Knocking_On _Heaven's _Door

Достучаться до небес.

Глава 1.

Курить... Ужасно, неимоверно, бешено хотелось курить... Тот, кто пристрастился хоть к чему-нибудь в этой жизни, начиная с табака алкоголя или кофе и заканчивая утренней зарядкой или просмотром абсолютно всех матчей любимой футбольной команды, так вот, только тот поймет сейчас это состояние. Курить... Два дня без сигареты, два дня без привычки, ставшей частью не только жизни, но и частью твоего организма, то есть тебя самого... Дикая, просто нечеловеческая усталость навалилась на него всей своей тяжестью с высоты пережитого, дикая, нечеловеческая усталость, которая начала ощущаться только тогда, когда все стало сравнительно на свои места и тогда же так же дико и нечеловечески захотелось курить. Дрожат руки, и кончик сигареты подрагивает им в такт, обозначая степень желания... Никак не получается зажечь зажигалку, она лишь высекает бесполезные искры, от которых невозможно прикурить. Неожиданно, когда зажигалка, наконец, заработала, резкий порыв ветра снова на миг отдалил необходимый как воздух момент первой затяжки. Наконец... горький, чуть тянущий, нервно сводящий дыхательные пути дым проникает в легкие и приносит, нет, не наслаждение и не счастье, а только успокоение и удовлетворение, потому что наконец-таки все так, как должно быть... Даже усталость, как будто, откатывает на мгновение... Сигаретный дым вьется вокруг него струйкой и улетает за ветром, который протискивается в открытое окно и начинает свой путь по полутемной комнате. Надо включить свет, надо, но ему сейчас не до этого... Он опускается на пол прямо там, где стоял — у окна, за которым истекает октябрь, опирается спиной о стену, не спеша, без всякой любовности снова затягивается и начинает выпускать дым колечками, которые своей замкнутой формой почему-то наталкивают на мысли о вечном и глобальном (конечно в масштабе его личной вселенной, потому что до остальной ему нет никакого дела), и устало закрывает глаза.

Наконец, мутным взглядом Алекс Шарп скользнул по роскошно обставленной кухне и скривился, как от зубной боли. Чуть пошатываясь, подошел к бару и плеснул в низкий граненый стакан виски.

Напиться и убиться.

Алкоголь и огонь не сочетаются, думал он, глядя в камин, где языки пламени уступили место слою рдеющих угольков. С момента возвращения в гостиную он добавил еще три стакана виски, и его окружение начинало выглядеть слегка... специфическим. Тепло огня, объединенного с жаром алкоголя в его крови, привело к тому, что его рубашка стала совсем сырой от пота, не говоря уже о том, что его зрение расплывалось. Можно ли считать полностью нормальным то, что напиток в его стакане оставался весьма устойчивым, в то время как мебель, казалось, начала танцевать танго?

Юноша глотнул еще немного темной жидкости. Сквозь тишину он снова слышал в своей голове голос отца, твердившего ему о его долге перед всей семьей, рыдания матери в ванной и томный голос молоденькой горничной с мягким податливым телом и удушливо-сладковатым парфюмом. Его передернуло от отвращения.

Глаза обратились к дорогим швейцарским часам на левом запястье. Почти два часа ночи. А ведь завтра еще тащиться в этот треклятый университет...

Что случилось со мной? Почему я думаю об этих вещах, если в этом нет никакого смысла? Он опустил глаза и увидел собственное искаженное отражение в стакане, который он держал — гладкую поверхность щеки, темную мутную серость глаз. А может, я, в самом деле, становлюсь пьяным. Он очень осторожно опустил стакан на стол рядом с креслом.

Янтарный свет огня пронизывал темно-коричневую жидкость в его стакане, превращая ее в золото. Алекс откинулся назад, уронив голову на спинку кресла, очень медленно опустив веки так, чтобы смотреть на огонь камина сквозь ресницы, будто сквозь бахрому серебристой травы.

