Философия Манекена

Философия манекена.

1.

Евгений решил устроиться на работу манекеном и никому об этом не сказал.

Утром понедельника он проснулся раньше обычного, заправил кровать, взял со стула вещи и на цыпочках, чтобы не разбудить родителей и младшую сестру (они спали тут же, на двух кроватях, стоящих впритык к окну), выбрался на кухню. Родственники давно привыкли, что он уходит по утрам, когда все еще спят. Евгений искал работу с июня прошлого года (а сейчас уже наступил сентябрь года нынешнего). Сперва он просыпался задолго до будильника, чувствуя в груди этакое странное и неописуемое волнение, лежал с открытыми глазами, или же просто ворочался в постели в ожидании долгожданного механического "дилиньк-дилиньк", потом вскакивал, с остервенением брился, долго прикладывал непослушные волосы, одевал все самое чистое и самое новое, и уже потом бегал по городу, пытаясь произвести на потенциальных работодателей хорошее впечатление. Первые два месяца в нем еще жила надежда. Деньги, отложенные с прошлой работы, пока не кончились; каждый вечер на столе появлялась вареная картошка, запеченная курица и, иногда, фрукты. Кое-какая копейка перепадала и сестре, которая заканчивала третий курс и собиралась летом поехать на море.

К сентябрю деньги практически закончились. Две недели они не могли позволить себе купить мяса. Мать, как обычно испытывавшая чувство вины за все происходящее (хотя была нисколько не виновата), порывалась пойти устроиться хотя бы прачкой, но у нее были больные руки, и Евгений настоял на том, что в семье должен зарабатывать мужчина. Отец, двадцать три года прикованный к инвалидному креслу, бессильно кивал головой, но сказать ничего не мог.

И вот, неслышно одевшись, Евгений вышел из квартиры, спустился по узкой лестнице вниз — из подъезда, в прохладный утренний воздух. Сейчас он уже не торопился. Говоря честно — и надеяться-то перестал. Наверное, поэтому и решился пойти работать манекеном. Мысль эта зацепила его неделю назад, когда, проходя мимо магазина, Евгений увидел в витрине застывшего смуглого мужчину с пухлыми губами и блестящей лысиной. Мужчина работал манекеном. Застыв в непринужденной позе, он, казалось, разглядывает проходящих мимо людей с легким высокомерием, готовый вот-вот выудить из карманов брюк сигаретку и закурить. Глядя на него, Евгений не мог поверить, что все слухи, которые вертятся вокруг работы манекеном — правда. Говорили, что быть манекеном ужасно, что их работа похожа на рабство, что люди деградируют, морально унижаются, страдают всевозможными болезнями, которые несложно подхватить, проводя целый день на ногах, да еще и в застывшей позе. Постояв у витрины несколько минут, Евгений решил, что лучший способ опровергнуть (или же подтвердить) слухи — это проверить на личном опыте.

На фоне величественных стеклянных строений, конторка, где принимали на работу, с ее тремя этажами и желтоватой крышей казалась убогой и непривлекательной. Даже фонтан перед зданием не сильно впечатлял. Да и работал он, прямо скажем, убого.

Привычно выпятив грудь, показывая всем своим видом благонадежность и доброжелательность (а это, говорят, располагает к себе работодателей), Евгений зашел в контору, нырнул в единственную низенькую дверь, откуда в темный коридор лился зеленоватый свет, и столкнулся с большим дубовым столом, за которым под ворохом бумаг сидела пожилая женщина. От женщины пахло терпким запахом старины.

-Анкета возле стола справа, — сказала женщина, не отрывая взгляда от бумаг, лежащих перед ней.

