Спина горела, казалось на ней не осталось ни одного кусочка кожи, только дымящееся мясо. Покряхтев как столетняя бабка, я воткнула лопату в землю, и прогнула спину разминаясь. Передо мной лежала не паханая целина, а рядом стояла верная лопата. Если по-честному, то не целина, а пять соток грядок, которые я вскапываю в качестве наказания. Завалила экзамены в институте из вредности, и, после красочного скандала, была отправлена к бабушке в деревню без интернета, телефона и прочих благ цивилизации. А ведь с самого начала говорила родителям, что я не буду экономистом— это не мое. Но предки, искренне веря, что желают чаду добра, сами подали за меня документы. И о чудо! Меня взяли на платное отделение. Я скривилась вспоминая счастливые лица родителей, когда они сообщали мне "прекрасную" новость о зачислении. Первую сессию я еще держалась, в какой-то момент подумав, что втянусь, или мама с папой поймут меня и переведут меня на психолога (а что, хорошая профессия — слушаешь чужие проблемы и заколачиваешь не плохие деньги). Тогда я начала прогуливать пары и хамить преподавателям в надежде на отчисление. Но преподы поступили хитрее: дотянули меня до сессии, а потом вызвали родителей, сказав, что девочка у вас хорошая, целеустремленная, и институт с радостью примет у меня экзамены осенью. И вот, я тут среди грядок и учебников, чередуя одно с другим.
Пошевелив обгоревшими плечами, я все-таки накинула легкую рубашку. Топик на такой жаре хорошо, а намертво сгоревшие плечи — не очень. Солнце продолжало нещадно палить, отчего было трудно дышать, и немного кружилась голова. Ткнув сухую землю пару раз лопатой, я решила идти просить бабушку о милости (читай о не запланированном отдыхе). Тяжко вздохнула и скривилась, когда черенок лопаты потревожил ткань рубашки, а та, в свою очередь, сгоревшую кожу. Поморщившись, скинула лопату с плеча, решив просто тащить ее в руке. И мысленно добавила к мечтам о городе и друзьях, жирную деревенскую сметану для спины. Спустя десяток шагов территория будущих грядок кончилась, и сухая земля престала сыпаться в дырявые кроссовки. Бабушкина дача делилась на две части: парк с декоративными цветочками, серой плиткой и скамейкой для отдыха под сенью огромного жасмина; Второй частью был ровный пустой квадрат на пять соток, на котором в начале лета буйно колосились сорняки. Но после того как сосед по бабушкиной просьбе ( за небольшие деньги) проехался на своей чудо— вскапывательной машинке, земля и сорняки смешались, образовав плотный брикет, высушенный солнцем, палящем уже две недели. И хоть бы капля дождя. Еще немного, и я соглашусь на все, лишь бы меня избавили от учебно-воспитательной ссылки.
Немного попрыгав на месте, я вытряхнула часть пыли. Другая часть глубже забилась под стельки. Солнце продолжало выжигать все своими острыми лучами. Лопата начинала оттягивать руку, но, увы, оставить ее на рабочем месте я не могла. Вороватость местных жителей в костромской глубинке не ведала предела. Они не только лопату— драную половую тряпку сушащуюся на заборе стянут. Поэтому на доме висели замки, а во дворе ходил алабай Степа. Здоровая и злая скотина, признающая только своих (к слову сказать, по началу я у него своей не "считалась", вы даже не представляете, как это весело передвигаться по забору и бегать как спринтер!). Я не отрываясь смотрела на открытую дверь деревянного дома, манящего уютом и прохладой, царящими внутри. Вдруг, я поняла, что падаю. Уставшие ноги и тяжелая лопата, сыграли со мной злую шутку нарушив равновесие. Упав, я не спешила подниматься. Теплая утоптанная земля просто манила задержаться подольше. Солнце перестало жечь и стало гладить своими яркими лучами открытые участки тела. Стоп. Кыш-кыш дремота и усталость. У нас тропинка не земляная, а очень даже плиточная. Мне что голову напекло, и я на грядках валяюсь?
