Исповедь

Исповедь

Сколько бы мы не старались, жизнь бежит быстрее нас,

а если мы еще медлим, она проносится, словно не была нашей,

и, хотя кончается в последний день, уходит от нас ежедневно.

Сенека

— Я хочу исследовать это научно, — сказала она. — Нам надо

попробовать прикоснуться к времени.

Прикоснуться к времени. Наверное, в этом для меня

с тех пор и заключался смысл жизни.

Питер Хен "Условно пригодные"

Скажу: ничего не боюсь — не поверите.

Не боюсь высоты, не боюсь пауков и крыс, не боюсь потерять работу и стать бедным, не боюсь лишиться жилья и оказаться на улице, не боюсь летать на самолетах и ходить по темным дворам, не боюсь дня, когда за мной придут, не боюсь смерти.

Единственное чего опасаюсь — не успеть.

Однажды проснуться в темной комнате, провести пальцами по иссохшей старческой морщинистой коже, включить свет, посмотреть на дату календаря, почувствовать щемящий сердечный укол, от которого закладывает уши, сбивает дыхание, наворачиваются слезы и становится до тошноты плохо, потому что осознаешь — не успел.

Опасаюсь вновь и вновь, медленно открывая дверь, бросать взгляд на часы и понимать — в очередной раз не успел. Страшусь раз за разом возвращаться в прошлое, переживая моменты, в которых не успел. Боюсь крикнуть в пустой комнате и, не получив ответа, понять — не успел.

Не успел поймать синицу, не оказавшуюся очередным журавлем.

Не успел на последний поезд, навеки оставшись на вокзале.

Страшно пропустить поворотный момент жизни, не догадавшись, что это он.

Страшно снова потеряться в темноте, не найти нужную дверь и не успеть.

Я всегда боюсь не успеть, поэтому

Я всегда должен спешить.

— Давай быстрей! — кричит брат, развалившись в седле, и уныло болтая ногами.

Пыхтя, налегаю на педали четырехколесного велосипеда, с невообразимым шумом подъезжаю к блестящему ГАЗику Вани. Дернув ручку тормоза, останавливаюсь. Нещадно палит солнце — рукой вытираю струящийся со лба пот. Перевожу дыхание.

Брат, самодовольно улыбаясь, смотрит сверху.

— Если будешь и дальше так кататься, то никогда не перейдешь на двухколесный, тем более не догонишь меня! — Ваня ухмыляется.

Жалобно смотрю, мол, ну что ты хотел? — тебе двенадцать, а мне только шесть.

— А теперь гляди внимательно — работает мастер! Учись, пока я жив! — Ваня вытирает мокрые ладошки о синие шорты, убирает подножку и срывается.

Никто во дворе не может понять: каким образом брату — щупленькому, дохленькому — удается развивать на велосипеде столь невероятную скорость. Тоненькие ручки — сквозь кожу, обтягивающую кости, проступают вены — сжимают руль, ножки-пруточки вращаются в бешеном ритме.

— Смотри, что я сейчас сделаю! — кричит брат, направляясь в сторону ржавого Москвича.

Ваня, наверное, не слышит собственного голоса из-за свистящего в ушах ветра.

Тоже хочу кататься так: чтобы развивались волосы, чтобы чувствовать: еще мгновение и прорежутся крылья, еще мгновение: из-под колес забьются искры и прохожие разинут рты, еще мгновение и ты, как герой "Назад в будущее", разовьешь необходимую скорость, разорвешь ткань времени и унесешься в прошлое.

Еще больше хочу научиться делать самый классный трюк, который и собирается продемонстрировать брат: на невероятной скорости заехать по доскам, приставленных к капоту старого Москвича, взлететь на крышу автомобиля и низвергнуться на асфальт.

Брат разводит руки в стороны. В лучах солнца он выглядит как птица. Ваня улюлюкает и кричит: "Смотри как я!.."

Самоуверенность.

Перед самым краем доски переднее колесо попадает в небольшую выбоину, велосипед содрогается от переднего до заднего крыла, руль выворачивает — железный конь сбивается с намеченной траектории. Велосипед врезается в зад Москвича, заднее колесо отрывается от асфальта, зад брата отрывается от седла, подошвы сандалий отрываются от педалей. Ваня перелетает через автомобиль, велосипед взлетает над автомобилем.