Евгений огляделся, увидел стол, анкеты, сел за деревянный стул и принялся за дело. Евгений здорово набил руку в заполнении разнообразных анкет, поэтому быстро справился с простыми вопросами, вроде "прошлое место работы", "состав семьи" и "есть ли судимости". Слегка подумал над вопросом: "насколько вы оцениваете свой моральный уровень", и задумался над вопросом: "оцените степень своего болевого порога по пятибальной шкале". Когда же с анкетой было покончено, Евгений встал и протянул листы женщине, слегка заискивающе улыбаясь. Женщина, не поднимая глаз, взяла анкету, положила ее поверх стопки слева и сказала:

-Режим работы узнаете по месту, условия в документе, на столе слева. Ознакомьтесь, если вас все устраивает, поставьте подпись и через неделю приходите.

-Позвольте узнать, — произнес Евгений, — о зарплате.

Женщина назвала цифру и добавила:

-...в неделю.

-В неделю? — робко переспросил он, — это же в месяц... в месяц же выходит?..

-Да, мы в курсе. — Отозвалась женщина.

-Но... отчего так много?..

Женщина оторвала взгляд от бумаг и выразительно посмотрела на Евгения. Глаза у нее были желтого цвета.

-Ознакомьтесь с условиями работы, — сказала она.

2.

В доме случился скандал. Младшая сестра рыдала, а мать, забившись в тесной кухне, не сдерживала эмоций. Только отец беспомощно качал головой, но именно укоризненный его взгляд давил на Евгения сильнее всего. В какой-то момент Евгений даже думал, что не выдержит, что вернет в контору аванс, разорвет контракт и вновь займется поиском работы. Но, во-первых, часть аванса он уже потратил, а во-вторых, зародилось в груди давно позабытое с годами чувство противоречия.

В конце концов, думал Евгений, глядя на мать, я в доме хозяин и я должен кормить семью. А уж какими способами, решать только мне.

Мать заламывала руки, а Евгений размышлял о том, что в однокомнатной квартире ему даже деться некуда.

Потом он все-таки вышел на лестничный пролет, прикрыл за собой дверь и закурил. Голос матери стал почти не слышен. Евгений зажал сигарету в губах, пустил носом две струйки сизого дыма и полез в задний карман, откуда извлек остатки аванса. Всего несколько купюр, которых, правда, хватило бы на то, чтобы нормально питаться еще неделю. Евгений бездумно теребил бумажки, ожидая, наверное, что вид денег пробудит в нем какую-то реакцию, но ничего такого не произошло. С вздохом Евгений убрал деньги обратно и докурил.

3.

Не сказать, чтобы Евгений сильно волновался в первый рабочий день. Устав от причитаний матери, он покинул квартиру с облегчением, бежал на работу едва ли не вприпрыжку; и даже серое сентябрьское утро, стелящийся под ногами туман и холодный ветер не смогли его задержать и тем более остановить.

Это был небольшой магазин "Все для рыбалки" где-то на краю города и не на оживленной улице. Служащий магазина встретил Евгения с ленивой безразличностью, подвел к окну и показал, где Евгению надлежит стоять. Потом указал на одежду. Изображать следовало моряка, держащего на вытянутых руках удочку, причем, таким образом, словно он вот-вот из воображаемого озера подсечет воображаемую рыбу.

От одежды дурно пахло, видимо ее давно не стирали. На спине оранжевой куртки красовалось большое жирное пятно. Евгений взял в руки удочку, примерился, как бы поудобнее встать, и — застыл.

Ощущения складывались странные.

Первые минут десять он с интересом разглядывал вид из окна. Было видно серое здание через дорогу, подъезд с зеленой обшарпанной дверью, яркая клумба около подъезда. Над дверью висели часы, которые показывали время: начало десятого. Работал Евгений до пяти вечера.

Пару раз по дороге проехали автомобили. В целом, оживления на улице не наблюдалось. Вдобавок заморосил мелкий дождик, размазав мир за стеклом на миллионы клякс.

Еще через пятнадцать минут пришла уборщица, встала перед Евгением и принялась протирать витрину тряпкой. Некоторое время Евгений разглядывал ее плотный зад в обтягивающих потрепанных джинсах. Уборщица неторопливо терла стекло. Из-за ее спины не было видно улицы. Когда Евгению надоело, он спросил:

-А вы еще долго?

