Гончая архангела Михаила
Аннотация:
Лондон, лето 1837 года. Старый король Вильгельм IV умирает, его место занимает восемнадцатилетняя принцесса Виктория, время правления которой назовут "золотым веком". В это время Лондон потрясают страшные события: в течение полугода каждое новолуние в городе сгорает одна протестантская церковь, а ее служителей зверски убивают. Очевидцев много, но преступника никто не видел. Полиция и ее лучшие сыщики в тупике... Ватикан утверждает, что сам Господь карает еретиков, а люди передают из уст в уста страшную сказку: это Адский Пес убивает священников, ведь всех их убил не огонь и не человек, а какой-то хищник...
А в это время дочь знаменитого ювелира Изольда Астерр помогает принцессе Виктории выбрать новое колье для следующего бала...
Гончая архангела Михаила
Maximum the hormone, "Zetsubou billy"
Нет никого циничней домашней кошки. Обычная бродячая всегда искренна в своих желаниях: поесть или приласкаться. Но кошка домашняя, избалованная вниманием и вкусной, регулярной едой, никогда не откроет вам всего своего характера. Ей все равно, кто будет ее кормить и чесать за ухом. И не дай вам бог, разозлить ее настолько, чтобы она решила отомстить...
Пролог
Лондон, июль 1837 года
— Здравствуйте, святой отец.
— А, это вы, дитя, — вздрогнул немолодой священник, от неожиданности неловко запутавшись в рясе. — Почему же вы так поздно? Уже ночь на дворе...
— Простите меня, святой отец, я согрешила, — юная девушка присела в глубоком реверансе, расплескав по серому каменному полу черное траурное платье.
— Расскажи мне об этом, дитя, — постарался мягко улыбнуться священник, но в глазах его мелькали искры беспокойства и нетерпения. Или это отражалось пламя свечей?
— Моя мать... — девушка присела на старую скамью и, опустив глаза, нервно теребила белоснежный батистовый платок, — моя мать умерла так недавно, а я... — из ее глаз полились по-детски обильные слезы, — я ведь поссорилась с ней тогда! Я не смогла выдержать ее постоянных выходок. Да, я понимаю, — еще сильнее разрыдалась она, — что мать была неизлечимо больна, она не понимала уже ничего из окружающего ее, но все же... Все же я даже не попрощалась с ней! Как мне искупить этот грех, святой отец? — в конце своей исповеди девушка упала на колени и, молитвенно сложив на груди руки, полными слез серыми глазами смотрела на священника.
— Здесь ничего нельзя поделать, дитя, — покачал головой святой отец. — С этим грехом тебе предстоит жить всю жизнь и замаливать его по мере сил физических и душевных... Но я позволю себе заметить, что твоя бедная матушка умерла так внезапно, что не успели даже исповедника позвать. Не ты одна не простилась с ней... А сейчас иди: на дворе уже совсем ночь, дитя мое. Негоже юной леди ходить по ночному городу в одиночестве. Как я посмотрю в глаза твоему отцу, если с его единственной дочерью что-то случится?
— Да, конечно, отец Александр, — девушка сразу как-то сникла, без сил опустив руки.
— Не нужно так переживать, — успокаивал ее тем временем священник, протягивая руку, чтобы помочь подняться. Но в этом момент что-то с грохотом врезалось в массивную двустворчатую дверь, вытряхнув из нее пыль и каменную крошку из старых петель. Священнослужитель мертвенно побледнел, в панике оглянувшись на девушку, но та от неожиданности упала на пол, растрепав роскошные смоляные кудри.
Дверь содрогнулась еще раз, натужно затрещав где-то в глубине. За ней послышался неожиданно громкий волчий вой. Отец Александр подбежал к двери, пытаясь то ли придержать ее, то ли открыть, не переставая что-то тихо, словно безумный, бормотать:
— Но...как же это...невозможно...я же не звал...этого не может быть...
