По веревочке
1.
День не задался с самого утра. Накануне мы отпраздновали день рождение друга. Мы — это большая часть нашего класса. Колька притащил ящик пива, голова поутру просто раскалывалась. С утра поругалась с бабушкой из-за того что не пошла в школу на первые два урока. Как выяснялось не я одна. Все сообразительные были оставлены после уроков для разговоров с классным руководителем. На подобные встречи у нас ходили все и всегда. В общем, оставшись после уроков можно было отделаться нотацией и школополезными работами, а главное, учителя по негласному договору не сообщали о твоем косяке родителям. Вот мы, и отправились, с грабельками на уборку школьной территории.
На курсы в институт в этот день я не попала. Честно доехала, но на лекции меня не пустили, они, кстати, уже заканчивались. Я вернулась домой, позвонила Алине, мы вместе с ней учились сейчас на курсах, а когда-то ходили в один класс, но после начальной школы родители отдали ее в гимназию. А вот сейчас собрались поступать в один институт.
Переписывать конспект было лень. И мы отправились в интернет-кафе, где все отсканировали и распечатали. Выходя из кафе, я наткнулась на маму и под ее конвоем была доставлена домой. Вот тут и началось:
— Ну, и как ты оказалась в кафе? — я честно сообщила, что опоздала на лекции и в кафе сканировала конспекты.
— И где, позволь узнать, ты была, что бы опоздать в институт?
— Дома, — Сказала я, прежде чем подумать. И мать понесло.
— Саша, что ты себе позволяешь, ты думаешь, я не знаю, что ты явилась домой к трем часам ночи, к ТРЕМ. Я за все свою жизнь себе такого не позволяла. Ну, вот посмотри на Алешу! Он в техникуме учится — отличник, в следующем году в институт на третий курс поступает, а видь он твой брат и ему тоже шестнадцать! Домой позже десяти еще ни разу не пришел. А ты? Ты же девочка, бабушка говорит, что утром уроки прогуливаешь. Вот теперь курсы в институте пропускаешь. Мы с отцом сутками на работе, дома не бываем, чтобы у вас с братом все было. А ты, ты... дрянь ты не благодарная Саша, вот ты кто. Стараешься, стараешься, а человека из тебя не выходит, — она вздохнула и отвернулась.
С самого детства ненавижу, когда она так делает, и впрямь начинаешь себя дрянью чувствовать. Я развернулась, посмотрела на мать и сказала:
— Знаешь, что мама, если человек — это ботаник, то и молитесь вы дальше на своего Лешеньку, а меня оставьте в покое, — я развернулась, накинула на себя куртку и выбежала из дому.
Вновь позвонила Алине и попросилась переночевать. Только ее номером, из всех моих друзей, еще не успела обзавестись мама. Автобуса не было уже достаточно долго, ждать надоело, и я пошла пешком. Не далеко от Алинкиного дома, прямо передо мной, поскользнулась девушка моя ровесница.
— Под ноги смотреть надо, — Пробормотала я, пытаясь ее обойти. Девушка оглянулась и попросила проводить ее до скамейки. Вид у нее был какой-то жалкий, ну и не бросать же посреди дороги человека, на ночь глядя. Вот я и дотащила ее до скамейки в соседнем дворе. Даже предложила свой мобильный, чтоб она позвонила, и кто ни будь ее забрал. Начинал накрапывать дождик. Девушка посмотрела на меня таким просящим взглядом и произнесла:
— Простите меня, но знаете, я живу в этом доме, — и отчего-то смутилась. Я усмехнулась и ответила:
— Прощаю, живи там и дальше! — я развернулась и уже собралась уходить, на прощание окинула ее взглядом. Она напоминала этакую дворняжку, которую все шпыняют, а та все ластится и хвостом виляет. Вот и здесь сидит на скамеечки и на меня глазенками хлоп-хлоп. Не выдержала, состроила гримасу, а я такая милая и спросила, — Тебя до квартиры проводить?