Говорят: между родственниками существует телепатическая связь, и порой события можно увидеть глазами другого. Происходящее наблюдаю как в замедленной съемке, одновременно с двух камер: первая — мои глаза, вторая — брата, к ней подключен каждый нерв в Ванином теле. Чувствую ужасную боль, которая пронзает тело, забирается в каждый уголок. Вижу мир, смазывающийся в калейдоскоп картинок. Ощущаю не совсем понятный удар — сперва по голове, затем по всему телу. Сначала ощущение резкой боли, а после осознание произошедшего. Я — мешок, в котором перетряхнули все картошины: те, что были сверху, оказались внизу.

Велосипед падает на крышу Москвича.

Справившись с оцепенением, бегу к машине. На ходу, сквозь слезы, выкрикивая имя брата. Шок блокирует мозг — забываю: можно ехать на более быстром, чем ноги, велосипеде.

Ваня лежит на спине в нескольких метрах от Москвича. Под затылком растекается лужица крови. Еле заметно дергаются пальцы раскинутых рук.

Опускаюсь перед братом на колени и закрываю лицо ладонями. Окружающие дома закручиваются во все убыстряющемся хороводе. Из каждого окна на нас смотрят люди, внимательно наблюдающие за зрелищем, но не испытывающие желания помочь. Кто-то должен подойти и подсказать как действовать. Ведь я такой маленький, я не знаю что делать.

Вокруг никого.

Силюсь крикнуть: "Мама, помоги!", но лишь захлебываюсь слезами.

Вокруг никого.

Вырвет или потеряю сознание. Надо срочно бежать домой, звонить родителям.

Вокруг никого.

Вытираю слезы о футболку с улыбающимся Кроликом.

Вокруг никого.

Смотрю на часы. Малюсенькие, игрушечные, на пластмассовом ремешке, подарены бабушкой на шестой день рождения. Циферблат — двенадцатилепестковый цветок: обозначены только четыре цифры, кратные трем. Маленькая стрелка между десятым и одиннадцатым лепестками, большая на восьмом. Без двадцать одиннадцать. Без двадцати одиннадцать — это значит сорок минут десятого. Сорок минут десятого — это значит: после десяти прошло сорок минут. Сорок минут десятого — это значит: до одиннадцати осталось двадцать минут. Это значит до полудня еще восемьдесят минут. Это значит до полуночи больше тринадцати часов. Это значит мама и папа придут нескоро. Это значит надеяться на кого-то не стоит. Это значит надо действовать самому.

Стон брата прерывает размышления.

Пулей долетаю до лестницы парадной, медленно, кряхтя, открываю массивную входную дверь со сломанным кодовым замком. Тяжело дыша, стою перед дверцами лифта. Поднявшись на цыпочках, еле достаю пальцами грязную кнопку вызова. Слева медленно расходятся дверцы грузового лифта. Стою, напряженного ожидая, когда они закроются или кто-то зайдет с улицы. Проходит целая вечность, прежде чем дверцы вновь смыкаются. Снова с трудом нажимаю кнопку. Снова крайне медленно расходятся дверцы грузового лифта. Снова стою, уставившись в полутемную кабину. Входить нельзя — лифт не почувствует моего веса, просто закроет дверцы, скушает, похоронит во тьме. Надо дождаться пассажирского или еще одного человека.

Перед глазами появляется брат, истекающий кровью, кровь проступает из каждой поры, заливая все тело. Ваня протягивает руки, умоляя поторопиться, отринуть страх и попытаться помочь.

Плохо. Хватаюсь за голову. Стены закручиваются во все убыстряющемся хороводе. Люди, прячутся за дверьми подъезда, наблюдая в щелочку, и не испытывая ни малейшего желания помочь. Кто-то должен подойти и подсказать как действовать. Ведь я такой маленький, я не знаю что делать.

Вокруг никого.