Дверь содрогнулась еще раз, на этот раз не выдержав чудовищного напора. В проеме была видна только тьма. И красные глаза на высоте человеческого роста. Мужчина в страхе попятился назад, но запнулся о скамьи и неловко упал на пол. По серым каменным плитам, отсвечивая оранжевым, заструилась святая вода.
— Изыди, дьявол!!! — в ужасе закричал отец Александр, но чудовище словно не услышало его и, предвкушающе зарычав, шагнуло в церковь. В тусклом свете свечей его неясная, словно колеблющийся абсолютно черный туман, фигура приобрела очертания огромного волка с красными глазами геенны огненной.
— Разве сегодня не новолуние, святой отец? — гласом божиим прозвучал для полумертвого человека холодный девичий голос за спиной. Мужчина судорожно дернулся на звук, но увидел лишь свою неурочную посетительницу. Она сидела на коленях прямо на каменном полу, и тень вместе с волосами полностью скрывали ее лицо. — Разве что-то не так, отче? Или гончая настолько пугает вас?
— К-кто ты? — пролепетал насмерть напуганный, словно раздавленный человек. Девушка подняла голову, сверкнув в темноте абсолютно черными глазами с золотым узким зрачком. Мужчина конвульсивно дернулся, рефлексивно подавшись назад, но предупреждающий рык адской гончей заставил его мгновенно застыть восковой фигурой.
— А ведь вы меня знаете, святой отец, — усмехнулась девушка, и свечи в церкви разом превратились в факелы. Огонь, как живой, змеями пополз к хозяйке, кольцами и невиданными знаками, окружая тонкую девичью фигуру в черном траурном платье.
— Ведьма! — с ненавистью прошептал священник.
— Почти верно, — легко согласилась она, весело улыбнувшись. В тот же момент огненные жгуты, обвив руки и ноги священнослужителя, распяли его в воздухе. Мужчина закричал от невыносимой боли, распространяя запах горелого мяса не первой свежести. Ведьма даже не пошевелила пальцем, а несчастная жертва уже с огромной силой врезалась в большое позолоченное распятие, где и повисло в позе Христа.
— Пора отвечать за свои поступки, святой отец, — безмятежно сказала она, поднявшись с колен. Сзади, едва слышно царапая пол когтями, подошла гончая, доверчиво подставив огромную голову под ласку узкой девичьей ладошки.
— Будь ты проклята, ведьма! — из последних сил прохрипел священник.
— О, не получится, святой отец! — засмеялась та, глядя, как корчится жертва. — На меня ваши проклятия точно не подействуют! Славь ее величество за милость: тебя посчитают лишь очередной жертвой Огненного Дьявола!
— Дрянь! — захрипел распятый человек. — Никогда вас не признаю, грязные еретики!
Церковь уже давно горела, рассыпая вокруг искры и исходя черным, почти адским, дымом. Издали, сквозь треск и шум пламени, слышались испуганные голоса лондонцев, спешащих как можно быстрее потушить пожар.
— На том свете признаешь, святой отец, — усмехнулась девушка, наблюдая, как стекленеют человеческие глаза, похожие на старые серебряные монеты. А потом, присев в почтительном реверансе, она торжественно провозгласила: — Боже, храни королеву!
Лондон, июнь 1837 года
— Слышали? Вчера снова сгорела протестантская церковь, — обеспокоенно покачал головой отец. — Это уже шестая: уже полгода каждое новолуние в Лондоне сгорает протестантская церковь. Католики совсем распоясались! Кричат, что это кара божья.
— Извини, Уильям, ничем не могу тебя обрадовать, — расстроено развел руками дядя. — Наши ребята с ног сбились, лучшие сыщики ломают голову над этими убийствами, но безрезультатно! Подумать только, убивать ни в чем неповинных священников... Я видел тела: их словно волки в клочья разорвали...а потом сожгли вместе с церковью... Вчера была церковь Святой Екатерины.
— Господи, да это же совсем рядом с нами! — не на шутку встревожился отец. — Изольда, доченька, ты ничего ночью не слышала?