— Да! — Обрадовавшись, она закивала головой. А потом посмотрела на меня и так искренне сказала, — Спасибо.
Я аж прям, растаяла, даже время на нее потратить стало не жалко. "В волонтеры, что ли подайся" — промелькнула в голове вредная мысль. — "Хотя почему вредная? Очень даже не вредная, у нас все вокруг в помощи нуждаются. Да же те кому она по сути и не нужна, жаль что спасибо не все говорят. Ладно, подумаем об этом потом опосля, а пока надо ее до квартиры дотащить". И словно услышав мои мысли, дождь забарабанил крупными каплями, а по лужам пошли пузыри и бело-желтые разводы.
Квартира находилась на втором этаже, и была просто супер! Я такого еще не видела!
— Классно предки у тебя квартиру обставили! — не могла не восхититься я.
— Да, нет, это брат, его квартира, родители умерли, мы с ним вдвоем живем, — ответила девушка.
— В любом случае красиво очень, — я помялась в прихожей, заглядывая через ее плечо в комнату, — А брат дома?
— Нет, уехал на несколько дней, я одна.
— Слушай, я, конечно, понимаю, что сама спросила, но ты с такой информацией полегче! — ужаснулась я ее наивности она, что телевизор не смотрит в интернет не заглядывает, — Мало ли, что. Ладно, я пошла, не падай.
Не успела я захлопнуть дверь, как в квартире что-то упало с сильным, но глухим звуком. Вздохнув, я открыла дверь и пошла, поднимать это недоразумение.
— Эй, как тебя там, не разбилась? — прокричала я, входя в комнату. В пустую комнату! — Ну и где эта жертва вестибулярного аппарата, — пробормотала я себе под нос, — И где тут можно прятаться, — уже во весь голос произнесла я, усаживаясь на диван. Диванчик был просто произведение искусства — кованный. Вот и сидела я на этом произведении, не зная, что делать. И уйти вроде неудобно вдруг что-то случилось, а оставаться стремно, явится кто, объясняй потом, про белых и пушистых, а видь не поверят, не даром, что брюнетка. Так и мучилась на этом диванчике, пока не разглядела сбоку от шкафа, почти у самого окна дверь. "А ларчик просто открывался", — обрадовалась я.
Вторая комната отличалась от первой как день и ночь. Стены с ободранными обоями, мебели ни какой нет. И этой девчонки тоже нет! Зато целая куча веревок на стену навешана, свечечки синенькие таки, горят:
— Романтики, что б их побрал, — выругалась я, так аккуратненько, мало ли кто и где в этой квартирке слушает. А вот свечечки то стоит задуть пронеслось у меня в голове. И так две слева, три справа одну посередине, а напоследок ту, что в веревках, тоже мне подсвечники нашли, потом соседи "01" судорожно набирайте!
Я дунула на последнюю свечу и тут такое началось! Все свечи вдруг вспыхнули, да так ярко, что перед глазами заплясали радужные пятна. Это, что ж такого Колька вчера в пиво по намешивал? Вдох, выдох, вдох:
— А свечи потухли, — на выдохе произнесла я. — А вот комната изменилась, — не знаю почему, но когда пугаюсь, начинаю вслух разговаривать. Вспомнила про книжку в детстве читала по моему "Сто лет тому в перед" называлась. Я рассмеялась и снова вслух произнесла:
— Осталось спасти Алису и найти милафон, нет, — перебила я сама себя. — Найти и прибить эту "Алису" и фиг с ним с этим милафоном! Пошла ка я отсюда! — ну и потопала, так, не далеко совсем. На "произведении искусства" лежал моя "Алиса". А вот в голове у этой жертвы вестибулярного аппарата торчала рукоять ножа. Меня прошиб холодный пот, комната поплыла перед глазами, стало темно, и моя голова познакомилась с полом.
2.
Пришла в себя и обнаружила, что лежу в постели.
Это надо же так глюкануть!
Но тут мой взгляд упал на открытое окно, переместился на стены и вернулся на кровать.
