|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ
Часть первая
Одна голова хорошо, да жестко спать.
Шарлемань Семнадцатый
— Ио-о-о-о-о-о-он!!!.. — полный невыразимой тоски крик Елены Прекрасной разнесся по коридорам дворца. Она не просто кричала — она взывала — к справедливости, к своим стеллийским богам, к мирозданию — ко всем, кто готов был оторваться на минутку от своих дел и изъявил бы желание выслушать ее излияния. Хоть и адресованы они была вполне конкретному лицу. — Ио-о-о-о-о-о-о-он!!!..
Иванушка остановился, как будто налетев на стеклянную стену, бросил плащи, развернулся и побежал на крик.
— Что случилось, Елена? С тобой все в порядке?.. А где Серафима?
— Ион, — с видом миссионера, полным готового взорваться благотерпения, в тридцатидвухтысячный раз объясняющего непонятливым аборигенам элементарный постулат веры, — Ион, я, конечно, вовсе не хочу показаться придирчивой или занудной, и еще меньше — ябедой, но не считаешь ли ты, что всему есть свои пределы? На той неделе царевна Серафима побила возчика его же собственным кнутом...
— Он дурно обращался со своим волом!..
— ...в эти выходные она обыграла в карты всю смену дворцового караула...
— Она отдала им деньги обратно!..
— ...вчера она выиграла соревнования по стрельбе из лука...
— Молодец, я не знал!..
— ИОН!!! Дело не в том, молодец она или нет! Дело в том, что на нас, царскую семью Лукоморья смотрит вся страна, И ЧТО ОНИ ПРО НАС ПОДУМАЮТ!.. Бить злобных возчиков должны слуги! Жульничать в карты должны шулеры! Выигрывать соревнования по стрельбе — дружинники! А НЕ ЦАРЕВНЫ!!!
Иванушка удрученно поджал губы и вздохнул.
— Хорошо, Елена. Что, по-твоему, она натворила в этот раз?
— Не мог бы ты еще раз напомнить своей жене, Ион, что уход за лошадьми после прогулки — обязанность не царевны царской крови, а конюхов? И не по-моему, Ион. Не передергивай. Если ты считаешь, что так и должно быть — иди, куда спешил, пока я тебя не позвала.
Не говоря больше ни слова, Иван-царевич быстро повернулся и зашагал в сторону дворцовых конюшен.
Серафима была там — в фартуке из мешковины, закатав рукава тонкой батистовой сорочки, хотя они отродясь не предназначались для закатывания, она оттирала пучком сена потные бока своего коня, и на чумазом лице ее было написано крупными буквами искреннее удовольствие — впервые за всю их утреннюю конную прогулку. А шрифтом поменьше, если присмотреться, также и то, что она прекрасно слышит приближающиеся шаги, знает, кто идет, зачем и по чьему навету, и что ее это волнует не больше, чем какого-нибудь шатт-аль-шейхского кузнеца — виды на урожай гаоляна в Вамаяси.
— Сеня, — так и не дождавшись внимания к своей смущенной и даже слегка вспотевшей персоне, первым обратился на ушко к супруге Иванушка.
— Можешь не продолжать, — кисло поморщившись, не оборачиваясь отозвалась она. — Если ты вернулся только для того, чтобы сообщить мне, что чистить лошадей — не царское дело, то ты прогадал. Я это и так знаю. Уже. Теперь.
— Ну, Сенечка, милая, — просительно зашептал на ушко царевне Иван. — Ну, ведь можно найти себе какое-нибудь другое интересное занятие, кроме этого, а?..
— Например? — с чересчур показной заинтересованностью вдруг повернулась к нему Серафима и склонила выжидательно голову набок.
— Н-ну-у... — сложил губы трубочкой и захлопал ресницами царевич, застигнутый врасплох. — Н-ну, например... Например...
Прочитав на лице Серафимы: "Только попробуй, скажи "вышивание", он быстро перешел ко второму пункту своего и без того недлинного списка:
— Прогулки с девушками по саду...
— Нет, я имела в виду, интересного не для тебя, — со сладенькой улыбочкой тут же отозвалась царевна.