Захожу в кабину. Дотянувшись, нажимаю кнопку девятого этажа, поворачиваюсь к дверцам лифта.

Получится. Все будет хорошо. Ведь я еду, чтобы спасти брата.

Полоска света между дверцами уменьшается.

Все должно получиться. Скрещиваю пальцы и молю Бога помочь.

Темнота.

Закрылся.

Не пустил.

Скушал.

Замуровал.

Темнота облизывает тело слизким языком, заключая в кокон. Слезы увлажняют щеки. Стенки кабины бесшумно раздвигаются, делая ее бесконечной. Десять шагов влево, пятнадцать вперед — никакой разницы. В отдалении слышу Ее приближающийся, самодовольный смех, перемешивающийся стонами брата.

Сажусь на пол. Сжимаю в руке часики. Пытаюсь в темноте разглядеть время.

Секунды складываются в минуты, минуты в часы, прежде чем понимаю — не успел.

Ключ дважды оборачивается. Еще на восьмую часть — отходит защелка. Открываю дверь. Захожу.

Нажимаю кнопку на ручке — раскрывается зонтик. Со спиц на коврик капает вода. Закрываю дверь, щелкает язычок замка. Ставлю зонтик.

В темноте прихожей с потолка свисает разбитая лампочка. Под подошвами хрустит стекло. Прихожая изуродована: пол усыпан кусочками обшивки, ДСПшная поверхность усеяна массой вмятин, как поле боя после артобстрела. По оконному стеклу бьют струи дождя. В прихожей ощущается, хоть и еле уловимый, запах. Замираю перед висящим на стене зеркалом, на него из окон падает свет фонарей.

Чуть наклоняюсь, чтобы лучше разглядеть себя: впавшие щеки, выступающие скулы, мешки под воспаленными глазами, в уголках расползается сетка морщин. Зеркало разбито. Трясущимися пальцами провожу по отражению, ощущая острые грани каждой из частей впавших щек, разделенных на куски воспаленных глаз, сетка морщин в уголках стала еще более густой, выступающие скулы отделены от головы и парят.

Кровь из порезанных пальцев заполняет линии, разделяющие лицо на составные части.

Кровь стекает вниз зеркала по витиеватым линиям разлома и капает на пол.

Кровь из порезанных подушечек стекает по пальцам на ладони, в небольшое углубление между парой вен, достигает сгиба локтя и капает на пол.

Скинув по пути шапку и куртку, захожу на кухню. С каждым шагом все явственнее ощущаю запах. Хлопаю ладонью по выключателю: щелчок, но света нет. Ощущение: голова расколется через несколько секунд. Открываю холодильник, на ощупь нахожу стакан с молоком и залпом выпиваю холодную, но кажущуюся ледяной, жидкость. Молоко стекает из уголков губ, собирается на подбородке и капает на пол.

Подхожу к подоконнику, на котором расставлены горшки с фиалками. Ощупываю каждый лепесток, размазывая по ним кровавые линии. Кровь стекает, впитываясь в землю.

Достаю из настенного шкафчика аккумуляторный фонарик. Проверив работоспособность, направляюсь к ванной, с каждый шагом все явственнее ощущая запах. Остановившись перед дверью, еще раз включаю-выключаю фонарик. Ощупываю выступы и впадины на фигурной ручке, ощущая теплоту пластмассы. Изучаю рисунок на табличке, прикрепленной к двери: из душевой кабинки, скрытой шторкой, выступает нижняя половина тела чуть наклонившейся женщины. Душ над ней рассыпается на множество струек, вода стекает по телу, разливаясь по кафельному полу.

Захожу в ванную. Запах остро бьет в ноздри, иголками впиваясь в плоть. Лицо разбивает струя дурнотного воздуха, подобного тому, что вырывается из-под молотка судьи, оглашающего обвинительный приговор. Чтобы не упасть, облокачиваюсь на керамическую раковину. Ванная наполняется гомоном, сквозь который ясно слышен крик: "Виновен! Виновен! Виновен!" Громко щелкает язычок замка закрывающейся двери, отсекающей путь к отступлению.

Закрылась.

Не пустила.

Скушала.

Замуровала.