Образы, которые танцевали перед его внутренним зрением, завладели его вниманием. Капризные избалованные девицы с юридического, надменная, но до отвратительности понимающая улыбка Джорджии, рев машины скорой помощи, отражение в серебристой поверхности зеркала — сначала его собственное бледное испуганное лицо, затем... другие, куда более страшные вещи. Дрожащий шепот медсестры, уверяющей его мать, что он "сильный мальчик и все еще продолжает бороться, в то время как другие на его месте давно бы сдались и умерли". Ну что ж, он не умер, но то, что он видел, оставило раскаленный добела след в его душе, и эти образы вспыхивали, не давая ему забыться ни на секунду.

Лишь когда в окне уже задался рассвет, и робкие солнечные лучи коснулись его смольных всклокоченных волос, в сознании окончательно помутилось, и он уснул.

* * *

Движение в Манхэттене стояло. Водители давили на клаксоны, словно это могло помочь им сдвинуться с места. Кэм, одна из многих, также успешно застряла в этом многочасовом заторе. Девушка злилась на саму себя. Ведь знала же, какие сумасшедшие пробки в Нью-Йорке в "час пик", и поэтому прикидывала приблизительное время, которое должно понадобиться на дорогу из Филадельфии в Нью-Йорк, намечала свой выезд на более ранний час. Но ее планам не дано было осуществиться, поскольку вначале девушку задержали в администрации ее теперь уже бывшего университета, затем прощание с друзьями затянулось на непозволительно долгое время, и в итоге Кэм опоздала с отъездом почти на полдня. Теперь же ничего другого не оставалось, как торчать в этих, казалось, бесконечных пробках.

Кэм достала мобильный и, быстро забегав пальчиками по кнопкам, набрала уже наизусть выученный номер. В трубке послышались длинные гудки, наконец, они сменились мягким мужским голосом.

— Привет, Кэм! Где ты пропала? Я волнуюсь, жду тебя уже несколько часов, неужели тяжело было позвонить?

Девушка тяжело вздохнула.

-Мэт, успокойся, со мной все в порядке, я уже в городе. Застряла в пробке. Прости, я знаю, что заставила тебя волноваться, но ты работаешь, и я просто не хотела тебя отвлекать, — закричала она, пытаясь переорать вовсю сигналивших соседей.

— Ты скоро будешь у меня? Я уже выхожу с работы и готов побиться об заклад, что доберусь быстрее тебя... Я соскучился, — более бодрым тоном добавил парень, и стало ясно, что Кэм уже прощена.

— Я тоже, — эхом отозвалась девушка и, помолчав несколько секунд, добавила. — Прости, я не смогу сейчас приехать к тебе... меня ждут в университете и, если хоть немного задержусь, мне здорово достанется.

В трубке повисло тяжелое молчание.

— Я, правда, очень соскучилась... но чем быстрее я разберусь с проблемами, тем скорее мы увидимся, — девушка предприняла еще оду попытку договориться. — Я позвоню тебе, когда все улажу.

— Как хочешь, — обиженно сказал Мэт и повесил трубку.

Кэм тяжело вздохнула, глядя в зеркало заднего вида. На сердце стало совсем грустно и тоскливо.

Мэт был близким единственным и любимым человеком, который у нее остался, она обидела его, и понимание того, что она поступила неправильно, грызло ее теперь изнутри.

Нужно было наплевать на все, в конце концов, один день ничего не изменит, да это идиотское желание скорее окунуться с головой в учебу, сменить город, университет, все, чтобы ничего не напоминало о случившимся. Кэм казалось, что она сделала все, только это не помогало, легче все равно не становилось.

Колумбийский Университет города Нью-Йорка встретил ее вечерними огнями. Кэм припарковала авто возле административного корпуса. Схватив папку с документами, девушка взлетела по каменным ступенькам и, на секунду остановившись, словно собираясь с духом, вошла внутрь. В помещение было совсем тихо, стук ее каблучков эхом отзывался по длинному коридору. Следуя указателям, Кэм свернула за угол и оказалась в приемной.