— Кровать, — начала я рассуждать и тут же подскочила, — Ну, ты и тормоз Саша, это чужая кровать!
Заскрипела дверь и в комнату вошла... "Алиса"? Да только как-то она повзрослела лет этак на десять — пятнадцать. Раздался мелодичный голос,
— Ты, очнулась? Очень хорошо, полежи еще немножко. Голова не кружится?
— Нет. Где я?
— Тебе сейчас отдохнуть надо, все вопросы потом. Я зайду попозже.
Дверь вновь скрипнула, она вышла, и раздался щелчок замка.
— Заперта, — пробормотала я, и уже мысленно продолжила: "ну, Александра, что делать будем? Выбираться! Черт его знает, что у них на уме, не прибили сразу и на том спасибо. А может все и не так плохо? Вон в постельку положили, отдохнуть предложили, может потом покормят даже?"
Занятая мысленным процессом я подошла к окну, оно было приоткрыто. А за ним было лето! Какое к черту лето? Да как такое вообще может быть? Лето? Ноябрь! Два дня назад снег шел! Или не два дня? Так и сколько я здесь провалялась? Нет, все равно лето быть не может, ну да на мне мои джинсы и свитер не могла я полгода в своей одежде под одеялом провалятся наверняка бы раздели . А если за окном все же лето, то.... То, что? Где тогда я? Получается, меня вывезли из страны. Ну и зачем кому-то со мной так заморачиваться?
И тут в голову полезли все репортажи про торговлю людьми, про то, как девушек воруют, подсаживают на наркотики и заставляют заниматься проституцией. А в голове вредный голосок "Ну-с, насмотрелась телевизора, досиделась в интернете — теперь стой, трясись". За окном раздались женские голоса, я посмотрела на их обладательниц. Одна из них была той, что заперла мою дверь, у другой были длинные светло рыжие волосы. Та, что заходила ко мне указала в направлении моего окна, и вторая повернула голову. У меня опять потемнело перед глазами. Эта была еще одна "Алиса" только, как та первая, совсем молодая моя ровесница. А перед глазами стала картина: кованый диван, на котором лежит девушка, ее тело слегка свешивается, глаза широко распахнуты, губы приоткрыты, в середину головы воткнут нож, и по светло-русым волосам стекает кровь...
В этот раз очнулась я на полу. Да и без сознания пролежала не долго, так как женщины под окном продолжали разговаривать. До меня донесся обрывок фразы:
— Ты должна найти наемника в деревне, к вечеру ее быть здесь недолжно... — девушка что-то ответила. И снова лишь обрывок фразы:
— Она должна быть сожжена сегодня!
По моему лицу медленно стекал пот. А в голове засела одна мысль: "Меня сожгут!". С потом смешались слезы, ноги были ватные и ни как не хотели поднимать тело с пола. Не знаю, сколько я так просидела бы, но вот раздалось лошадиное ржание, и низкий мужской голос крикнул: "А, ну, стоять, кобыла проклятая, тыррр, кому говорю". Я подползла к окну, не далеко остановился фургончик и в него стали укладывать какую-то мебель и сундуки. "Бежать, если я заберусь в фургон, я смогу убежать, надо просто спрятаться в сундук!" Не знаю, что произошло в тот момент, но скорости с какой я выскачи из окна и оказалась в нутрии фургона, могли бы позавидовать и легкоатлеты! Я подумать даже не успела о том, что меня могут увидеть, пока я карабкаюсь в эту колымагу. И только когда фургон стронулся с места, у меня опять из глаз потекли слезы, я рыдала, закрывая рот рукой, боясь быть услышанной, и не как не могла успокоиться. Не помню, как я выбралась из сундука, но проснулась я в углу лежа на каких-то тюках, от того, что меня трясли за плечи. Подняла опухшее от слез лицо и увидела над собой мужчину. Лысого с длинными усами, которые свешивались до плеч.
— Ты, что здесь делаешь, я те не извозчик, да и вообще кто такая?
— Человек, — ответила я, и, испугавшись, что меня выкинут быстро добавила: — Дяденька, миленький, вы меня только не прогоняйте!