Иван смутился еще больше, но сделал еще одну отчаянную попытку продолжить:
— Пить... чай... с боярышнями...
— А еще?
— Наносить... визиты... боярышням...
— И что я там должна делать? — с неисчезающей остекленевшей улыбочкой продолжала допытываться Серафима.
— Пить чай... с боярышнями... гулять по саду... выши...
— Хватит! — взорвалась предсказуемо, но как всегда, внезапно, царевна, сорвав с себя фартук и бросив с сердцем его себе под ноги. — Надоело! Я живу тут, как в тюрьме! Занимаюсь с утра до ночи всякой ерундой! Туда не ходи, это нельзя, это не надевай, это не трогай, с этими не болтай! Сколько можно издеваться над человеком! Вышивать с боярышнями! Пить чай в саду! Пить чай с боярышнями! Вышивать в саду! Гулять по саду с боярышнями, с кружкой чая в одной руке, и вышиванием — в другой!.. Может, ты мне еще на арфе играть учиться посоветуешь? Иванушка, хороший мой, ты сам-то от такой жизни давно ли из дому сбегал?
Иван виновато вздохнул и отвел глаза.
Предложить Серафиме учиться играть на арфе было все равно, что предложить царице Елене брать уроки кулачного боя.
Но что он мог поделать?
Когда ты выходишь замуж за царевича, ты становишься царевной, даже если тебе этого не хочется. Уж это-то должна была понимать даже Серафима.
Тем более, Серафима.
Единственная дочь царя Лесогорья Евстигнея.
Двадцать братьев не в счет.
— Ну, может, тебе для развлечения какую-нибудь зверюшку завести?.. Хомячка там, или собачку?.. — неосторожно пришла в голову царевича свежая мысль.
— Волкодава? — оживилась Серафима. — Или овчарку? А лучше двух!..
Иван быстро дал задний ход:
— Нет-нет!.. Одну! И левретку!.. Или болонку. Или мопса... Или вообще...
— Мопса!!! — Серафима умудрилась вложить в название этой породы всю силу своего негодования и презрения. — Мопса!!!.. Черепашку еще предложи!!!.. На веревочке!!!..
Царевич поежился, ибо именно черепашка и не успела сорваться с его языка.
— А п-почему — "на веревочке"?
— Чтоб не убежала!!!.. Послушай, Иванушка. Почему мы не можем съездить в гости к Ярославне? Или в Вондерланд? Или просто на недельку поохотиться в лес?
— Но десять дней назад мы же выезжали на охоту! — ухватился Иван за безопасную тему.
— Выезжали! — снова уперла руки в бока и стала похожа на маленькую, разгневанную букву "Ф" Серафима. — Если не принимать во внимание, что охотились вы, а мне с боярышнями пришлось все это время просидеть в шатре на платочках, чтобы не обгореть на пялящем сентябрьском солнце и не запачкать платье об траву, то конечно, выезжали!
— Да съездим мы еще обязательно, — примирительно приобнял ее за плечи царевич. — Обязательно съездим — и к бабушке твоей, и к Кевину Франку с Валькирией. Или даже слетаем — Масдай вон у нас, наверное, совсем запылился. Но потом. Попозже. Потерпи еще немножко, хорошо? У меня сейчас неотложные дела... Надо закончить летописи... Хроники... Инвентаризацию... Поэтому погуляй еще немножко в саду с девушками и царицей, хорошо?
— Твоя хроническая инвентаризация тебе скоро сниться начнет, — скорее по инерции, чем от обиды пробурчала царевна, вздохнула, и, чмокнув на прощание в нос своего коня, пошла к выходу.
Иванушка поплелся за ней, чувствуя, что упал в глазах своей жены ниже погреба, но не зная, как это можно исправить, не говоря ей, что из-за неспокойствия на южных границах возвращение Василия и Дмитрия все откладывается, и что, может, придется еще снаряжать дружину им в помощь. Он опасался — и весьма справедливо — что Серафима тут же пожелает если не возглавить это войско, то записаться в него добровольцем-разведчиком.