— Полно вам, отец, — отмахнулась я, — вы же знаете: меня и пушкой корабельной не разбудишь. Да и к чему все эти разговоры? Горят ведь церкви, а не дома.
— Ах, Изольда, девочка моя, — вздохнул отец, — если горят церкви, значит могут загореться и дома. Кто знает, что придет в голову этому сумасшедшему?
— Не буду спорить, отец, но мне кажется, что это какой-то религиозный фанатик: он ведь жег только протестантские церкви, к чему ему дома через полгода подобной антирелигиозной деятельности?
— Я всегда говорил, что твоя дочь, Уильям, необычайно умна для своего возраста, — одобрительно заметил дядя, расправив пышные полуседые усы.
— Эх, Джордж, еще бы этот ум проявлялся в нужное время, — притворно вздохнул отец, за что получил украдкой брошенный укоризненный взгляд. — А что там старик Вильгельм? — поспешил сменить он тему.
— Плохо. Врачи говорят, что это необратимо. По всей вероятности, скоро нас ждет коронация нового монарха и, как следствие, перемены в парламенте. Сейчас у власти виги, но как все сложится дальше, во многом зависит от будущего монарха... Хотя сегодня королевское слово мало ценится в кабинете министров.
— Абсолютно с тобой согласен, Джордж. Ох, не миновать нам вскоре новых выступлений...тех же чартистов. О неспокойное время!
— Не надо о политике, папа! — поморщилась я. — Сколько можно? С тех пор как ее высочество стала заказывать украшения у тебя, все разговоры в доме ведутся только о политике! Не знаю, как вам, отец, а мне это очень не нравится. Давайте, вы лучше оставите политику более...искушенным людям?..
— Изольда, не дерзи, — в свою очередь предупредил меня отец. — Я вполне взрослый состоятельный человек и могу позаботиться и о себе, и о своей семье. Твое мнение обо мне нелестно и невежливо.
— Простите меня отец, но я все же настаиваю на своем, — непреклонно качнула головой я.
— Уильям, Изольда, не надо устраивать показательных сцен! — погладил усы дядя Джордж. — Все-таки гены бабушки-актрисы имеют на вас двоих самое пагубное влияние. Но, брат мой, боюсь, что твоя дочь права. К чему простому ювелиру вмешиваться в большую политику столь явно? Пусть этим занимаются лорды. Нам с вами хватит и простого служения королевской семье. Я ловлю преступников, ты, Уильям, придаешь нужный блеск монаршим особам, а твоя дочь помогает этим особам не переборщить с блеском. К чему нам больше?
— Так жить однообразно, Джордж, — признался отец.
— Так помечтай, Уильям, — усмехнулся дядя.
— Ох, да хватит разговаривать, господа, — вздохнула я. — Завтрак давно готов и чай остывает!
— Энн, где ты там?! Сколько можно бездельничать? Ты собираешься сегодня работать или нет? — раздраженно отчитывала я служанку. — Мне надо собраться всего за час, а ты неизвестно где пропадаешь! На встречу с принцессой не опаздывают!
— Да, моя госпожа. Конечно, моя госпожа. Сию секунду, моя госпожа, — только и успевала отвечать горничная.
— Приготовь новое платье, — приказала я, — то, темно-зеленое. И поторопись, неумеха!
— Как прикажете, моя госпожа, — поклонилась Энн и тут же убежала выполнять приказ.
— Ох, черт возьми эту прислугу! — беспокойно забегала я по комнате. — Ее высочество не любит ждать!..
Вдоволь набегавшись, я резко остановилась у большого письменного стола. Взгляд сам собой наткнулся на маленький конверт со вскрытой печатью, лежащий на самом верху кучки прочитанных писем. Я, немного помедлив, взяла письмо, еще раз пробежав глазами по ровным, безупречно выверенным строчкам:
"Леди Изольде Астерр
Уведомляем вас о приглашении ее высочества принцессы Виктории на примерку новых украшений через три дня с момента получения этого письма. Примерка состоится в Букингемском дворце в полдень
С уважением, канцелярия ее высочества"
Раздраженно смяв в руке письмо, я снова начала мерить шагами кабинет. Но уже через несколько минут в дверь осторожно постучала горничная, доложив, что платье готово.
