Срыв

Срыв (Rideover).

От автора.

Рассказ не предназначен для широкого круга читателей. В рассказе присутствуют жестокие и морально тяжёлые эпизоды, а также ненормативная лексика. Рассказ далеко не развлекательный. Поэтому не рекомендуется читать его людям до 18 лет, психически и морально неустойчивым и просто впечатлительным людям. Более того, не рекомендуется читать рассказ женщинам и особенно девушкам.

В рассказе использованы отрывки текстов следующих исполнителей: Сплин, Агата Кристи, Дельфин, Кино.

Рассказ основан на реальных событиях.

Корвет.

_______________________________

"Никому не доверяй... наших самых страшных... тайн......

Никому не говори... как мы умрём......

В этой книге... между строк... спрятан настоящий Бог......

Он смеётся... он любуется... тобой......

Ты красива, словно взмах... волшебной палочки в руках...

незнакомки... из забытого мной... сна......

Мы лежим на облаках... а внизу бежит река......

Нам вернули наши пули... все сполна......"

Андрей увидел издалека, что его электричка подошла к перрону. Двери открылись. Андрей, преодолевая слабость в ногах бежал к ней, боясь не успеть. Ему вовсе не хотелось остаться в этом городе еще на пару часов. Он и так был им уже измучен.

Купить билет он не успевал, поэтому пронесся через турникеты мимо контролёров.

— Э! Э! — крикнул на него контролер, пожилая женщина.

"Пошла в жопу" — мысленно ответил ей Андрей и в последний момент запрыгнул на ступеньку первого попавшегося вагона.

Прямо под его ноги с металлических ступенек стекала какая-то мутная жидкость. Андрей ухватился за ручку, чтобы подняться и почувствовал влагу на ладони.

— Вот суки! — процедил он, обтирая руку о стену в тамбуре вагона.

В противоположном конце тамбура стояли три парня явно не интеллигентной наружности, и курили. Посмотрев на Андрея, они начали скалиться и что-то бормотать друг другу.

Андрей зло взглянул на них, но в его взгляде читалась только усталость. Ему хотелось схватить всех троих за шеи и ткнуть носом в их мочу, а потом в табличку с никому не видимой надписью "Не курить".

Стоять с этими "мудаками", как назвал их Андрей, он не хотел и не мог, поэтому зашел в душный вагон.

"Ёбаная жара" — подумал он, тяжело дыша.

В вагоне стояла невыносимая духота, на улице, прочем, тоже. Пока Андрей бежал к электричке, но весь вспотел. Брюки и трусы противно липли к ногам, по спине стекали солёные струйки.

Андрей окинул взглядом вагон. Он был полон. В противоположном конце вагона несколько человек ехали стоя. Свободных мест, казалось, не было. Но тут он увидел недалеко от себя две полностью свободные лавочки. Ему показалось странным, что их никто еще не занял.

Но, подойдя поближе, он понял причину этого. На одной из лавочек лежал грязный бомж, от которого воняло мочой и дерьмом. А противоположная лавочка была облёвана, как и пол под ней.

Андрей отшатнулся назад. Он был очень голоден, в его желудке было пусто. Но если бы ему было чем блевать, он бы это сделал.

Кое-кто из окружающих заметил его реакцию и ухмыльнулся.

Андрей прошел немного дальше по вагону. На одной из лавочек он увидел двух толстых тёток, которые занимали собой три места.

— Свободно, — спросил он тоном без всяких эмоций, предупреждая о своем намерении сесть на край лавочки.

Тётка недовольно поежилась на месте, пытаясь освободить немного места. Места она освободила действительно немного. Андрей едва держался на нём, постоянно напрягая ноги и ягодицы, чтобы не упасть. Это было очень некстати — он и без того устал, в его ногах ощущалась слабость и крупная дрожь. Но всё же это было лучше, чем ехать целый час стоя.

Андрей свесил грязную руку между ног, пытаясь не прикасаться ей к одежде.

