— Слава Богам! — возрадовался оруженосец Биток, наконец увидев впереди стены аббатства. Ликовал он, потому что знал — старый знакомый, заведующий аббатством, обязательно угостит гостей, питьем в том числе. Юнец пребывал в том возрасте, когда уже дозволяется женится, а употреблять хмельное — и подавно. Так что оруженосец, предвкушая трапезу, едва мог усидеть в седле от нетерпения и то и дело проводил пальцем под носом, приглаживая тонкие темные усики.
Старший брат юноши, некий Долок, не так давно получивший рыцарский пояс, промолчал. Вид его говорил, что душа тяготится чем-то: скуластое лицо осунулось, под зелеными глазами пролегли груги, а брови будто застыли, сдвинувшись.
Рыцарь был статный, приметный и молодой, так что без женского внимания некогда не оставался. Во время побывок в придорожных корчмах не одна из служанок хотела бы усесться к нему на колени и перебирать пальцами пряди русых волос, однако Долоку с его душевными терзаниями было не до утех.
Братья практически ничем не отличались от обычных путников, ибо потребную амуницию спрятали в притороченных к седлам сумках. Разве что щит, с которым Долок не расставался во время странствий и который теперь вез оруженосец, для удобства поместив его за спиной, выдавал, кто они.
Молодцы подстегнули жеребцов, гнедого и саврасого, и вскоре остановились на подворье. Заслышав грохот копыт по пыльной дороге и ржание, из монастыря вышел облаченный в рясу монах — встречать.
— Где я могу найти достопочтимого аббата Корилана? — после приветствия спросил молодой рыцарь.
— Вон там, за монастырем, — монах махнул рукой в сторону выглядывающих из-за стены зарослей картошки. — Быть может, судари отдохнут под нашим кровом или хотя бы отведают наше скромное хлебово? — выказывая осведомленность о давней дружбе меж Долоком и аббатом, услужливо предложил монах.
— Благодарим за предложение, мы согласны, — просиял только того и ожидавший Биток. Долок же, спешиваясь, предупредил, что присоединится к трапезе позже. Монах и оруженосец отвели жеребцов под навес, к коновязи, а рыцарь направился прямиком к огороду. Кориланское аббатство в ведении хозяйства не отличалось от многих других, ибо с тем, что выращиваемая снедь дешевле покупной, трудно было поспорить.
Долок застал старого знакомого за осмотром возбуявшей после недавнего дождя ботвы, которую нагло обгладывали полосатые жуки.
— Доброго времени, — поклонился прибывший.
— И что на этот раз? — лениво осведомился Корилан, едва увидев рыцаря.
— Разве я не могу приехать просто так, дабы повидать давнего знакомого? — с видом оскорбленной невинности возмутился Долок. Признаться, аббат немного устыдил его.
— Что на этот раз?.. — нетерпеливо повторил Корилан. — Ты ведь опять за разрешением от обета, не так ли?
Долок тяжело вздохнул.
— Ты прозорлив, как небожители. Присядем?
Они устроились на скамье под стеной монастыря. Готовясь к длинному повествованию, аббат запустил ладонь в карман рясы, выудил горсть семечек и принялся их лузгать, вопросительно на рыцаря поглядывая. Тот не заставил себя долго ждать.
— Как-то в ливень мы с братом проезжали мимо замка Юнессы. Время клонилось к ночи, кони завязали в грязи, и мы, недолго думая, решили воспользоваться одним из рыцарских прав, то бишь попросить приюта у дамы сердца. Приняли нас любезно, юная хозяйка даже спустилась в холл для приветствия. Отночевав, мы сразу собрались уезжать, дабы не злоупотреблять гостеприимством дамы. И вот во дворе, прощаясь с Юнессой и обещая славить повсюду ее имя и совершать подвиги ради нее, я наблюдал страшную картину. Споткнувшись, старик-ключник имел несчастье наступить на подол госпожи. За это его приказали сечь плетью, без какого-либо снисхождения к почтенному возрасту. Пятьдесят ударов! Да будут Боги свидетелями, я ужаснулся и попытался умилостивить госпожу, но она взглянула на меня неожиданно злостным взглядом и просветила, что платье из необычайно дорогого бархата, который так просто не отчистить.
Пока мы ехали сюда, я задавался одним-единственным вопросом: 'Как могла дева столь кроткая и милая в один миг превратиться в беспощадную ведьму?'...
— И, конечно, рыцарская честь приказывает тебе отречься от дамы столь недостойной? — ухмыляясь, прервал доселе внимательно слушающий аббат.