— Отлично, — резюмировала я. — У нас полчаса на сборы.
Спустя вышеозначенное время, а также час езды до дворца, я ожидала в приемной принцессы. Роскошь комнаты резала непривычный глаз и отвлекала от тревожных мыслей, почти насильно притягивая взгляд. Она играла в свете летнего дня, бесстыдно выставляя себя напоказ, и вызывала лишь раздражение своей ненужностью.
— Ее высочество ждет вас, — поклонившись, объявил слуга в яркой ливрее. Я кивнула Энн, чтобы она осталась ждать, и шагнула в специально открытые двери.
— Вы как всегда пунктуальны, — усмехнулась сидящая на скамье женщина, лет на пять старше меня, — леди Астерр.
— Вы как всегда любезны, — вежливо присела в реверансе я, — госпожа Элизабет.
— Как приятно снова видеть вас, любимая болонка принцессы! — с притворной, даже на невооруженный взгляд, радостью провозгласила фрейлина принцессы, от усердия едва не всплеснув руками. — Вы, наверное, должны помочь Виктории с украшениями к сегодняшнему балу? Ох, как же жаль, что вас там не будет! Ой, я и забыла, — внезапно спохватилась она, — людей неблагородного происхождения туда не пускают...
— Меня приятно трогает ваша забота, госпожа Элизабет, — ощутимо скрипнула я зубами, — но лишний раз лицезреть нелюбимых куриц принцессы у меня нет никакого желания, уважаемая...
— Леди Астерр! — внезапно прервал нас юный недовольный голос. — Вы опаздываете.
— Прошу меня простить, ваше высочество, — присела я в глубоком реверансе, — я заболталась с госпожой Элизабет.
— На этот раз прощаю. Следуй за мной, — резко кивнула юная девушка: стройная, русоволосая, по-юношески порывистая — и столь же резко повернула спиной, быстрым шагом идя в свои покои. Но, на секунду остановившись, продолжила: — Госпожа Элизабет, лучше займитесь вышиванием, чем оскорблениями моих подданных в моем же присутствии.
— Да, ваше высочество, — низко опустив голову, присела фрейлина.
— Леди Изольда, вам известна причина, по которой вас сюда вызвали? — сев в большое деревянное кресло с высокой спинкой, спросила меня принцесса Виктория.
— Я догадываюсь, ваше высочество, — я стояла прямо напротив нее, задумчиво разглядывая резьбу на стуле и кляня столь почитаемый принцессой этикет, по которому никто из неаристократических семей смотреть в лицо королевским особах не имеет права.
— Найди убийцу.
— Срок?
— До следующего новолуния. Любыми способами.
— Здесь...не обошлось без дьявольских слуг, моя принцесса, — на мгновение прикрыла я глаза. — Это будет совсем непросто...тем более за столь смехотворный срок: меньше месяца.
— Леди Изольда, — опасно сверкнули глаза Виктории, — вам напомнить историю вашей семьи? Семьи потомственных ведьм и колдунов, чья судьба не оборвалась на кострах инквизиции лишь по прихоти английских королей!
— Я прекрасно это помню, ваше высочество, — еще ниже склонила я голову, приседая в очередном реверансе.
— Вы всего лишь моя пешка, леди Изольда. А пешки должны следовать приказам короля, — задумчивым взглядом посмотрела на меня принцесса, но внезапно скупо улыбнулась: — Но вы все же особенная пешка. Тем и ценны, моя любимая болонка!
— Прошу простить меня за дерзость, ваше высочество, но я скорее обычная домашняя кошка, нежели бесполезная декоративная собачка.
— Хм, может, ты права... — отстраненно протянула принцесса. — Можешь идти. Да, кстати...