А самое несправедливое, понимал он, будет то, что если лучшего командира, хоть и не сразу, найти еще будет можно, то лучшего разведчика — нет.
После обеда хмурую и недовольную всем на свете Серафиму все же удалось вытолкать на прогулку в сад. Компанию ей составила молодая царица Елена — жена его старшего брата Василия, царица Ефросинья — мать Иванушки и боярыня Конева-Тыгыдычная с тремя краснощекими веселыми дочками.
Ничего личного против кого-либо из сопровождавших ее благородных дам Серафима не имела, но испорченное с утра настроение давало о себе знать, и с первых же шагов она бессознательно оторвалась от них и ушла далеко вперед, чтобы побродить среди облетающих яблонь и вишен в одиночестве, невесело размышляя о своей тяжелой судьбе.
Что бы ни говорил Иванушка, на что бы ни намекала Елена Прекрасная и чтобы ни советовала старая царица, разговоры о прошлых и будущих пирах и балах, ценах на золотое шитье и количестве вытачек в реглане наводили на Серафиму тоску всех самых угрюмых оттенков зеленого.
Разговоры о преимуществах шатт-аль-шейхсткой стали перед дар-эс-салямской, или о семи способах безопасного падения с коня на скаку вгоняли в озадаченный ступор их.
Беседовать о погоде больше одной минуты у нее еще ни разу не получалось.
И даже молчание у женщин было общим, а она чувствовала, что и молчит-то она на каком-то другом языке, или не о том, или не так...
Поэтому просто тихонько пройтись по желтому осеннему саду, если уж настоящим царевнам это было время от времени делать просто необходимо, представлялось наименьшим злом во всей этой нелегкой ситуации.
А погода была действительно замечательная, если разобраться.
Впервые после затяжных дождей выглянуло на небе солнышко, и было от этого приятно и радостно, хоть даже оно и не сильно пригревало. Особенно такое осеннее охлаждение чувствовалось, когда его вдруг по ошибке закрывала какая-нибудь заблудшая тучка, которая еще не поняла, что все их тучечное стадо еще ночью снялось со ставших привычными просторов лукоморского небосвода и подалось с ветром на север.
Лицо Серафимы погладил холодный ветерок, и она вздохнула, не поднимая головы.
Ну, вот.
Опять.
Еще одна непонятливая от гурта отбилась...
Тишину послеобеденного дворца прорезал душераздирающий вопль:
— Серафима!!!..
Его тут же подхватило еще несколько отчаянных голосов, быстро приближающихся к дверям его кабинета:
— Серафима!!!.. Серафима!!!.. Серафима!!!..
Иванушка под недоуменным взглядом отца бросил перо, кинулся к выходу, на ходу пожалел, что не умеет ругаться, и тут же чуть не был убит распахнувшейся под напором Елены и матушки дверью.
— Серафима!!!.. — горестно воскликнула царица и воздела руки к небу.
— Серафима!!!.. — вторила ей с ужасом Конева-Тыгыдычная.
— Да что, что опять случилось-то, а? — расстроенно оборвал их Иван, готовясь снова выслушать историю об очередном "подвиге" своей непоседливой супруги.
— Серафима!!!..
— Только что!!!..
— Серафима!!!..
— Серафиму унес Змей-Горыныч!!!..
Иванушка замер с открытым ртом.
В голове его за право первенства в смертельной схватке сошлись "КОГО?!", "ЗАЧЕМ?!" и "Он что, с ума сошел?".
Но, к чести его будет сказано, победило все же, хоть даже не победило, а прошмыгнуло незамеченным, пока основные претенденты были заняты друг другом, банальное:
— КУДА ОН ПОЛЕТЕЛ?
— Туда! — указала пальцем в сторону окна Елена.
— Туда! — ткнула перстом в стену одна из боярышень.
— Туда! — заверила Ефросинья и показала на дверь.
Иван издал яростное рычание и, деликатно, насколько это было возможно при таких обстоятельствах, разметав по сторонам не помнящих себя от шока женщин, помчался на третий этаж, в их с Серафимой покои.
Туда, где на стене у окна висел его меч.
Туда, где на шкафу, среди сухой мяты и лаванды отдыхал от летних приключений Масдай.