Нехотя открыв слипающиеся глаза и, встав на четвереньки, помотала головой, надеясь, что это поможет мне лучше соображать. Не помогло. Я находилась на неширокой утоптанной дороге, по обе стороны которой зеленели какие-то злаки. Впереди виднелась деревенька— этакий музей деревянного зодчества: все дома были в стиле одиннадцатых-двенадцатых веков. Рядом со входом в деревню была шильда, но отсюда я не могла понять, что там написано. Смотреть на дома сквозь марево оказалось весьма интересно. Казалось, строения устроили бал, потряхивая срубами как версальские дамы юбками, во время нового пируэта. Какая красивая галлюцинация. Прелесть! Но как я здесь оказалась? Странно. Похищать меня не кому, да и зачем? Действительно напекло голову, и я брежу? А может Грозные Боги Неба устали слушать мое нытье и перенесли меня во времени? Хотя нет, Грозные Боги скорее бы всего просто кинули в меня молнией. Так что это были Святые суслики. Немного похихикав, сидя на теплой земле, я решила отправится к домам, спросить где оказалась и потрогать их -вдруг иллюзорные. Встав и отряхнув колени от налипшей пыли, подняла лопату, и медленным шагом направилась к деревне. Благо идти было недолго. Спустя минуту я поняла, что покалывающее и пощипывающее плечо лучше, чем намертво затекшая и ноющая рука. Поэтому лопата вернулась на ее законное место — мое обгорелое плечо. Дойдя до шильды, я попыталась разобрать, что на ней написано, но ничего не поняла. Вместо знакомой мне кириллицы были странные закорючки и резкие, соединенные между собой в какие-то символы палочки. Я вздрогнула как от холода, закрыла глаза, открыла их, но надпись не изменилась. Страх тронул душу своими когтистыми лапами. Где я?
Деревня оказалась пустой. От этого стало еще более жутко, но в тоже время пробудило надежду вдруг: это действительно музей, и навстречу мне сейчас выйдет шумная толпа туристов щелкающих фотоаппаратами? Однако создавалось такое ощущение, что я оказалась в совершено другом месте, и знакомая часть необъятной родины была ооочень далеко. Дойдя до середины деревни, я увидела первого аборигена. Он явно не был туристом, да и назвать его обычным ребёнком, язык не поворачивался. Мелкий пацаненок у колодца переливал воду из одного ведра в другое. Это было истинное дитя природы: загорелый до черноты, в дырявых штанах и босой. Увидев меня, мальчишка улыбнулся щербатой улыбкой, а, пробежав по мне взглядом заулыбался еще шире. Дышать, высунув язык и постоянно обмахиваясь полами рубашки, стало стыдно. Слишком радостно и как-то восхищенно смотрел на меня пацан. Решив, что лучшая зашита это нападение, я воткнула лопату в землю, оперлась на нее, и закрыла наконец рот. Дыхание от этого не восстановилось, поэтому я зверски сопела носом, пытаясь выдать это за признак раздражения, а не запыханости.
-О, пани ведьма, вы вернулись!— радость в голосе дитяти зашкаливала. И что, самое пакостное, я этой радости не разделяла ни на миллиметр маникюра( то есть его остатков). Но решила в кои-то веки проявить мудрость и выслушать своего собеседника до конца. Ребетенок тем временем продолжал веселится, не обращая внимания ни на мои взгляды, ни на сопение, постепенно сходящее на нет.
-А мы думали вы сбежали, — трещал мальчишка, почти в плотную подойдя ко мне.— А упыря-то вы уничтожили, а он горел или вы его на куски порубили?
Какой любознательный ребенок.
-Нууу, — задумчиво протянула я.
-Я щас тяте скажу, что вы пришли, а то он мне уши надерет, если узнает, что сразу к нему не побежал, а с вами балакал. Вы проходите к терему, вас вся деревня ждет, уже вилы подготовили, ловить собирались, думали, бросили вы нас с упырем, а сами в город. -Может лопату понести? — Лекторы в универе обзавидовались бы: всю эту информацию он сообщил меньше чем за минуту. Правда, из сказанного я поняла только одно: мне нужно идти к какому-то терему. Ребенок продолжал меня рассматривать, особое внимание уделив голым ногам и кроссовкам. Забытое мальчишкой деревянное ведро на цепи тихо поскрипывало, собираясь ухнуть в колодец по собственной воле. А мне казалось, что скрипят мои собственные извилины. Действительно придется идти, если меня начнут искать с вилами не факт, что не поймают. А так кривая вывезет.
-Пани ведьма, -лицо мальчика нахмурилось. — А почему у вас штаны порвались, только верх остался?
-Ну, эмм, по кустам лазала, — нашлась я.
-А,— понял пацан. — Ягоды искали? Я тоже в прошлом всю рубаху изодрал в шиповнике и лещине, мамка ругалась пока зашивала. Ну, да вы наверно помните -как мне лицо лечили вон даже шрам остался... -Ребенок гордо продемонстрировал тонкую белую полоску рядом с виском.
-Мы идем?— осторожно поинтересовалась я, покрепче вцепивщись в черенок лопаты, какое никакое, а все-таки оружие. А если учесть хорошо заточенную кромку, то не просто оружие, а холодное. К тому же, за потерю земельно-копательного оборудования, бабуля мне голову снимет. Паренек кивнул растрепанной головой, не сильно расстроившись, что я не стала продолжать с ним беседу, припустил дальше по улице, свернув к самому высокому дому, около которого виднелись человеческие фигурки. Подбодрив себя тем, что там наверняка окажутся, умные и добрые люди, которые мне помогут, или хотя бы скажут, где я оказалась. Я медленно двинулась следом за мальчишкой, жалея, что не могу натянуть топик под рубашкой до пят.