— Ваше высочество?
— Что мне надеть сегодня на бал?
— Черное, с вашего позволения.
— Черное? — недоуменно переспросила она.
— Именно так, ваше высочество. Приношу вам свои глубочайшие соболезнования...и искренние поздравления, — поклонилась я, как можно быстрее пятясь назад в неудобном длинном платье.
"Нужно поскорее вернуться домой, у меня слишком много работы".
Не выношу запаха смерти.
* * *
Кладбище... Оно пахнет забвением и ветром, который уносит прочь запах отринувшей душу плоти. Самое верное место для спокойных размышлений о бренности или, наоборот, о счастии бытия. Скорбящие ангелы, барочные склепы, псевдоантичные скульптуры: застывшая музыка человеческих чувств, на самом пике их расцвета. Горе, страх, печаль, страдание, боль — то, что заставляет человека острее ощущать собственное существование... Ибо радость и любовь неумолимо редки в нашей жизни и познаются лишь в сравнении. Эфемернее их только счастье, о котором говорит и мечтает каждый, но, даже потеряв его, человек не может раскрыть его тайну.
Нет места умиротвореннее, чем тихое, почти заброшенное кладбище... Если только на нем не проводят кровавые обряды.
— Фанатики... Терпеть не могу этих чудовищ, — прошипела я сквозь зубы, борясь с дурнотой. Замерзшие, а потом высохшие на солнце трупы полугодовой давности мало кого приведут в восторг, особенно, если знаешь, для чего эти несчастные были столь зверски убиты. — Обыкновенные пуритане... на кой дьявол понадобилось их убивать?! Каких-нибудь прокаженных или туберкулезников найти не могли? Нет же, вполне здоровых, с хорошим достатком зарезал... Слов нет об этой мерзости!
Во мне клокотала ярость пополам с брезгливостью. Так не хочется марать руки об подобных "чернокнижников"... но приказ принцессы, а точнее уже королевы, достаточно прозрачен.
— Славьте всемилостивейшую королеву! Она приведет вас в "золотой век"! Она остановит неугодных и оправдает надежды простого народа...неважно каким способом! — чуть слышно ругалась я, одной рукой зажимая нос в тщетных попытках спастись от вони, а второй наскоро рисуя малую пентаграмму.
— Как не стыдно: столь прекрасная юная леди позволяет себе так ругаться, — укорил меня вкрадчивый шепот за спиной. — Сквернословие — тяжкий грех, милая девушка.
— А, наконец-то...привратник, — обманчиво облегченно вздохнула я, с наслаждением разминая руки. — Кому как не мне об этом знать, демон, — чуть обернувшись, презрительно кинула я, легким движением пальцев связывая мелкого демона невидимыми путами.
— Ведьма...
— Почти угадал! — легко согласилась я. — Но только "почти", за что сейчас и поплатишься, — многообещающе поведала я. Мелкий, покрытый свалявшейся шерстью, с обломанным левым рогом и коротким хвостом с оторванной кисточкой, он вызывал брезгливость, а не страх.
— Ну так что, красавец, будешь говорить? — заинтересованно и в то же время как-то равнодушно спросила я, чуть сжимая кулак, на что привратник ответил испуганным визгом.
— Я все, все расскажу!!
— Вот и славно, а то у меня мало времени...
— ...Как все просто. Я бы даже сказала: банально, — пробормотала я, старательно вытирая испачканную в свежей черной крови туфлю. — Ох, я совсем забыла: кровь демонов не отстирывается...
— ...леди Изольда! Леди Изольда! — донеслись до меня истошные крики со стороны входа на кладбище. Через минуту показалась запыхавшаяся Энн. — Леди Изольда...случилось страшное...ваша...мать...
— Что с ней? — резко выбросила я из головы посторонние мысли.
— Страшное...она...она... Господи спаси и помилуй ее душу!
— Едем домой! — похолодела я. — Скорее!
