Джонни Уокер,
или
Гнездовье брадобрея
Джонни Уокер поднёс правую руку к глазу, плотно прикрыл его, и мир в тот же миг окрасился в нежно-розовый цвет далёкого детства, цвет сахарной ваты, напоминавшей взлохмаченную копну волос сказочного существа, цвет старой копилки — трёх танцующих поросят — которую Джонни время от времени подкармливал рыжими пятаками. Стало тепло и как-то по домашнему уютно на душе, если она, душа, ещё не истлела за то время, что Джонни находился в пути.
Путь — единственный способ существования доступный потомственному ходоку. Почему? Так уж повелось, так было всегда и никто, никогда не задавался глупыми вопросами: почему небо роняет звёздчатые кристаллики воды, или почему лопоухий подсолнух преследует ползущего по орбите жёлтого карлика?
А жизнь в розовых тонах порой позволяет совершать странные, наивные глупости, которые, словно подчиняясь невидимому провидению, укладывают камнем дорогу, перекидывают мосты через реки и овраги, стелют гать через такую непролазную топь, куда никогда не полезешь, будучи в здравом рассудке.
Джонни ценил свой рассудок, как впрочем, ценил и все остальные функционально-полезные элементы своей структурно расчленённой целостности. Он ценил даже небольшой паровой котёл, доставшийся ему в наследство от... впрочем, этого "от" Джонни уже не помнил, да и не столь существена информация о некоем древнем прототипе, чтобы храниться в базе данных ходока. Кто-то может посчитать, что в подобном архаичном приспособлении нет никакой необходимости, тем более Джонни был оснащён универсальными аккумуляторами и солнечными батареями новейшей конструкции. Однако котёл служил не для ностальгических воспоминаний, и даже не как артефакт, имевший культурно-историческое значение. Интегрированный в черепную коробку, он позволял Джонни объясняться прекрасным верлибром — единственным языком доступным крепостным крестьянам. Эти простые люди работали за мозоли и подагру. Вечно грязные и голодные они не особенно жаловали ходока, но и не избегали его, будто прокажённого, подобно остальным жителям по обеим окраинам Пути.
Зачем? Кому это нужно? В чем цель столь странного путешествия? Возможно, Джонни потерял этот ответ в детстве, а возможно и не знал его никогда. Быть может, он найдёт его на другом конце, но путешествовал Джонни уже целую вечность. Да и было ли начало? — один из тех вопросов, что не имеют ответа, да и, пожалуй, просто не существуют в мире Пути.
* * *
Джонни отнял руку, размял пальцы, перебирая аккорды на невидимой мандолине, и так же плотно приложил шершавое покрытие ладони ко второму глазу. Мир стал голубым. Ходок часто прибегал к такому нехитрому приему контрастной стимуляции. Сетчатка глаз по-разному воспринимала визуальную информацию либо в силу неких отличий в строении на физическом уровне, либо в силу того, что в процессе обработки изображения включались процессы восприятия и рассуждения. Как и у каждого нормального человека, левый глаз Джонни коммутирован на правое полушарие, отвечающее за эмоциональное восприятие; правый — на левое, интеллектуальное. Быстрое переключение между цветами-антагонистами — тёплым и холодным — породило в теле ходока энергетические вихревые потоки, и уже вскоре организм Джонни, выйдя на расчётную мощность, двигался по Пути на первой крейсерской скорости.
Этот участок Джонни хорошо знал — элементы Пути сливались в однообразную глинистую массу неопределённого цвета и состава — не за что зацепиться. И Джонни не то парил в невесомости, не то скользил по гладкому льду или падал в глубокий колодец. Состояние неопределённости раздражало, и ходок решил уделять чуть более внимания мельчайшим пикселям окружения — тем самым, которые и лежали в основе темпорально-вероятностного различения "до", "после" и "если". Путь изменился, точнее Путь стал совершенно другим, пестрящим новыми сверкающими знаками, словно танцующая твист кимберлитовая трубка или сошедший с ума детский калейдоскоп. Теперь можно замедлить ход. Картины приобрели плавное движение, и Джонни в полной мере начал наслаждаться своим путешествием.
Ухоженные поля по правую окраину Пути с яркими вспышками желтоватых снопов, разбросанных в строгом геометрическом порядке, служили первым признаком наличия в этой местности гнездовья Брадобрея. Крепостные крестьяне, ещё издали увидев антенны и солнечные батареи ходока, попрятались в соломенные укрытия. Джонни не ошибался — это были хорошо натренированные, опытные крестьяне, в чьё предписание входило избегать любых контактов с ходоком.