— Ты, кто такая будешь? — повторил он вопрос.
— Меня Сашей звать.
— Да плевать я хотел, на то, как тебя звать, ты кто такая и зачем ко мне в фургон залезла.
— Дяденька, а вы меня не прогоните? — этот вопрос был для меня более насущным, чем выяснение кем я являюсь.
— В общем или ты сейчас начинаешь говорить или я запихиваю тебя в один из этих старых сундуков и скидываю в сточную канаву...
Аргумент мне показался достаточно весомым, перебив его, я произнесла скороговоркой: — Я, шла к подружке, встретила девушку, та подвернула ногу, затем ее убили, упала в обморок, меня похитили и хотят сжечь!
— Понятно, короче... э, выматывайся ка ты отсюда! — произнес мужчина, схватив меня за руку и вытащив наружу. — Вон пошла!
А я смотрела, как он завязывает полог фургона, садится спереди и погоняет лошадь. Только услышав зычное: "Но, пошла, но!" — я бросилась к повозке, хватая ее за угол. Мужчина обернулся, не чего не сказал, а только прикрикнул на лошадь "Но, пошла быстрее". А я продолжала бежать, цепляясь за фургон и обвисая на нем, пока совсем не упала. Я лежала на дороге вся в пыли поднятой колесами фургона, и думала о том, какая я дура! Еще вчера, надеялась, что у Алины меня ни кто не найдет. А сейчас сама не знаю дороги домой. Мама, хочу домой к маме, к маме хочу! И я расхохоталась во весь голос, а затем по лицу снова покатились слезы.
Лицо обожгла пощечина, щека горела, а передо мной стоял фургончик.
— Ну, в себя пришла?
Я, только кивнула в ответ, и грустно усмехнувшись, потерла щеку.
— Вперед садись, в конце дня пост проезжать будем, там тебя высажу.
Дважды мне повторять не пришлось. Я села с ним рядом и подумала,— "что пост это хорошо, там сделают запрос по адресу и мама с папой приедут в эту деревню и меня заберут. Значит, все закончится хорошо, да мне потом пол школы завидовать будут, такое приключение, да и по "телеку" наверняка покажут". Так мы проехали часа три, а потом, потом я решила ему еще раз, но более внятно все рассказать:
— Знаешь, я с мамой поругалась, и сбежала. Думала, у подружки переночую, а потом мама успокоится, и не будет злиться. По дороги столкнулась с девушкой, та ногу подвернула. Помогла ей дойти до дома. Собралась уже уходить, как услышала, что, что-то упало, и вернулась. Девушки нигде не было. В соседней комнате только свечи горели, да веревка на стене висела. Я уже уйти собралась, выхожу, а в первой комнате на диване эта девушка лежит и нож в голове, кровь капает. Мне страшно стало, и я в обморок упала. Очнулась уже в кровати. Под окном разговаривали две женщины, они говорили о том, что меня надо сжечь. Вот я и решила убежать и спряталась в твоем фургоне. — Закончила я свой рассказ.
— М, да... — а..., э..., уже скоро пост, — только и произнес мужчина.
Так мы и проехали еще какое-то время. Но вдруг мужчина натянул поводья и закричал "Тыррр! Стоять! Тыррр!" затем соскочил на землю и вытащил из фургончика сундук
— Ты, как там, Саса? Переодевайся!
— Зачем...?
— Затем, говорят тебе, переодевайся!
— Не буду, — ну есть у меня дурная привычка, упрусь, а зачем — сама не знаю зачем.
— Проклятие четырех стихий на мои седины! Ты послушай, Саса, или ты делаешь, что тебе говорят или вот дорога, ноги есть, будем надеяться, не заблудишься, выбирай и быстро.
Стоит ли говорить, что к концу его речи я копалась в сундуке и только спросила: — "А где седина, ты же лысый?" — он только развернулся, подошел к лошади. "Да, шутка не удалась" — подумала я.