Реакция уборщицы была неожиданной и ошарашивающей. Вздрогнув, словно от позорного шлепка по вышеупомянутому заду, она развернулась и что есть силы влепила Евгению пощечину. В глазах Евгения вспухли яркие огни, он дернулся, едва не выронил удочку и ощутил острую боль в зубах.

К витрине уже спешил служащий магазина.

-Ты что себе позволяешь? — заорал он.

Евгений тряхнул головой и сообразил, что служащий навис над ним, оттесняя уборщицу за спину, и трясет перед носом длинным указательным пальцем.

-Какие могут быть разговоры в рабочее время?! — орал служащий, — ты же манекен! Ты бездушное пластмассовое существо! Тебе за это деньги платят?! Хочешь, чтобы тебя уволили? Ну, это я вмиг оформлю. Прямо сейчас один звонок в твою контору — и сразу! Думаешь, мало таких, как ты? Думаешь, на твое место очереди не стоят? Да навалом!.. Развели, блин, на нашу голову!

-Но, позвольте, — сконфуженно пробормотал Евгений, — я же всего лишь хотел узнать...

Еще одна пощечина — на этот раз крепкая, мужская — оглушила Евгения на несколько секунд. Из глаз брызнули слезы.

-Молчать! — голос служащего сорвался на визг, — ты в своем уме, манекен?! Молчать, я говорю! Не выводи меня! Твое дело — стоять здесь и не шевелиться, пластмассовое ты чучело! Поэтому что? Правильно, стой и не шевелись!

Евгений открыл рот. Он хотел бросить к чертям собачьим удочку, скинуть с себя дурнопахнущую куртку, схватить служащего за шиворот и так врезать ему по переносице, чтобы на весь магазин был слышен хруст ломающихся хрящей. А еще он хотел выскочить на свежий воздух и побежать по улице куда глаза глядят. А еще... он много чего хотел в этот момент. Но тут он вспомнил о том, что уже больше года ищет работу. И про деньги, что лежали в шкафу, под книгами. И отца вспомнил, которого уважал. Да и служащий уже отходил, громко ворча, мол, манекены в последнее время совсем распоясались и с ними по-другому нельзя. И Евгений как бы в оправдание всего случившегося, подумал, что служащий, в принципе, прав. Он платит неплохие деньги за работу, а если работа не выполняется — можно и пощечину влепить. Он, Евгений, наверняка поступил бы точно также. А еще служащий сказал что-то про последний шанс, поскольку манекен-то новый, неопытный; и Евгений с каким-то предательским чувством облегчения стряхнул со щеки слезу и встал в прежнюю позу.

Уборщица, тихо бранясь под нос, вытерла стекло и ушла куда-то вглубь помещения, вновь оставив Евгения один на один с улицей, что открывалась за витриной.

Приблизительно час никаких событий не происходило. Это было скучное, нелюдное место. На улице все моросил мелкий дождик и никак не хотел успокаиваться. Наверняка бог влепил кому-то пощечину, и теперь у несчастного текли и текли холодные слезы.

У Евгения начали затекать руки. Еще через какое-то время он начал сомневаться в том, что выбрал правильную позу. В пояснице закололо, шея казалась напряжена до предела. Очень хотелось выпрямиться, потянуться, хрустнуть косточками, подвигать головой из стороны в сторону.

Часы через дорогу показывали начало первого. По улице потянулись люди — видимо на обеденный перерыв. Вот перед витриной остановился прохожий — стремительно стареющий человек с огромной залысиной и морщинистой кожей. Он задумчиво теребил подбородок, разглядывая Евгения, потом постучал по стеклу согнутым пальцем, ухмыльнулся и исчез из поля зрения.

К концу рабочего дня тело Евгения ныло, а в шею словно воткнули раскаленный металлический прут. Едва дождавшись пяти часов, он уронил удочку и широко, с наслаждением потянулся. О, как это оказалось приятно!