— Верно. Ты не откажешь в помощи?
— Куда ж я денусь... Это второе по счету отречение?
— Второе, — грустно подтвердил рыцарь.
И вправду, Долоку как никому другому не везло с дамами сердца. По крайней мере, ему не встречался еще ни один рыцарь, который отрекся бы более чем единожды.
Изначально каждая дама мнилась божественным созданием умопомрачительной красоты, хозяйкой помыслов, что чисты, как вода ключевая. Но спустя несколько месяцев Долоку открывалась истинная сущность очередной дамы. Первая, Лорренция, жена барона Ерро, утопила собственную сестру, ибо обладала чрезвычайно ревнивым нравом. Вторая, Юнесса, приказала сечь плетью беспомощного старца. Словом, дамы, которых избирал Долок, неизменно совершали нечто такое, что не могло не побудить отречься от них.
Не теряя времени, аббат и рыцарь прошли в храм. Долок опустился на колени перед статуями небожителей, а Корилан, зажегши кадильницу, произнес над ним полагающиеся слова. Справился быстро, не зря же являлся единственным в округе, кто мог помочь рыцарям с такими делами.
Спустя какое-то время обкуренный ладаном Долок входил в столовую аббатства с очистившимися мыслями и спокойным лицом. Надобность служить нечестивой даме тяготила мало не неделю, стесняла дыхание и не давала думать о чем-нибудь отвлеченном. Теперь в голове царила приятная ясность, и это стоило отметить.
* * *
— О нет, брат, нет! — возопил Биток. Он слишком хорошо знал, что значит этот исполненный удивления и восхищения взгляд.
— Неужели прошлое тебя ничему не научило?..
Но брат лишь отмахнулся от увещеваний, будто от назойливого комара, и продолжал пожирать незнакомку глазами.
Толпа крестьян и горожан рукоплескала только выступившим на деревянном помосте актерам. Им свистели, бросали цветы и монетки; над ними смеялись, им улыбались и строили глазки. Даже знатная незнакомка-красавица загляделась на действо из оконца кареты и приказала кучеру остановить посреди улицы, чтобы досмотреть представление.
— Кто это? — спросил у стоящего поблизости горожанина Долок, взглядом указав на незнакомку.
— В карете-то? Графиня Елька, вдова многоуважаемого графа.
— Вдова! Небось, сама и заколола его, с твоей-то удачей, — прошипел Биток на ухо брату и громко произнес: — Скажи, добрый человек, добродетельна ли эта дама? Не рассказывают ли про нее страшных историй, не известна ли она какими-то пагубными чудачествами?
— Что ты! Я знавал ее служанку, так вот она рассказывала, что вся челядь просто обожает госпожу за щедроты и сострадательность. Графиня славится добротой, она не раз повелевала раздавать милостыню бедному люду.
'Та, которую я давно искал', — подумалось Долоку. Наспех возблагодарив горожанина, он поспешил к карете, которую теперь задерживала начавшая расходиться толпа.
Да, надо признать, графиня внешне была неплоха: черные, как смоль, кудри обрамляли нежное личико, в больших голубых глазах будто серебристые искорки горели, а окантованный темным мехом вырез платья оттенял белизну шеи. Елька прямо-таки олицетворяла идеальную даму сердца — именно во имя таких совершаются подвиги и складываются песни, именно к таким положено пытать любовь возвышенную, платоническую. Да еще и знатное происхождение не оставляет никаких надежд на взаимность... Все как положено. Для женитьбы и отношений более приземленных зачастую избираются девушки попроще.
Рыцарь обратился к 'великолепной госпоже' и с пылом сказал, когда на него обратили внимание:
— Верно, не один десяток рыцарей в вашем распоряжении, ибо невозможно оставить без восхваления даму столь добродетельную и прекрасную. Хочу я вступить в их ряды, поэтому готов во время обедни в храме при всех дать обет.
Графиня Елька милостиво улыбнулась в ответ, поблагодарила за намеренье и обещала присутствовать на обедни. Карета тронулась, и рыцарь взглядом проводил ее до поворота.
Биток горестно покачал головой, предчувствуя нехорошее.
* * *
До обедни наш рыцарь старался разузнать о Ельке как можно больше. Выяснилось, что ее мужа убили на войне, детей она не имеет, но зато повелевает целой когортой рыцарей, возносящих ей хвалу.