Выбор одежды из сундука, был не ахти какой, да и одежда была какая-то странная. Я посмотрела на него и спросила.
— Тебя как зовут?
— Огней, я кузнец.
— Огней, а где я?
— Как, это где? На дороге, в недели пути от Громовой столице.
— А в недели пути на чем?
— Ну, вот на этом фургоне. Верхом, дней двенадцать будет.
— А разве верхом не быстрее?
— Быстрее, я же говорю, дней двенадцать будет.
— Но видь в недели семь дней?
— Да откуда ты такая взялась, в недели шестнадцать дней, в году четыре стихии — это каждому младенцу известно.
— Четыре чего?
— Стихии, четыре стихии, — он посмотрел так на меня и сердито произнес, — Ты почему еще не переоделась.
— Огней, а можно я в своих джинсах останусь.
— В своем чем?
— Джинсах, ну брюках которые на мне — и для большей понятливости ткнула пальцем в бедро.
— Нет, Саса, нельзя.
— Почему? Здесь что джинсы не носят? — залазить в чужую одежду, по не понятной мне причине как то не хотелось.
— Ох, Саса, да я о таких брюках первый раз слышу! — произнес кузнец, окинув мою одежду взглядом, судя по всему, моим внешним видом он остался, не очень доволен, а я у отца на эти джинсы два месяца деньги клянчила, обидно. Но вот его взгляд остановился на моем лице
— Ты, Саса... — договорить я ему не дала, обидно ей богу, то ему мои джинсы не нравятся, а теперь опять меня какой-то "Сасой" звать вздумал.
— Я — Саша, Сааа-шшша! — разозлившись, прокричала я, и испугалась, за такие фортеля меня сейчас бросят посреди дороги, делай, что знаешь. А я, как назло сейчас ни чего не знаю.
— Да как не назовись, переодеться все равно надо! — раздраженно прикрикнул на меня Огней.
— Но почему, не понимаю? — стараясь казаться милой, белой, пушистой, с вопрошающим выражением на лице произнесла я.
— Да ты в своей одежде, как бельмо на глазу, ну где ты видела, чтоб так молодые девушки одевались, такие штаны и мужик посрамиться одеть. Они же к тому же и разодраны везде, где только можно. Я что-то не понимаю, ты вроде как радоваться должна. Я тебе одежду хорошую предлагаю, крепкую и добротно пошитую, — он почесал макушку и продолжил убеждать меня, — Ты не бойся я ее, потом не заберу, так что смело выбирай что подойдет, хозяйка этих вещей умерла не давно, а вы похожи да роста одного.
"Интересно, а то, что она умерла, мене говорить обязательно надо было? Вот, пожалуйста, платье почти новое с трупа только вчера сняли, а вот к нему и тапочки беленькие такие разок одели да и не ходили вовсе". Подумала я и скрепя зубами переоделась в первый попавшийся костюм. Этакая юбка поверх брюк джемпер и жилетка.
— Ну, хоть на человека похожа стала. А то в срамоту такую была одета и где только нашла! — довольно произнес кузнец, потирая руки, словно обстряпал какое-то дельце.
"И впрямь где", — в голове опять сидела моя "хорошая" мысля, а я что есть мочи старалась не дать ей слететь с языка и просто задала вопрос не дававшей мне покоя:
— Огней, а Громовая столица это видь не Москва? — озвучила я свои опасенья.
— Нет, я не знаю ни какой Москвы в Громовой столице.
— А куда, ты едешь?
— Да, это так, я в Ученый Город направляюсь, ну а ты со мной.
— Как, это с тобой? — возмутилась, — Ты обещал меня у поста милиции остановить, мне домой надо. У меня все сума сошли от беспокойства, — возмутилась я тем, как беспардонно мной распорядились. Да и пост был моей надеждой попасть домой!
— А, где ты живешь? И что такое милиция.
— Как, что такое милиция, ты же сказал, что высадишь меня на посту.