— Ваня!.. Ваня!.. Вернись!.. — привстав из-за стола, не обращая внимания на перевернутую чернильницу и улетевшие в окошко перья, протянул руки в направлении быстро удаляющейся спины младшенького старый царь Симеон, но это был глас вопиющего в пустыне.
Через пару минут перед тем, как со свистом растаять в голубой в пятнышку туч дали, у окна царского кабинета на мгновение завис ковер, и Иванушка прокричал отцу, чтобы тот управлялся пока со всем сам, а он будет назад сразу, как только догонит и самолично изрубит на куски эту мерзкую рептилию.
— Иван!.. Иван!.. Ваня!.. — царь кинулся теперь уже к окну, но опять напрасно.
Иванушки уже и след простыл.
Когда Иван понял, что прочесал всё небо и землю в Лукоморске и его ближайших окрестностях вдоль и поперек уже несколько раз и маленько поостыл, вместе с холодом в груди к нему пришло осознание того, что быстро и просто ему свою жену не найти. Оставалось только вернуться во дворец, чтобы снарядить поисковые отряды во все стороны света, или...
Или.
Ярославна.
Она знает.
Она поможет ему разыскать Змея, как в прошлый раз она нашла ему жар-птицу — при помощи волшебной зеленой тарелки и чудо-яблока.
И тогда — держись, гадюка.
Если, конечно, к тому времени Серафима от него хоть что-то оставит.
В отношении своей жены Иванушка иллюзий не питал.
— Масдай, послушай, — обратился к ковру-самолету царевич. — Ты сможешь найти, где живет бабушка Серафимы Ярославна? Это где-то в лесу, не так далеко от Лукоморска.
— Не так далеко — это как далеко? — пыльным шерстяным голосом прошелестел ковер.
— Н-ну, я полагаю, в пределах одного дня пути. Недалеко от Вондерландской дороги, — предположил царевич, сам до этого побывавший в скромном жилище Ярославны лишь раз, и то при весьма запутанных обстоятельствах.
— Одного дня? — переспросил ковер и слегка пожал кистями. — Попробую. Если это каким-то образом поможет нашей Симочке...
— Поможет, — твердо пообещал Иванушка. — Давай поспешим. Что бы там ни говорили про Серафиму, а у меня сердце не на месте. И не будет, пока ее не найду.
— Не печалься, царевич Иван, — успокоил его Масдай, уверенно закладывая крутой вираж и беря курс на запад. — Найдем мы и твою старушку, и ее избушку.
И в лукоморском поднебесье воцарилось выжидательное молчание. Иван — глазами, а Масдай — неизвестными науке чувствами час за часом напряженно вглядывались в проплывавшие под ними леса, опушки и болота — не мелькнет ли, не покажется заветный домик в глуши.
Лесную прогалину с, похоже, недавно выгоревшим вокруг лесом, огороженную редким, местами обуглившимся плетнем, закопченный дом посредине и фигуру в черном балахоне, склонившуюся над полупустыми грядками огорода, они увидели почти одновременно.
— Вон там какой-то дом!.. Это ее!.. — Иванушка чуть не слетел с ковра от нетерпения. — И хозяйка дома! Туда, быстрее!..
— Вижу, не слепой, — пробурчал ковер, и, плавно снизившись, мягко опустился на единственную уцелевшую зеленую еще грядку — чтобы не запачкаться.
— Извините?.. — не успев подняться на ноги, уже окликнул огородницу Иван. — Эй?..
Человек, не разгибаясь, оглянулся. Черный колпак свалился с его головы, и хулиган-ветер вмиг растрепал рассыпавшиеся по плечам русые взлохмаченные волосы и запутался в реденькой короткой бороденке.
Человеку на вид было лет двадцать-двадцать два.
— Что? Кто?..
Стукнув себе кулаком в поясницу, бородатый резко выпрямился, вполголоса охнул и энергично потер спину.
— Кто посмел потревожить покой и уединение премудрого Ага... Агафониуса? — сурово нахмурив такие же реденькие рыжеватые брови, он вперился взглядом в царевича.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