Биток не бросил попыток отговорить брата, убеждал, что есть в королевстве рыцари без дам сердца и в отсутствии госпожи ничего страшного нет. Но брат не слушал, он, как неоднократно уже бывало, помышлял только о предмете своего восхищения.
После окончания службы в храме он при всех обетовал служить Ельке. После того, как священник благословил благое намерение, рыцарь опустился перед графиней на одно колено и поцеловал ей руку.
— Милсдарь рыцарь, если вам понадобится кров, я всегда найду свободный угол. Мой замок недалеко отсюда, милости прошу, — скромно потупившись, пригласила Елька.
Эта скромность пленила сердце и помыслы рыцаря еще больше.
* * *
— Небожители наверно думают, что ты блаженный, — развалившись на одной из двух кроватей в снятой на ночь комнате, философски заметил Биток. — Два раза они давали тебе неоднозначные намеки, а ты так и не понял, зачем.
Расхаживающий из угла в угол Долок огрызнулся:
— Умничать будешь, как получишь рыцарский пояс на турнире. И вообще, я тебя не держу. В королевстве множество парней, мечтающих стать оруженосцами, и ты...
— Ладно-ладно, не горячись! — примирительно воскликнул брат. — Разве ж я вправе оставить блаженного одного? Нет уж, совесть загрызет... И, к тому же, я обладаю хотя бы каплей здравого смысла...
Долок красноречиво взглянул на него, и юнец замолчал, проявляя благоразумие. Впрочем, рыцарь вскоре сам нарушил тишину, начав бахвалиться:
— На этот раз все будет по-другому!.. В прошлом небожители не давали мне оказии на подвиг, но теперь, я уверен, деяния сами найдут меня... Я возложу к ее стопам голову дракона!
'В прошлом ты хотя бы не выдумывал сам, а смиренно молился, ожидая посланного богами шанса', — так и вертелось на языке оруженосца, но он сказал:
— Где ж ты собрался ящера искать? Последнего полгода назад похожий на тебя безумец уложил.
Долок с досады хлопнул ладонью по бедру.
— А, точно... Тогда... Тогда в честной схватке одолею шесского колдуна и принесу его посох!
— О да-а, — со скрытой издевкой протянул братец, пытаясь сохранить серьезный вид. — Колдун — он честный, любит рыцарей по правилам убивать... Ты слышал, что в его башню ведет лестница из костей? В последние годы старичку попросту надоело самолично принимать гостей, и, говорят, магия испепеляет чужаков на подходе. Я буду рад развеять твой пепел.
Рыцарь порядком скис и уныло предложил:
— Заполучу победу на турнире?
— Реальнее, но я бы на твоем месте смотрел правде в глаза: против некоторых ты — ничто. Да и турнир через несколько месяцев, дотерпишь?
— А чего я, собственно, гадаю? — вдруг вдохновенно возопил рыцарь. — Нужно у нее самой узнать, какой подвиг ей хочется. Мало ли, может, что конкретное нужно...
Биток со стоном уронил голову на подушку.
* * *
Графиня оказала Долоку немалую честь, пригласив прогуляться с ней по саду.
— Милсдарь рыцарь, вы рассудили правильно, — не глядя на него, начала Елька. — У меня и вправду есть на примете некий подвиг... Но сперва скажите мне: вы ведь отрекались от дамы сердца, не так ли?
— От двоих.
— Замечательно... Тогда принесите мне голову последней дамы, от которой вы отреклись.
Говоря это, графиня вскинула на него свои лазоревые очи, заглянув в которые, Долок мгновенно утонул. Удивление на его лице постепенно сменяли бесконечное обожание и смирение.
— Рад послужить своей госпоже, — поклонился рыцарь.
— Вот и молодец, — Елька ласково улыбнулась и провела ладонью по его щеке. — Но никому не говори, иначе ее предупредят... Оруженосца оставишь где-то по дороге. Иди же и не возвращайся без... подвига за плечами.
Едва рыцарь удалился, раздалось истошное карканье, и на плече графини опустился ворон.
— Для ритуала все готово, госпожа, — человеческим голосом молвила птица. — Получили ли вы голову дамы, которую убил отрекшийся от нее рыцарь?
— Вскоре получу, — был ответ.
* * *
— Мы куда-то едем? — тревожно вскинулся брат.
— Я еду. Твоя задача — ожидать моего возвращения в городе.
— Да ты что! — задохнулся Биток. — Чтоб рыцарь на подвиг — да без оруженосца!.. Я тебя не оставлю!
— Брат, послушай меня, — положив руку ему на плечо, доверительно начал рыцарь, — тебе не следует ехать со мной. Я сам быстренько исполню поручение графини и вернусь.