За высоким столом сидела женщина лет тридцати с аккуратно уложенными волосами и очками с ярко-красной оправой, съехавшими на самый кончик ее носа. Одета она была в строгий костюм черного цвета. "Миссис Андерсен, приемный секретарь", как гласила табличка на столе, окинула Кэм недовольным взглядом.

— Вы, должно быть, мисс Уотсон? — даже не удосужившись поздороваться, спросила она низким трубным голосом. — Сколько можно вас ждать?

Девушка подошла к столу и передала ей папку с документами.

— Простите, пробки, — севшим от волнения голосом объяснила Кэм.

Женщина, одарила ее еще одним недовольным недружелюбным взглядом.

— Подождите здесь, — приказным тоном произнесла секретарь и, сцапав холеными пальчиками папку, скрылась в противоположном коридоре.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, и Кэм стала бесцельно смотреть в окно. Небольшой скверик перед административным зданием почти опустел, только кое-где на лавочках сидели студенты, а по аллее не спеша прогуливались влюбленные парочки. Мысли девушки вновь вернулись к Мэту. Она достала из кармана джинсов телефон и нажала на повтор последнего звонка. Но на том конце никто не брал трубку.

Наконец, за спиной послышался дробный стук каблуков, и Кэм резко обернулась. Миссис Андерсен положила перед ней стопку пустых бланков и каких-то бумаг и деловым голосом начала давать пояснения.

-Так... Это отнесете старшему по общежитию... а вот это в библиотеку, там вам выпишут читательский билет... а вот ваш пропуск. Добро пожаловать в Колумбийский университет, милая, — фальшиво улыбнулась ей секретарь, а от слова "милая" у девушки мороз прошел по коже.

Поблагодарив за помощь и еще раз извинившись за опоздание, Кэм вышла на улицу, крепко сжимая пальцами папку с полученными документами.

Что ж, вот она — ее новая жизнь.

Нужный корпус общежития Кэм нашла быстро. Старшим по второму этажу оказался Билл Тернер, высокий блондин со светло-голубыми какими-то рыбьими глазами. Впрочем, он оказался вполне славным малым и, не задавая лишних вопросов, помог новенькой разгрузить багаж и дотащить оный до ее комнаты.

Не успела Кэм постучаться, как дверь сама распахнулась, и навстречу ей выскочила невысокая худенькая девушка с коротко стрижеными каштановыми волосами. Ее курносый нос придавал ей сходство с лисой, а густые волосы озорно закручивались вверх. Девушка запрыгала при виде Кэм как маленький ребенок, получивший долгожданный подарок, и даже не спросив разрешения, начала затаскивать ее вещи в комнату с первой космической, попутно делясь своими восторгами, что у нее наконец-то появилась соседка.

Ее звали Джиной. И весь оставшийся вечер Кэм была вынуждена выслушивать ее планы на их дальнейшее студенческое будущее, в котором, исходя из сказанного, Кэм отводилась немаловажная роль. Наконец, сославшись на вызванную переездом усталость, девушка улеглась спать намного раньше обычного, и только этот маневр заставил Джину замолчать.

Ночь не принесла покоя, рождая странные, причудливые и пугающие образы. Кэм то и дело просыпалась, обводя непонимающим взглядом окружавшие ее незнакомые стены персикового цвета, словно недоумевала, что она вообще тут делает. В комнате было неуютно, а воздух казался липким и влажным. Было тяжело дышать. Последнее пробуждение оказалось самым тяжелым. Кэм резко села на кровати, и голова тут же зазвенела как колокол.

Девушка уставилась в одну точку на стене, стараясь заглушить приступ внезапной боли. Перед глазами висел календарь.