"Мудаки" — подумал он, глядя в тамбур на трёх парней, которые заржали, когда он вошёл в вагон.

Сейчас он был не способен на большее, он очень устал и уже девять часов ничего не ел. От этого у него в желудке противно сосало, холодели руки и подрагивали ноги. Ему хотелось всего лишь добраться до дома, отмыться от всей грязи и лечь спать. Его глаза слипались от усталости. Но уснуть в такой обстановке он бы не смог.

В душном воздухе воняло потом, пылью, бомжем и блевотиной. Из окна электрички прямо Андрею в глаза светило яркое солнце, в лучах которой медленно плавала пыль и клубочки сигаретного дыма.

— Может хватит курить, а? — крикнул кто-то из пассажиров в сторону тамбура, — Закройте дверь!

Пацаны закрыли дверь вагона.

"Как только люди здесь сидят?" — спросил Андрей сам себя, но тут же осознал, что, наверное, так же, как и он сам.

Ощущение жары усиливалось от жирного и горячего тела сидящей рядом тётки, которая что-то рассказывала своим подружкам, тряся всем телом и сдвигая Андрея со скамейки.

Андрей облокотился на колени локтями и свесил голову вниз, прячась от солнца. При этом он почувствовал, как кровь неприятно приливает к лицу, отчего закладывает нос и дышать вонючим воздухом становится еще труднее.

Андрей глянул на ноги сидящей напротив тетки. Сама она активно участвовала в беседе с подружками, вращая глазами и показывая металлические зубы. На её ногах были колготки, сквозь которые виднелись прижатые к коже завитки волос и дорожки синих вен. От этого зрелища Андрею стало еще хуже.

"Блядь, скорее бы домой" — подумал он и закрыл глаза.

Он как мог старался отгородиться мыслями от всего происходящего вокруг, от этой обстановки. Минуя закрытые веки, в его сознание проникали окружающие звуки: голоса, гудение электрички, пищание мобильных телефонов, выкрики, смех. Весь этот шум действовал на него угнетающе. Этот эффект усиливался духотой и вонью.

Воняло повсюду. Даже в открытые окна электрички вместе со свежим ветром проникал тяжелый запах железнодорожного полотна и выхлопов машин. От сидящей рядом тётки тоже чем-то разило — какой-то смесью пота и дешёвых духов. Ко всему этому периодически добавлялся запах из её рта. Как на зло, именно эта тётка говорила больше остальных.

Андрей несколько раз порывался встать и поискать другое место, подальше от этих тёток и бомжа, но не чувствовал в себе сил подняться.

Он продолжал сидеть на месте и думал о последних нескольких часах своей жизни.

"Корова" — заключил он, когда в его сознании появился образ женщины-врача, к которой он сегодня ездил в этот "ёбаный город", в эту "ёбаную больницу".

Он приехал на приём к эндокринологу ещё утром. Он встал очень рано. Этот факт, усталость и голод настойчиво клонили его ко сну весь день. Но сна не было, и это дремотное состояние вскоре превратилось в тупую головную боль.

По приезде в больницу, в регистратуре ему сообщили, что талончиков к эндокринологу на сегодня нет.

— Каких талончиков? — возмутился Андрей, — У меня направление!

— У всех направления, молодой человек, — ответила тётка из-за стекла, — Приходите завтра пораньше.

— Я сюда не через дорогу пришел, — ответил он тётке.

Она посмотрела на него без всякой эмоции на лице.

— Платить будете? — спросила она.

У Андрея было немного денег на еду. Он не хотел остаться голодным, но ехать в эту больницу ещё раз он не хотел ещё больше.

— Буду, — ответил он.

Получив свой талончик, Андрей занял очередь ко врачу. Врач работала очень медленно, бегала туда-сюда из кабинета в кабинет. Два часа Андрей простоял у стены, ожидая свою очередь. Перед ним было всего восемь человек.