Джонни достал старый обшарпанный генератор нарушений логики и застегнул опустевшую кобуру абсолютно чёрного, маскировочного цвета, плотно сидевшую на широком ремне. Ребристая рукоять нырнула в ладонь, и прибор почти полностью утонул среди крюкообразных пальцев. Только стальной вороненый клюв пустым оком настороженно наблюдал за короткими перебежками крестьян. Они не могли причинить никакого вреда ходоку, ровным счётом никакого, да и Джонни преследовал совсем иную задачу — рассчитывал по траекториям броуновского движения крестьян координаты близлежащего гнездовья. Эвристические соображения превращались в математические формулы.
Задачка попалась не из лёгких — конспирация крестьян превосходила все немыслимые пределы, а использование генератора... Джонни не опасался последствий, которые он не мог контролировать, ведь именно в этом и заключался принцип действия генератора — безопаснее всего то, что находится вне твоего контроля, поскольку все печальные события происходят только тогда, когда "джинн" вырывается на свободу из давно опостылевшей ему бутылки, даже если это бездонная бутылка Клейна.
* * *
Джонни перешёл с гусеничного хода на лёгкую рысь, легко перемахнул через неглубокую канаву, заполненную стоячей водой. На одно мгновение между зелёными оспинками ряски мелькнуло отражение, напоминавшее не то летящего самурая в раскрашенных доспехах, не то гигантского майского жука. Движения ходока походили на танец удава в логовище бандерлогов: иногда он застывал на одно мгновение, лишь покачивая рогами антенн, затем снова стремительно перемещался из одной реперной точки в другую. Но его перемещения не носили дискретный характер — он перетекал, оставляя тающий след в пространстве, туманную дымку множества отражений, гармошку теневых маятников. Ходок отдавал дань старинной боевой традиции.
Завороженные крестьяне покидали свои убежища, выползая стайкой крабов, бочком, к центру поля, неуклюже и не очень уверенно. И Джонни, не дожидаясь логического завершения действия, увековечил зрительные образы и своё желание в вербальной форме, адекватно воспринимаемой крепостными крестьянами:
"Неуклюжей стайкой крабов,
Выползая к центру поля,
Вы должны мне дать ответ —
Где гнездовье брадобрея".
За краткий временной период, необходимый для налаживания диалога, Джонни самым тщательным образом изучил внешний вид и оборудование крестьян. Наиболее примечательным открытием, несомненно, являлись верхние рабочие конечности. Руки мужчин оканчивались серповидными клешнями с острой костяной каймой, способной перерезать не только стебли травы, но и толстые сучья; женщин — специальным устройством для перевязки снопов, напоминавшим вязальные крючья. Они мало походили на грубые биологические поделки свойственные сельским жителям иных областей, а в определённой степени выглядели даже элегантно. Возможно, это имплантаты ракообразных, но Джонни не исключал и направленную генетическую мутацию, сопровождаемую корректирующим мутагенезом. В последнем мнении его укрепила и достаточно добротная одежда крестьян: длинные рубахи и платья свободного покроя, достаточно чистые, с сиротливыми заплатами, плавно переходили в кожные покровы на уровне плеч.
Услышав голос Джонни, крестьяне стали недоумённо пожимать плечами и разводить клешни в стороны. Тут уж пришла очередь ходока удивляться: редко кому из простолюдинов удавалась избежать ответа на столь прямолинейный вопрос. Джонни вызвал в памяти панель лингвоанализатора, выругался цензурированным словом и, повысив давление парового котла, отключил режим обработки сигналов в шестнадцатиричной системе счисления. Затем он снова повторил незабываемые строки.
То, что последовало за этим, могло пережечь диодные лампы кому угодно...
* * *
Плотная коричневая завеса мгновенно укутала поле, скрыла солнце, проткнув небо растущими вверх протуберанцами: на плечах крестьян вместо голов, подвергшихся цепной генетической мутации, красовались перезрелые дождевые грибы; их чёрные, лоснящиеся бока трескались, выпуская струи едкого дыма, состоящего из мельчайших эндогенных спор.
Дыхательные фильтры работали на пределе, зараза проникла в кровеносную систему — отдельные споры уже выпустили щупальца грибницы в голове ходока, затронув гипоталамус. Уровень окситоцина резко снизился, Джонни почувствовал приближение приступа аутизма. Но ходок попадал и не в такие передряги. Системы безопасности и жизнеобеспечения сработали безотказно и в этот раз — миллионы ферромагнитных микророботов, достигнув зон поражения, уже принялись за привычную работу. Джонни запустил гироскоп, выровнял своё положение в пространстве и, включив инфракрасные датчики, занял оборонительную позицию. Ненужная предосторожность. Поле покрывали неподвижные тела крестьян, и только в одном из них едва пульсировала жизнь, которую надлежало сохранить. Джонни не страдал излишней гуманностью, им двигало только одно желание — найти брадобрея.