— Ну да на посту у въезда в Громовую столицу. Там городская стража. Но подумав, я решил, что я не могу отдать тебя им. Они связаны с Сестрами Сущего, боюсь, что они тебя вернут им, а я так не могу, ты с Абери одного возраста, мне потом всю жизнь кошмары сниться, будут.
— Огней, я домой хочу! — мой голос начинал дрожать, а в горле уже опять першило.
— А где, твой дом, — задал он вполне логичный вопрос. Я растерялась:
— Я не знаю! Я живу в городе Д.... — мой голос сорвался, а из глаз потекли слезы.
— Ни когда о таком не слышал. — Произнес он, потом достал кусок ткани из-за пазухи и протянул мне со словами, — Не реви, разберемся куда тебя..., — фразу он так и не закончил.
Мне стало страшно, я не знала, где я нахожусь, я не знала, куда мне идти, и я не знала, кто мне сможет помочь. Наверное, стоило вернуться, но было страшно. Эти "Сестры Сущего", они вызывали во мне дрожь и перед глазами вставала эта девушка с ножом в голове. Я взглянула на мужчину, который запихивал сундук обратно в фургон и спросила:
— Абери, это кто?
— Моя сестра, — и отвязывая вожжи, договорил, — садись, надо ехать дальше.
— А, где она?
— Умерла.
— Прости, это ее одежда?
— Да, ты не извиняйся, жаль ее конечно, но она сама виновата, ей говорили, что это так закончиться может. Ты, я гляжу и вовсе странная, почти как она последнее время. Моя сестра встретилась с "Сестрами" когда ей было еще совсем не много лет, ну те и взяли ее в ученицы. Под конец она все время хмурая была, твердила все о том, что сможет освободиться, домой, подолгу не показывалась. Ну вот, а затем пришел вызов, говорят, она умерла, вернули ее вещи. Ты пойми, девочка вот, что — от Сестер Сущего держаться надо подальше! — и он вновь замолчал.
Стало темнеть, фургончик медленно трясся по дороге, оставляя за собой небольшое облачко пыли. Впереди показалась деревня, до которой мы, однако не доехали. Огней остановил лошадь рядом, с какими-то сараями, вытащил матрас, постелил его под фургоном и улегся спать. Меня уложили вовнутрь. Надо мной раскинулся серый полог, а сквозь маленькую дырочку в углу заглядывала луна. Я еще ни когда не спала на улице. Вспомнилось, как в детстве с братом уговорили маму разрешить нам спать на лоджии. "Мама" — тихонько пробормотала я, а из глаз опять покатились слезы. Мне еще ни когда не приходилось по столько плакать. Да и вообще, наверное, слезы это не мое. "Было не твое" — дала знать о своем присутствии, моя вредная мысля, и добавила так чисто по-детски — "ревушка коровушка". Под фургоном заворочался Огней. "Огней",— мне как-то и не удалось обдумать все, что со мной произошло. Да и смысл перебирать это в голове еще раз. "Надо думать, как попасть домой, ну не может быть, чтоб ни кто не чего не знал. Да и названия городов здесь больно странные "Громовая столица", "Ученый Город". А если до этой столицы надо так долго ехать, как я потом попаду в эту деревню, если окажется, что домой можно вернуться только оттуда. Не ну это нелепо, дорог много. Ну, а если только в деревне знаю, откуда я, то только они там мне могут сказать, как попасть обратно. Нет тоже ерунда, в большом городе наверняка больше шансов узнать дорогу домой. Значит "Ученый город" ну надеюсь, в этом городе найдется хоть один человек, который не спал на уроках географии. А если этот человек там есть, то я найду его!", — от этих мыслей стало спокойно. Я лежала и слушала ночь. Под фургоном снова заворочался Огней, а его лошадь, пофыркивая, жевала сено. Сквозь маленькую дырку я пыталась рассмотреть небо....