* * *
Лондон, июль 1837 года
И снова кладбище... Но мне не до философских мыслей о смысле бытия. Полсотни человек в траурных черных одеждах: родственники, друзья, высокие, но малознакомые гости. Соседи, приятели, щеголеватые дворяне, подчеркнуто скромные монахи. Читает прощальное слово отец Александр, старый друг матери, единственный, кто утешал ее в ее безумии.
— Мы провожаем в последний путь рабу Божию...
Небо плачет о чем-то своем, вечном и необъяснимом, но люди в своей гордыне думают, что оно плачет по их заблудшие души.
— ...ибо вернулась душа ее к Господу...
Не смеши меня, священник. Какой бы доброй католичкой не была моя мать, душу ее давно съели демоны, словно праздничный шоколадный пудинг. Чем человек отличается от сладкого десерта, если он добровольно отдал себя на свежевание...
— ...и да обретет она вечный покой на небесах...
...но силы духа в последний момент не хватило? Тело осталось, а душу съели.
— Леди Астерр, приношу свои глубочайшие соболезнования, — обратился ко мне подтянутый офицер королевской гвардии. — Но ее величество королева Виктория просит напомнить о своем приказе.
— Да, конечно. Прошу меня простить за задержку, — машинально ответила я, погрузившись в собственные невеселые мысли. Трудно быть счастливой, когда хоронишь мать.
"Вот и моя скорбь оставила здесь свой след", — на мгновение остановилась я под кованой аркой входа на кладбище. — "Пора покончить с этим глупым приказом".
— Леди Изольда, ужин готов, — осторожно постучала Энн.
— Я не голодна. Пусть отец ужинает без меня, — устало протерла я глаза, отмахнувшись от горничной.
— Как будет угодно, моя госпожа.
— Если бы все действительно было так, как мне угодно... — мрачно усмехнулась я. — А пока меня только снедает печаль. Причем, без моего желания.
За окном царствовала ночь. Пасмурное днем небо, так и не расчистилось к вечеру, поэтому в июльскую ночь новолуния оно казалось темнее — чернее — обычного. Сегодня тридцать дней со дня смерти его величества Вильгельма, завтра — коронация его единственной наследницы. Шах и мат покойному королю.
— Ну что ж, тогда пора поставить мат и моему безумному фанатику, — отрешенно посмотрела я в окно, — но для этого надо обезвредить его зверушку... О, а вот и он! — чуть оживилась я, услышав тоскливый волчий вой. — Ох, ну что же это такое: опять кладбище! Третий раз за месяц там бываю, и ведь именно на одном и том же!..
Снова кладбище. Ночью, в новолуние, оно кажется таинственным и зловещим, таящим в себе невысказанные страхи и чувство беспомощности. Так легко потерять себя на невидимых дорожках, среди крестов и скорбящих ангелов небесных. Здесь нет надежды, нет пути. Если идешь — то конец пути найдешь только если хватит силы духа.
И тогда понимаешь, что цель тебе не по зубам. По крайней мере, на первый взгляд.
— А ты красивый...песик, — усмехнулась я, криво и невпопад, лишь бы только унять дрожь от холода, страха и нетерпения.
— Смелая, — одобрительно прорычал Адский Пес, — или глупая. Что одно и то же.
— Знаешь, ты не открыл истину этой сентенцией, — хмыкнула я, внезапно просто перестав бояться. Как там говорил покойный дядюшка, воевавший в 1812 году: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать"?
— Все-таки смелая, — резюмировал демон. — Жаль, с глупыми куда как проще... Чего же ты хочешь, ведьма?
— А то ты не знаешь. Мне нужен тот, кто вызвал тебя и приковал к этому миру.
— Зачем мне тебе помогать? Я и так получу его душу и даже тело в самом скором будущем.
— Хочешь сказать, что я и так его найду или же он просто по собственной инициативе в очередной им же подожженной церкви погибнет?
— К чему мне тебе говорить?
— А ты скажи, — предложила я.