Все звуки мгновенно исчезают.

Фонарик выстреливает лучом в сторону ванны, — так и есть! — до краев наполненной красной жидкостью: помесью воды и крови. Пятно света движется вправо, освещая безжизненное лицо жены: впавшие щеки, выступающие скулы, мешки под остекленевшими глазами, в уголках вылезает наружу расползающаяся сетка морщин. В порезах, нанесенных на лицо бритвой, засохшая кровь. Толстые красные трещины разделяют на куски лицо, залитое кровавой коростой.

В сердцах хлопаю по воде ладонью свободной руки. Красная жидкость крупными каплями разлетается в стороны, забрызгивая одежду и стены. Вода стекает по плитке в ванну. Чуть теплая жидкость тисками схватывает погружающуюся руку, стремясь увлечь на дно. Смесь воды и крови скручивает кожу, разъедая будто кислота. Сомкнув пальцы на запястье жены, резко выдергиваю руку.

Осматриваю искусную работу лежащей на краю ванны бритвы: вены вскрыты по правилам: не поперек, а вдоль. В сердцевине орудия самоубийства довольно улыбается фигурная прорезь. Бритва исполнила работу на отлично, сменив окрас с металлического на красный.

Изнутри, лопая альвеолы, скребут кошки. Маленькие коготочки аккуратно снимают мясо, превращаются в якорные цепи, ломающие ребра, разрывающие диафрагму. Из ствола якоря отрастают чугунные ветви, проникающие в руки и ноги, мгновенно утяжеляя их. Ветви поднимаются вверх, спирая горло, не давая вздохнуть, концами выходя из глазниц в виде слез.

Спокойная тишина давит сильнее темноты. Хочется переполнить ванную звуками: музыкой, речью, треском ломающегося дерева, топотом, звоном разбиваемого стекла, шумом льющейся воды, но понимаю: все это лишь один из способов бегства.

Постоянного бегства в надежде успеть.

Кажется, в толще воды, освещаемой фонариком, проступают картины, окрашенные в багровые тона.

Жена моет посуду, старательно соскабливая кусочки еды, присохшие к зеленому цветку с красным лепестком, напоминающему о знакомстве

за невестой волочится шлейф платья. Неуютно чувствую себя в костюме. Спереди незнакомая женщина что-то бормочет, уткнувшись в папку. За спиной собравшиеся, перешептываясь, с интересом, азартом, хищно, завистливо, восхищенно глядят

кажущийся бесконечным тонкий мост, гравийная дорожка, по краю белая полоса гальки, за ней огромная пропасть

начинается бегство: головы повернуты навстречу, в глазах читается жгучее желание быть вместе, но ноги несут прочь

бегство к подругам и друзьям: максимально затянутые посиделки за разговорами ни о чем

бегство в работу: телефонный звонок: "Знаешь, сегодня завал — сдаем заказ, я приду попозже... Да, я должен много работать, чтобы... Ну часов в одиннадцать, в двенадцать"

бегство в книги, в кино: усталые взгляды, отводимые в страницы, в экран

бегство в отпуск: кратковременная иллюзия в попытке убедить друг друга: все хорошо, все обратимо

бегство в

бегство в

бегство

бегство

бегства

бегства

ноги несут все быстрее и быстрее, белая галька сыпется в пропасть, разрушая дорожку

жена смахивает со стола крошки белого шоколада, когда гаснет свет, погружая квартиру в темноту. Супруга тянется к телефону, набирает мой рабочий номер.

Сижу, развалившись в кресле, когда раздается мелодия звонка. Даже не глядя на дисплей мобильника, знаю — звонит жена. В очередной раз наплету сказку об ужасной запаре и начальнике, дерущем с три шкуры. Главное: спустить пар, не дать возможности сорваться на любимом человеке. Брать трубку не буду — не охота в очередной раз выслушивать упреки в недостатке внимания и подмене семьи работой. Рядом с включенной лампой стоит фляжка коньяка. Что-то мы потеряли в сегодняшних отношениях, в сегодняшней жизни. Что-то, бывшее раньше. Надо обязательно найти. Может это поможет. Добавлю и пойду.