Проснулась я от того, что повозку подкинуло на ухабе, и я ударилась головой, об угол сундука стоявшего рядом с моим матрасом. Села. Посмотрела по сторонам и с ужасом поняла, что вчерашний день хоть и был кошмарным, но, увы, не являлся сном. А вот страшно уже не было, в моей побитой голове сложился план действий. "Еще головой побейся, что ли, мала ли что полезного там завалялась" — объявилась и моя "не вредная" мысля. "Да ты не как матушка уже и с "белочкой" познакомиться до кучи решила?" Возмутилась я сама себе, "и с каких это пор "шизофрения — мое второе Я" — словно подтверждая гипотезу мысля, вклинилась: "А ты не боись, до дома доберешься, там и тебя вылечат и меня выселят! Скучать будешь?".
Вот как-то так пролетело почти два с половиной месяца или пять здешних недель. На внутренней стороне крышки сундука появились семьдесят крестиков. С Огнеем мы почти не разговаривали, я была предоставлена сама себе, и почти всю дорогу проводила внутри фургона, рассматривая местность. Вечерами Огней говорил о своей семье, о своем деле. Этакий монолог часа на два. На мои вопросы он отвечал не охотно, казалось, он жалеет, что не оставил меня на посту в Громовой Столице.
Под вечер мы въехали в "Ученый Город". Остановились над трактиром "У южных ворот". Наутро ко мне в комнату постучалась женщина и попросила спуститься в низ. Ее звали Морой, она была жена трактирщика, и как я позже узнала, ее муж был дружен с кузнецом, который меня сюда и привез. Меня проводили на кухню, накормили завтраком и показали на груду посуды велев вымыть! На мое возмущенное "Что? Я посуду мыть?!" Хозяин отреагировал странно:
— Не суетись ты так, Мойра, Огней сказал, что она немного странноватая, но девушка хорошая. А раз он так сказал, значит правда, — и уже обращаясь ко мне произнес, — Ты девонька, будешь у меня работать, мыть посуду, кухарки по кухне помогать, овощи там, почистить, куру ощипать, помои вылить, на кухне работы много рук вечно не хватает. За это я тебе платить буду две монеты каждую неделю. Знаю, что это на монету меньше, чем принято, но Огней сказал, тебе жить негде. Вот, жить будешь у нас на чердаке, есть — за нашим столом, не бойся, не обидим. Так, ну, да, вот поэтому две, а не три монеты. Вещи твои я уже на чердак отнес.
— Какие вещи, — только и смогла спросить ошарашенная я.
— Ну сундук, кованый такой, явно работа Огнея. — и кивая самому себе добавил — Его работу я всегда узнаю!
— А где Огней сейчас? — наконец-то опомнилась я.
— Так, вроде как он еще вчера после ужина уехал.
— Как уехал, а Я?!
— Ну, так он попросил тебя на работу пристроить, а мне человек в помощь на кухню нужен был. Ты не думай я кого попало, на работу не беру, ко мне в трактир многие наниматься приходили. Не будь Огней мне другом, я может быть и тебя не взял бы. Уж больно молоденькая ты, да на мордашку смазлива. — Я стояла и не знала, что сказать и что сделать. Но в разговор вдруг вмешалась Мойра.
— Христофор, прекращай девочку пугать, она и так уже стоит, ни жива, ни мертва, вон как побледнела бедняжечка. — И подхватив меня под руку, потянула вон из кухни, а затем вверх по лестнице и продолжала говорить, — Ты не бойся, его он ворчит, будишь хорошо работать, ни кто тебя не выгонит и не обидит. Ты вот эту дверку открой, видишь хоть и чердак, а убран не хуже комнат, где сегодня ночевала. Вещи разбери пока, посуду я и сама помою сейчас, а ты через часик спускайся, я тебе твою работу расскажу и покажу. — Она внезапно развернулась и ушла, оставив меня одну. Я простояла так несколько минут, а потом упала на стоявшую в углу кровать и расхохоталась.
— Ощипать курицу, вымыть посуду, вылить помои, — "мечта", а не работа! Ну, Огней, ну скотина, спасибо тебе за это! — произнесла я вслух и снова загнулась от хохота — я посудомойка, скажи, кто не поверила бы.
