Сказка для Бахмы
— Видишь, Бахма, желтая звезда-Кугус подмигивает? Ночь скоро. Положи лапку под щечку, дочка, укройся хвостиком — и спи, а я отца твоего с охоты ждать буду.
Хороша звезда-Кугус, золотая, яркая, как невестина сережка! Хочется Бахме невестой стать, да мала она. Кто такой маленькой сережку подарит? Смотрит Бахма на звезду-Кугус и не спит.
— Мам, а мам? — шепчет.
— Вот неугомонная! Да что тебе?
— А скажи сказку, мама. Скажи — а я и засну.
Улыбается мать:
— Ну что ж, Бахма, какую сказку тебе?
— Про красавицу! — шепчет Бахма и глазки жмурит.
— Ишь, ты! Про красавицу ей... ну слушай.
Много лет назад жила в одном стойбище красавица, Юмой звали. Хороша была Юма: шерстка — как летняя ночь, очи — как звезды в небе, зубы — что лунный свет; статью в лесную рысь, а нравом — орлица. Вот какая была Юма-красавица.
И жили в том стойбище и другие хамуры, а среди них двое юношей — Хагра-колдун, да брат его Гарух-воин. Не одна мать родила их не от одного отца, а были они братьями по воле духов Земли и Неба. Раз напали на стойбище хамуров бурги, метнули свои острые палки, и полетела одна палка прямо Хагре в живот. А Гарух увидел, да прикрыл молодого колдуна своим телом — колдун в стойбище всегда важнее. А когда прогнали бургов за окраинные холмы, вернулся спасенный Хагра к своему спасителю, развел над его раной когти, стал просить духов Земли излечить тело, а духов Неба — удержать в нем душу. И выпросил — поправился Гарух.
С той поры стали братьями Гарух и Хагра.
Но вот как-то пошел Гарух к мастеру и купил у него невестину сережку, красивую светлую, с красным камешком, как капелька крови, и с поклоном отдал ее Юме:
— Стань моей невестой, красавица Юма.
Обрадовалась Юма, взяла сережку и убежала.
А на другой вечер, как собрались молодые хамуры у костров петь, плясать да в игры играть, вышла красавица Юма — шерстка как летняя ночь, очи как звезды в небе, зубы что лунный свет — а в ухе две невестиных сережки: одна капелькой крови рдеет, вторая травяной искрой блестит. Ахнули девушки-подружки, хвостиками прикрылись, нахмурились, встопорщили загривки парни. Не было до сей поры обычая, чтобы молодая хамура враз две невестиных серьги надевала! Спросили:
— Почему, Юма?
— Ах! — засмеялась Юма, махнула лапкой, — принес мне Гарух красный камешек! Хорош красный цвет, жаром-огнем горит. И сам Гарух хорош: лапы сильные, глаза смелые, шерсть огненная. Никого Гарух не боится, все Гаруха боятся — хочу за него. А зеленый камешек — травяную искорку принес Хагра. А ведь и Хагра хорош: лапы нежные, глаза добрые, белая шерсть мягкая, словно птичий пух. Хагру духи слушают, старики уважают, Хагру все любят — хочу за него.
Услыхал это Гарух, вздыбил огненную шерсть, глянул на брата. А в глазах его уж не храбрость, алая злоба:
— Юма сказала, я силен и смел, все меня боятся — и ты бойся, Хагра. Моя Юма, за меня пойдет!
Услыхал это Хагра, выпустил когти, глянул на брата. А в глазах зеленый лед все добро выстудил:
— Юма сказала, я желанен ей, меня духи слушают, старики уважают — уйди, Гарух, с дороги!
И забыли тут Гарух и Хагра, что сама Земля их братьями сделала, само Небо благословило, бросились друг на друга, и вышел у них бой.
Долго бились Гарух и Хагра, не на жизнь бились — на смерть: Гарух силен и ловок, да Хагра хитер и увертлив. Вечер сменила ночь, ночь сменило утро — а у костров все бой кипит, все рык да лязг, летит шерсть клоками рыжими да белыми. На рассвете устали поединщики, на ногах едва держатся, а уступить не хотят... И тут замешкался Хагра, скользнула лапа на твердом камне — и когти Гаруха разорвали грудь. Но успел колдун шепнуть свое Слово — упал Гарух, и зубы Хагры сомкнулись на его горле.
И не стало больше рыжего Гаруха-воина, не стало белого Хагры-колдуна, не стало их смеха, их песен. И братской любви не стало. Остались два клубка шерсти от крови красные. Плакали девушки стойбища, а горше всех — красавица Юма. Да плач не плач — былого не вернешь. Было у Юмы два лучших жениха, а ни одного не осталось.
Светит звезда-Кугус, как невестина сережка в ухе хамуры, в ветвях старой ели сияет. Давно спать пора. Жмурит глазки маленькая Бахма, да не заснет никак.
— Мама, а скажи, кто же вял в жены красавицу Юму?
— Никто не взял доченька.
— Да как же? Ведь шерстка ее — как летняя ночь, очи — как звезды в небе, зубы — что лунный свет; статью Юма в лесную рысь была, а нравом — в орлицу?
— Хороша была Юма, да что с того? — гладит мать дочку по спинке, успокаивает, — Хороша, да жадна и завистлива. Разве настоящему хамуру-охотнику такая жена нужна?
Закрыла глазки Бхама, уже совсем спит, только сквозь сон шепчет:
— Значит, невестины сережки не только красавицам дарят?
— Спи, доченька, каждая хамура — красавица, — отвечает мать, — а ты спи...