— Если ты попробуешь убить хозяина, то я должен буду тебя остановить. Сможешь ли ты победить меня моим же оружием, огненная ведьма?
— Вряд ли, — пожав плечами, согласилась я. — Вряд ли я смогу победить демона, благодаря которому моя мать потеряла душу, а я родилась с дьявольским огнем в крови. Как тесен мир, не правда ли?
— О, тогда ты можешь попробовать меня победить, — предвкушающе облизнулся огромный демон-гончая. — Я тебе даже проиграю...но это будет стоить тебе души.
— Ты сам назвал цену, гончий пес, — улыбнулась я. — Потом не жалуйся на нерадивую хозяйку. Я собираюсь еще долго прожить.
— Сделка, огненная ведьма! — провыл призрачный, туманный демон.
— Кто он? — не медля спросила я.
— Ты его знаешь, Изольда Астерр...
Эпилог
— ...Боже, храни мою королеву! — торжественно провозгласила я, приседая в почтительном реверансе. Вокруг полыхала церковь, вздымая языки пламени словно тысячи грешников в аду руки в напрасной мольбе Господу Богу. Каменная церковь горела так, как никогда не загорится деревянная, даже если ее полить маслом.
— Ты довольна, моя хозяйка? — почти ласково, словно обычная домашняя кошка, прорычал Адский Пес мне на ухо. — Тебе ведь скоро расплачиваться.
— Мне? Расплачиваться? — внезапно рассмеялась я, не в силах более сдерживаться. — Ах, Адский Пес, знаешь, почему гончую используют, что нагнать и затравить зверя, но не выследить его? Да потому, что нюх у гончей гораздо слабее ее ног!
— Неужели человек дернет разорвать контракт?
— Зачем? — отсмеявшись, фыркнула я. — Ты сам дал мне лазейку.
— Какую же именно?
— Ты сказал: "Взамен ты отдашь мне душу", но не уточнил, чью, — снова рассмеялась я, ничуть не обращая внимания ни на все еще полыхающую церковь, ни на настойчивый запах гари, ни на крики людей снаружи. — Я могу отдать тебе любую душу, какую захочу.
— О, прекрасно, — заинтересованно прикрыл глаза демон, подставив нос под ненавязчивую ласку. — И чью же?
— Знаешь, — резко растеряв все веселость, ответила я, задумчиво поглаживая мягкую шерсть на огромной морде, — я всего лишь пешка для моей королевы... Юной, жестокой, непримиримой в борьбе за свои идеалы. Но я все же особая фигура, для особых дел и особых случаев. А главное, безотказная пешка. Терпеть не могу шахматы! Глубокомысленно просчитывать ходы, искать нужные варианты и комбинации, выяснять характер и слабости противника, действовать по правилам... Какие, к черту, правила в этой жизни, которая всегда горит огнем?
— Без правил человек теряет опору, которая держит, словно три кита землю, собственный мир человека. Твоя мать тому подтверждение.
— Может быть, — согласилась я. — Но знаешь, моя королева слишком много играет в шахматы...
И, не обращая внимания на дым и догорающее пламя, направилась к выходу. Там, снаружи, суетились люди: соседи, полицейские, пожарные группы, зеваки. Что им до еще одного зрителя с черной гончей на поводке. Но в дверях, вырванных с корнем из мощных каменных стен, я на мгновение остановилась, оглянувшись на распятого священника.
— Как символично: распятый на распятии убийца, — заметила я и, повернувшись к выходу, бросила: — Правь, Британия!
16 июня — 14 октября 2009 года
Чартизм — движение в Англии XIX века за избирательную реформу (от англ. charter — грамота, хартия).
Демоны получают душу того, кто их вызвал и заключил контракт. По истечении срока или условий этого контракта, вызвавший демона человек умирает, а его душа становится пищей для вызванного демона. Но если вызвавший человек умирает, сгорая в пламени, неважно какого происхождения, то вызванный им демон получает еще и тело этого человека.
8