Коричневая завеса скоро таяла под порывами северного ветра. Открытые визуальному обнаружению белёсые трупы крестьян внешне походили на коконы тутового шелкопряда или на египетские мумии. Мертвы ли они? Зреют ли под оболочкой новые головы? Что это? — технология самоликвидации, ловушка? Ответа Джонни не знал...
"Что же, одной причиной больше", — подумал ходок, приближаясь к единственному крестьянину, сохранившему некое подобие прежнего обличья; его голова частично трансформировалась в не успевший полностью вызреть гриб. Один глаз, поддерживаемый лишь центральной артерией сетчатки, болтался на уровне рта; светопреломляющий аппарат второго превратился в большое бельмо. Джонни, вытянув уцелевший глаз крестьянина, поднёс его к своему лицу. На глазное яблоко налип кусок эпидермиса надбровной дуги, и тут ходок обратил внимание на крохотную стеклянную капсулу, содержащую телепатического клеща.
Появилась некоторая ясность: подчиняясь направленному ментальному воздействию, клещ вводил канцерогенную смесь в организм крестьянина. Но кто источник сигнала — сам ли крестьянин, услышавший приказ ходока? — или невидимый хозяин, почувствовавший опасность?
Джонни продолжил своё исследование. Казалось, нижняя часть лица крестьянина прикрыта половиной красного мотоциклетного шлема. Широкие, серповидные жвала слабо подрагивали, иногда расходились в стороны, приоткрывая две пары максилл и многочисленные цепкие щупики, заменявшие руки. Джонни в очередной раз отметил высокий уровень генной инженерии и биотехнологии, позволивших создать столь совершенную особь. Кончики ряда щупиков покрывала желтоватая смола. "Кураре", — зафиксировал ходок. — "Вещества из группы миорелаксантов вполне могли послужить ингибиторами цепной генетической мутации. Так. Но это редкий контрабандный препарат доступный далеко не каждому жителю".
Правая клешня крестьянина дернулась в направлении другой окраины Пути, а горло издало стрёкот, однозначно указывающий на конечный объект поиска ходока. Крестьянин затих, и Джонни, потеряв к нему интерес, погрузился в расчёты для наиболее оптимальной смены дислокации.
* * *
Гильдия брадобреев являлась не самой многочисленной, но наиболее могущественной организацией феодалов, открыто бросившей вызов Империи биомехов. Хотя, справедлива ли дефиниция "био" по отношению к большинству имперских солдат, а тем более инквизиторов, с той поры, когда Император RD-22/1577 заменил свой последний синапс нанопроцессором? Странно, но Джонни всё ещё волновала эта вполне человеческая мысль.
"Слишком много неожиданностей, слишком много странностей", — думал Джонни. — "Если оценить все возможные условия, то вероятность появления целого ряда подобных событий непрерывно стремится к нулю". Логические цепи рвались прямо на глазах, и Джонни, тяжело вздохнув, снова извлёк из кобуры генератор нарушений логики. Крутанув невероятностный барабан, ходок поднёс генератор к височной доле головного мозга и нажал спусковой крючок.
Время рвалось и сплеталось в серые мглистые кольца, то ускоряясь, то замерев на месте. Кольца пульсировали вокруг ходока, иногда захватывали его и сжимали своими периметрами до размера математической точки, затем снова растягивали в бесконечности. Хотя, что значит "затем"? Слово, лишённое смысла, как и любое другое описывающее некую последовательность состояний. Последовательности не существовало, как не существовало и причинно-следственных связей. Допустимо ли говорить о единовременности всего происходящего? Или — следствие существовало до причины? Нет. Поскольку ровным счётом ничего не происходило, да и не могло ничего происходить в отсутствии самого времени. Да и о какой единоВРЕМЕННОСТИ в этом случае могла идти речь?
Внезапно всё кончилось, не успев и начаться. Джонни переместился, его бил сильный тремор. Окружение стало другим, но никакие изменения на материальном уровне не могли повлиять на бесперебойное функционирование систем ходока. Диагностика организма прошла успешно, Джонни даже не пришлось запускать процедуру стабилизации и контроля. Многочисленные датчики, действуя по аварийным инструкциям, посылали данные в головной мозг, получали команды, совершали алогичные операции — все работы производились в фоновом режиме, поскольку не требовали увеличенного энергопотребления, дополнительной памяти или иных ресурсов.
