскал, да еще и столько сразу? Так хорошо было без них, а теперь — на вот!

— Они существовали и раньше, — миролюбиво пояснил Леонард, — но тогда мы про них еще ничего не знали...

-... вот и славно!К примеру, пока старый Жолтан не узнал, что его жена по ночам уходит не картошку у соседей воровать, а на свидания к зеленщику, у них была счастливая семья. А стоило людям разболтать, так теперь что ни день, то ссора. Вот так и вы с ваши микробами, — выведя это заключение, служанка гордо удалилась, вихляя бедрами.

Покачав головой, Леонард воззрился на Уолтера через толстые линзы очков.

— Невежественный у нас народ, что с них возьмешь? Даже не знают, с какой стороны к микроскопу подойти. Хотя я ведь им показывал простейшие организмы под большим увеличением! Кстати, источником того образца была обычная тарелка. И что же, стали они после этого дезинфицировать посуду? Как же! Сказали, что с микробами сытнее. Игнорамусы! — спохватившись, он добавил, — Простите, я слишком увлекся и позабыл представиться. Леонард Штайнберг. Я сын Генриха Штайнберга, фабриканта, хотя вы про него, конечно, и так слышали. С кем имею честь?

— Уолтер Стивенс, — сказал англичанин. Сжалившись над беднягой, он не стал протягивать ему руки.

— Я случайно подслушал ваш разговор с Габором. Вы, кажется, говорили про исчезнувших людей.

— Именно про них. А что, вам...

Но Леонард опередил его и, подавшись вперед, прошептал так внезапно, что Уолтер чуть не подпрыгнул на месте.

— У вас есть сведения, да? Умоляю, расскажите. Вы ведь знаете, что за деньгами мы не постоим. Вас кто-то послал?

Забыв о бактериальной угрозе, Леонард вдруг схватил его за плечо и, к немалому удивлению Уолтера, сдавил его до хруста.

— Да о чем вы? Право же, не понимаю... И никто меня сюда не посылал. Я этнограф, путешествую по Карпатам и собираю местный фольклор.

Сказанное было недалеко от истины. Уолтер Стивенс имел непосредственное отношение к фольклору, хотя бы потому, что в детстве читал "Сказки Матушки Гусыни"и регулярно выслушивал народные предания от младшей няньки Пегги. Особенно часто в ее рассказах фигурировали феи. Это были не те тонкокрылые, обсыпанные сахарной пудрой существа, что порхают с цветка на цветок, запрягают мышей, и умываются росой. У этих фей был прескверный характер. Они таскали детей из люлек, уводили в неволю женщин, чтобы те вскармливали их молодняк в Волшебной Стране, а некоторые так и вовсе охотились на путешественников, с целью выкрасить их кровью свои куртки. А если учесть, как быстро выцветает кровь, можно лишь вообразить уровень смертности в тех краях, где обитали эти модники. Вскоре матушка Уолтера рассчитала Пегги за то, что та протащила в детскую бутылку джина, и сказки прекратились. До поры до времени.