Ну, вот среда 21 октября — день, когда начинается новая жизнь на новом месте, среди новых людей, которым плевать на то, что у нее случилось, которые не считают своим долгом жалеть ее, приносить фальшивые и бессмысленные соболезнования. Разве не этого ты хотела, Кэм? Девушка машинально кивнула своим мыслям и вылезла из постели.

День не задался с самого утра.

По сравнению с вчерашним днем на улице заметно похолодало, и, не успев сделать и пары шагов на улице, Кэм сразу поняла, что оделась не по погоде. Голубой тонкий свитер, джинсы и легкий кожаный пиджак явно не могли защитить девушку от пронизывающего ветра, который, обрывая с деревьев пожелтевшую листву, кружил их в печальном хороводе, кидая листочки прямо в лица прохожих. Но времени на обратный маршрут уже не было, и оставалось лишь кутаться в холодный пиджак и корить себя за такую оплошность.

Весь день Кэм опаздывала на пары: плохо ориентируясь по карте, она с трудом находила нужные корпуса. Пропустила ленч, проторчав в библиотеке, чтобы получить читательский билет, и вот такая уставшая, злая голодная и замерзшая пришла на последнюю пятую пару за сегодняшний день по психологии. Конечно же, девушка опоздала, и стоило ей войти в большую аудиторию, как около полусотни голов обернулось к ней, и девушке тут же захотелось провалиться на месте.

Чувствуя себя как под лучами мощных софитов, Кэм передернула плечами и, стараясь не обращать внимания на своих новых сокурсников, подошла к профессору.

Преподавателем по психологии оказался высоким мужчиной лет сорока пяти, с острыми чертами лица, гладко зачесанными в прошлом темными, сейчас же изрядно разбавленными сединой волосами, и колючими глазами. Одет он был в коричневый твидовый пиджак с кожаными вставками на локтях и классическими брюками в тон.

Психолог, к сожалению Кэм, также как и все присутствующие, был занят внимательным изучением новой ученицы и скользил по девушке оценивающим взглядом.

— Простите за опоздание, я новенькая, — пролепетала она, с раздражением чувствуя, как дрожит ее голос, опуская на стол педагога формуляр с подписями преподавателей.

Профессор мельком взглянул на листок бумаги, который оставила Кэм, и громко окликнул, уже было собравшуюся сесть на присмотренное свободное место девушку:

— Мисс Уотсон, задержитесь-ка, будьте так любезны, — скрипучим и немного гнусавым голосом позвал он.

Несмотря на его подчеркнуто вежливый тон, голос преподавателя был таким, словно он замыслил что-то гадкое. Кэм на секунду показалось, что он вот-вот начнет потирать свои ручонки и, поежившись от неприятного скользнувшего вниз по спине ощущения, замерла на месте.

Неожиданно дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла фигура высокого стройного парня с аккуратно подстриженными и уложенными волосами, правильными чертами чуть загорелого лица и тонкими губами.

Юноша был одет в белоснежную рубашку, которая ярким пятном выделялась на фоне темно-коричневой двери, подчеркивая его широкие плечи. Рукава ее были завернуты до локтя, демонстрируя сильные мускулистые руки, одна, вправду, была скрыта перекинутым через нее небрежно сложенным плащом черного цвета, не позволявшего повесить на его обладателя ярлычок "законченный педант".

От взгляда Кэм не ускользнули и черные, наверняка дорогие, брюки, а также довершавшие безупречный образ туфли, начищенные до блеска, несмотря на слякоть.

Новоприбывший посмотрел на профессора равнодушным взглядом спокойных серых глаз, и, пробурчав что-то себе под нос, нырнул между рядов, собираясь занять свое место.

Преподаватель стрельнул в молодого человека недовольными глазами, но вдруг на его лице заиграла ехидная улыбка.

— О, мистер Шарп, подойдите ко мне, вы то, как раз мне и нужны.

Глава 2.

День не задался с самого утра.