Служащий не обратил на манекен никакого внимания, даже не попрощался в ответ, а что-то писал в кассовой книге.

Возвращаясь домой, по улицам темнеющего города, Евгений отчего-то чувствовал в душе странный неприятный комок. Решив, что это просто осадок от неприятного инцидента утром, он махнул на все рукой и зашел в магазин, купить фруктов. Благо, деньги были.

4.

К концу первой недели Евгений начал подумывать о том, что быть безработным — тоже неплохо. Евгений старательно раскладывал по полочкам положительные и отрицательные моменты своей работы (особенно, когда стоял с удочкой в неудобной позе — времени на размышления было навалом), и все чаще приходил к выводу, что надо увольняться.

Для начала — безумно ныли кисти рук. Просто чудовищно. Казалось, сквозь каждую фалангу пальца, сквозь каждую косточку и каждое мышечное волокно пропускают нестерпимые разряды тока. Первые три дня пальцы еще и дрожали, но к пятнице перестали; теперь их чрезвычайно сложно было согнуть. После работы, Евгений пытался сжать пальцы в кулак и обнаруживал, что не получается. Желаемого результата он смог добиться только после того, как, придя домой, почти час лежал в горячей ванной.

А еще возникли дети. Непонятно было, откуда они взялись в таком количестве, и что вообще хотели, но главным виновником, вероятно, выступало неистощимое детское любопытство. В среду, выйдя из магазина, Евгений увидел через дорогу, на перекрестке, горстку детишек, самому старшему из которых вряд ли было больше десяти лет. Детишки издали дружный радостный вопль и кинулись в его сторону. Не успел Евгений что-то сообразить, как дети обступили его со всех сторон. Гул поднялся неимоверный. Каждый из них старался перекричать другого, причем еще и убедиться, что его голос обязательно был услышан Евгением — детишки считали своим долгом подергать Евгения за рукав плаща, за штанину или даже за ноющие от боли пальцы.

"Дяденька, а, правда, что вы самый настоящий манекен?!"

"Дяденька, а правду говорят, что манекен — он без души?"

"А мне говорили, что манекен — это вроде актера, и душа у него чистая, как у святого!"

"Чушь! Чушь!"

"Дяденька, а вы можете не только рыбака изобразить? А футболиста можете? А тётеньку?"

При первом столкновении Евгений растерянно слушал детский щебет, пытаясь иногда отвечать, но затем плюнул и заторопился домой. Детишки не отставали, дергали за плащ, за штаны, мешали идти. Через квартал Евгений неуверенно побежал, а когда детишки побежали следом, кинулся во всю прыть, петляя по улочкам и наплевав на то, что убегает и от собственного дома тоже. Бесконечно пищащее "дяяяядеееенькаааа!", выкрикиваемое десятком детских ртов, слилось для Евгения в один протяжный вопль. Почему-то казалось, что детишки от злости начнут кидать ему вдогонку камни, он втянул голову в плечи и прижался к домам. Когда же Евгений выдохся и остановился, оказалось, что детишек давно нет.

Впрочем, дети ждали его и на следующий день. Только теперь их было еще больше.

"Дяденька, а почему вы убегаете?"

"Дяденька, а дайте удочку, рыбку половить!"

"Дяденька, а вы в жизни совсем не такой, как в магазине"

На третий день дети стали появляться перед витриной. Они подходили то парами, то по одиночке, прислонялись к стеклу так тесно, что плющили себе носы, и разглядывали Евгения с искренним детским любопытством. Иногда они, смеясь, корчили ему рожицы. Иногда дышали на стекло и рисовали какие-то детские каракули. Потом выходил служащий и лениво разгонял их, чтоб не загораживали обзор. Не проходило и пяти минут, как детишки появлялись вновь.

В четверг после работы Евгений выскочил из магазина и сразу побежал, не обращая внимания на зародившийся за спиной гул. Детишки отстали через два квартала, но один раз мимо пролетела пустая банка из-под газировки.