В очереди говорили, что тётки из регистратуры специально пропускают номера талонов, чтобы потом их продавать. Но Андрей всё равно был последним.

Очередь была небольшая, но она постоянно разрывалась какими-то льготными больными, больными "на больничных", ветеранами войны, которые подходили к дверям кабинета и вставали в позу, готовясь сразу же войти, чем вызывали недовольный ропот в простой очереди.

"Ещё один мудак" — подумал Андрей, когда к кабинету подошел очередной "ветеран" войны, который, по всей видимости, во время неё только родился. Выглядел он энергичнее восемнадцатилетнего Андрея.

— Нет, ну сколько это будет продолжаться?! Мы сидим тут с самого утра, а они приходят и уходят! — высказалась какая-то женщина из очереди.

Ветеран с нескрываемым чувством достоинства повернул лицо в её сторону и изрек:

— А нам положено.

После этого он поднял глаза к потолку и начал раскачиваться из стороны в сторону. "Ёбаный дед" — подумал Андрей, переминаясь с ноги на ногу, — "Ты бы хоть медали надел для правдоподобности. Не был ты ни хуя на войне. Те, кто был, даже в магазин, блядь, в орденах прутся! Сели, суки, на шею".

Ещё через два часа Андрей почувствовал сильный голод, но почти все свои деньги он потратил на "ёбаный талончик" и, поэтому решил потерпеть.

Всё чаще у него возникало желание уйти отсюда, но ехать ещё раз он не хотел. Тем более он пришел сюда даже позже некоторых других, а они все ещё сидели. Но те хотя бы что-то жевали, доставая из каких-то мешочков.

"Матёрые, бля, больные" — думал Андрей, — "В больницу со жратвой прутся!"

Ещё через час врачиха сама ушла на обед. Больные тоже разбрелись по окрестным киоскам. Андрею же не хотелось куда-то идти. Прошло уже пять часов с тех пор, как он сюда приехал и шесть с половиной — с тех пор, как он последний раз ел. И было не известно, сколько он ещё тут просидит, поэтому деньги он решил сэкономить.

Пока врач была на обеде, подошли ещё несколько человек.

— Кто последний? — спрашивал каждый из них и уточнял, — По больничному, — или, — По льготному.

— Последний вышел пока, — отвечали ему бабки из очереди.

— Тогда скажите, что я последний, — и уходил.

И так несколько человек. Бабки, конечно же, все путали, а на шестом вновь прибывшем совсем забыли, кто за кем.

— Сидим тут целый день, еще и очередь им запоминай, совсем обнаглели, — ворчали они и продолжали обсуждать свои болезни.

Когда обеденный перерыв закончился, все больные собрались вместе и начали выяснять, кто за кем.

— Бабушка, вы же помните, что я заняла!

— Ну, да, — отвечала бабка, — Да все занимали, я уж не помню. По-моему, он первый...

— Ну, конечно! Я у регистратуры стояла, когда он пришел. Мужчина, вам не стыдно?!

Мужчина пожал плечами.

Отовсюду слышались крики женщин и рычание мужчин:

— Я первый пришел.

— Ещё чего.

— Я вон за той красной панамкой!

— Ну! А панамка за мной!

— Ты мне не тыкай!

— Блядь, вы разберитесь сначала между собой, я ваще тут с двенадцати. Все знают.

— Мужчина, выражения!

— Да пошли вы все!

Андрей сидел молча, как и все остальные в очереди по талонам. Он был последним, и ему было всё равно, кто за кем. Он сидел, облокотившись локтями о колени и закрыв лицо ладонями, слушал этот гул.

"Суки, больные люди, а грызутся, блядь, как волки" — думал он.

— Так! Что за базар? — окрикнула толпу медсестра, выглянув из дверей кабинета, — Все успеете.

— Мы уже седьмой час сидим, дочка, — заверещала дрожащим голосом какая-то старуха.

— Ну и что? Бабуля, все сидят. Очередь есть очередь.