— Быстренько, говоришь? Тогда хоть денег мне оставь...
Однако, едва расставшись с рыцарем по дороге на город Яшор, Биток был замучен совестью. Две великие силы боролись в его душе — жажда кутежа и любопытство пополам с опаской. Победила вторая, и оруженосец поехал за братом, не приближаясь, но и не выпуская его из виду.
Десять дней ехал Долок по до боли знакомому тракту, и Биток начал подозревать, что его околдовали, ибо добровольно поворачивать в сторону замка Юнессы брат бы не стал.
Подозрения возымели под собой твердую почву, когда в окрестностях замка рыцарь внезапно исчез, точно и не бывало его.
— Плохо дело, — вслух подумал Биток.
И решил он на всякий случай упредить Юнессу, хоть и не знал, что именно задумал брат.
Юная хозяйка замка отнеслась к его визиту без особого восторга. Сюда уже дошли слухи, что рыцарь отрекся от нее и обетовал службу другой, так что Юнесса вполне справедливо обижалась.
— А где Долок? — подрагивающим голоском пропела девушка. — Ты прислан известить меня об отречении? Так я знаю.
— О сударыня... Если бы я знал, где он, меня бы тут не было...
Рассказав обо всем, что случилось с братом, Биток посоветовал:
— Я не знаю, что он задумал, однако вам лучше поберечься какое-то время. Не ходите никуда без охраны, и пусть у дверей вашей спальни ночью подежурит верный человек.
— Ха! Какие глупости! — надменно фыркнула девушка.
— Как вам угодно. Позвольте остаться в замке на ночь, если надо, я заплачу за место на конюшне.
Юнесса неожиданно смилостивилась — как раз тут страх начал преобладать над ее душой, и она согласилась с разумностью совета.
— Оставайся.
— Если брат не объявится до утра — я извинюсь за доставленное беспокойство и поспешу удалиться, — выходя из залы, сказал Биток. — А если попробует исполнить задуманное — я насильно увезу его.
* * *
Чудная ночь опустилась на земную твердь. Из-за ближайшего леса поднялась огромная луна, не хуже фонаря освещавшая окрестность. Вели ночную песню сверчки, в саду квакали жабы. Юнессе не спалось. То свет падал на лицо сквозь щель в занавесках, то подушка казалась слишком твердой, то скреблась в углу мышь. На сердце было как-то неспокойно, неясно от чего — то ли от увещеваний оруженосца, то ли от тревожного предчувствия. Комната ее находилась в башенке на третьем этаже, от крыши отделяли еще три.
Но вот с балкончика послышался неясный шорох, и минуту спустя полоса лунного света расширилась — чьи-то руки раздвинули занавески. Кто-то начал крадучись приближаться к кровати. Юнесса завизжала, натянув одеяло на голову. Слышно было, как под лязг оружия вломились верный охранник и дюжий парень с конюшен, ночевавшие под дверью. Затем — звуки борьбы, ругательства и пыхтение. Вскоре все затихло, и девушка отважилась взглянуть на поле боя.
Оглушенный рыцарь лежал на полу лицом вниз, запыхавшиеся защитники скручивали ему руки за спиной. Конюх по временам бросал на завернутую в одеяло госпожу любопытные взоры, надеясь увидеть ее в ночной рубашке.
— Меч-то палаческий, таким только головы сносить, — подняв отлетевшее в сторону оружие, вполголоса произнес охранник. Сам того не зная, не в бровь, а в глаз попал.
* * *
— Что помнишь? — сочувственно спросил Биток, когда добрая колдунья закончила ворожить над связанным братом, и он пришел в себя.
— Да вроде в спальню Юнессы проник ... — поморщившись, вспомнил рыцарь. И тут же неверяще поинтересовался: — А зачем?
— Это мне спрашивать. Уж явно не затем, зачем обычно тайком лазают в спальни.
— Помню Ельку... Очаровала она меня, голову Юнессы приказала принести.
— Зачем ей голова? — удивленно охнул брат.
— Не знаю, может, увлечение у нее такое...
Оруженосцу представился длинный коридор, на стенах которого развешены чучела из женских голов. Биток встряхнул головой, отгоняя страшное видение.
— Наверное, она всех рыцарей и слуг очаровывает, — предположил он, разрезая веревки.
— Наверное... — Долок потер затекшие запястья и твердо сказал: — Как бы оно ни было — ну их, этих дам!.. Лучше в монахи постригусь.
.