* * *
Джонни обладал способностью к предельной концентрации, поэтому со стороны иногда выглядел рассеянным, но ни на одно мгновение он не отвлекался от основной задачи. Так и сейчас ходок самым тщательным образом изучал близлежащую местность.
Генератор его не подвёл. По всем известным признакам, хитроумно скрытым от органов чувств обыкновенного человека, поблизости располагалось гнездовье брадобрея. Джонни зафиксировал мысль, в очередной раз оказавшуюся в верхнем регистре динамической памяти — о странном характере предстоящей встрече, который можно рассчитать исходя из необычных параметров поведения феодала.
Итак. Технология адаптации крестьян под трудовые повинности и в целях обеспечения безопасности находилась не на самом высоком уровне, и не просто превышала его — она лежала в инородном ментальном пространстве. Далее. Гнездовье, в нарушение всех обычаев, располагалось не под землёй, ниже уровня сельскохозяйственных угодий, на которых трудились ленные крестьяне, — а по другую окраину Пути.
Джонни, как и любой другой биомех, номинально относился к юрисдикции Империи и подчинялся её правилам, но кроме этого Джонни был ходоком, существование которого немыслимо вне Пути. Джонни не испытывал ненависти к феодалам, не служил Империи, он просто делал то, что должен делать, не задумываясь о мотивах и последствиях.
Ходок бесшумно двинулся в направлении густых зарослей вечнозелёного плюща, которые не то образовывали, не то покрывали небольшой холм. До холма оставалось не более пяти с половиной метров, и тут Джонни услышал звонкое чириканье и топот босых ног. Он едва успел накинуть маскировочную сетку и трансформировать антенны в идеальное подобие ветвей, когда заросли выпустили из своих объятий стайку крестьян верхом на гигантских мыльных пузырях. Мужчины носили разноцветные трико, а женщины — коротенькие юбки и майки с глубоким вырезом — все они блестели свежевыбритыми фрагментами, как и полагалось цирковым крестьянам.
Бока пузырей лоснились и переливались, словно радуга в глазах наркомана; их плёнка, созданная силой поверхностного натяжения, покоилась в металлическом решётчатом каркасе, с внутренней стороны выстланным не иначе как шерстью шанхайского брамина. Соприкасаясь, металл и шерсть образовывали поверхностные электрические слои с противоположными знаками зарядов; созданный из насыщенного катионами раствора, пузырь отталкивался от шерсти, но притягивался металлом, что и обеспечивало метастабильное состояние системы. Кожаные сёдла с бубенцами венчали странную конструкцию, велосипедные педали передавали крутящий момент с помощью ременной передачи на большой деревянный винт, расположенный над килем, который также выполнял функцию руля и электрогенератора.
Нечто кошачье и змеиное проявлялось в движениях крестьян ловко управлявших воздушными транспортными средствами. Вскоре шары превратились в едва заметные чёрные точки.
* * *
Гнездовье брадобрея пестрело всей цветовой гаммой волос, когда-либо украшавших головы крестьян и лобки крестьянок — настоящее произведение искусства. И казалось, что посреди зарослей разложено полотно одного из великих мастеров Ренессанса.
Золотистая аура, созданная интерференцией световых волн на тончайших биологических нитях, задавала позитивное настроение. Джонни Уокер ласково провёл когтями по ажурной паутине, ловя её вибрации, которые позволяли отследить любое движение в радиусе ста метров, и двинулся навстречу пришельцу. Его многочисленные лапы ловко скользили по прочному фибриону каркасных нитей избегая попадания в капельки клейкого секрета ловчей конструкции.
Пока всё происходило именно так, как Джонни задумал. Вскоре восемь фасетчатых глаз Джонни Уокера встретились с инфракрасными датчиками и камерами Джонни Уокера. Одновременно запустился и корректирующий генетический процесс, и программа синхронизации. Но Путь нельзя описать, иначе он лишится постоянства.
* * *
Джонни огляделся по сторонам. Паутина была пуста и, казалось, заброшена уже очень давно — местами зияла дырами, на нити налип старый пыльный мусор состоящий из сухих ветвей с пожухлыми листьями грязных оттенков зелёного цвета.
Индикатор указывал на завершение процедуры синхронизации. Задача выполнена. Джонни переместился. Среди жёлтых снопов застенчиво маячили неуклюжие фигурки крестьян. Джонни помахал им антеннами, и, выпустив шасси, растаял в серой, густой пыли дорожного покрытия.
Ведь не важно, кто ты такой, чем занят, на чьей стороне находишься. Главное, когда ты движешься по Пути — всегда оставаться самим собой.
Март 2008