— Что ж это за очередь?! — начал было ворчать какой-то дед, но медсестра решила побыстрее скрыться в кабинете.

Толпа немного угомонилась, остались тихие споры и недовольный бубнёж.

Андрей оторвал ладони от лица и посмотрел вперёд. Прямо перед ним сидел старик с палкой и выцветшими глазами. Он, не моргая, смотрел в пол. Андрей оглядел очередь.

"Одни старики" — подумал он, — "Блядь, мне только восемнадцать, восемнадцать ёбаных лет. А я сижу тут с этими старпёрами. Ёбаные врачи, ёбаная болезнь".

Он думал об этом так же тупо, как складывал в уме числа, без всяких эмоций. Он думал об этом уже сотни раз, и всегда его мысли заканчивались одним и тем же выводом: "Ёбаная жизнь".

За последний год — с тех пор как Андрей узнал, что болен — всё в его мире получило приставку "ёбаный".

Он снова взглянул на старика. Тот сидел в той же позе, тупо смотря в пол. Андрею вдруг показалось, что он такой же, как этот старик. Пусть даже внешне они отличались друг от друга, но внутри Андрей чувствовал себя стариком, больным и никому не нужным.

Эти мысли вогнали его в ещё более тоскливое состояние, чем то, в котором он уже пребывал. Ему захотелось уйти оттуда, остаться одному.

В его голове пронеслись строки из песни:

"Тают бессмертия дни... лицо превращая в хлам... Сможешь если... то сохрани... то, что принадлежало нам..."

"Забить на всё хуй" — думал он, — "Уйти и всё! Всё равно это без толку! Я не столько, блядь, лечусь, сколько мотаюсь по этим ёбаным клиникам".

Андрей встал и прогнул назад спину, разминая мышцы. Он был уже готов уйти, но остановился.

"Блядь! Мне-то похуй... А вот мать... Это ей нужно. Она ведь надеется..."

С этой мыслью Андрей отошел подальше от толпы и сел на жёсткую лавочку.

Он закрыл глаза и стал думать о матери. Андрею действительно было наплевать уже на всё и на себя самого, но мать он берёг. Отца он тоже берег, но мать, она всё же мать. Мама.

"Мама" — подумал Андрей, — "Прости".

В последнее время его мать стала для него единственной женщиной, которая его любила и, которую любил он. Все остальные от него отвернулись, или он сам от них отвернулся. Чувство отторжения было обоюдным, взаимным.

Была еще одна женщина, даже не женщина, а девочка, которую Андрей любил ещё со школы.

"Где ты сейчас?" — думал он, — "Что с тобой?".

Прислонившись спиной к холодной стене, Андрей запел про себя песню, которая не выходила из его головы уже многие месяцы:

"Не кому не доверяй... наших самых страшных тайн... Никому не говори... как мы умрем...... Ты красива... словно взмах... волшебной палочки в руках... незнакомки... из забытого мной сна..."

Андрей представил себе лицо любимой им девушки. Её образ и слова песни искажались в его голове под натиском ощущений, запахов, звуков и общей депрессивной обстановки больницы.

"Ты красива... словно взмах..." — повторил он.

Андрей открыл глаза и посмотрел в потолок. Он ненавидел ситуации, когда надо долго находиться там, где не хочется. От скуки приходится рассматривать всякие мелочи, которые он не заметил бы в другой обстановке, о которых он никогда бы не узнал.

"Почему в больницах всегда так грязно?" — подумал он, глядя на осыпающийся потолок, на грязный плинтус и пол. Ощущение нечистоты и суеты усиливали проходящие мимо него санитарки с какими-то грязными мешками. В воздухе пахло лекарствами, мочой из сортира, который располагался неподалёку, и тоской.

В памяти Андрея вдруг всплыл случай, после которого он стал отдаляться от людей. Тогда он уже знал, что болен, но всё ещё продолжал учиться в институте.