КНИГА 1 — "РУНА САНСУ"
Все силы имеют один источник и один конец. Годы и расстояния, звезды и свечи, вода и ветер, волшебство и мастерство человеческих рук, мудрость, заключенная в корнях дерева, — все это возникает одновременно. Мое имя и твое, подлинные имена солнца, ручья, нерожденного еще младенца — все это лишь звуки одного великого слова, которые очень-очень медленно выговаривает сиянием звезд Вселенная.
"Земноморье", Урсула Ле Гуин
ГЛАВА 1
Пыль Дождя
Рана, зараженная духом убийцы, притягивает
к себе зараженный воздух.
"Числа и Знаки", Бурносов
Длинная растянутая капля дождя медленно приближалась к ладони. Время словно застыло. Такое случалось не впервые, время — липкая клейкая масса, которой нужен лишь опытный мастер, творец. И мне дают право изменять — но я не изменяю. Не умею. И боюсь.
Дожди в это время года холодные и серые. Сейчас где-то середина ноября. На улице стало совсем морозно и сыро, сильный ветер хлещет в лицо мелкими каплями. Даже высокое пористое небо обесцветилось. А листья, золотой хрустящей подстилкой укрывающие асфальт еще в сентябре, покрылись коричневыми кровавыми подтеками.
Природа умирала на лоне города, но никто этого не замечал. У людей свои правила и порядки. И я человек, хотя все мое естество это отрицает. Едва ли кто-то может понять, каково мне жить в такой клетке. Здесь только дома, провода, машины — и ничего живого.
— Твою мурзилку!.. — негромко вскрикнула я, когда тонкая стеклянная лента насквозь пронизала мне палец. Я даже боли не успела почувствовать, так быстро все случилось. У моих ног розоватыми искрами замелькали осколки, а по ладони побежала кровь.
Капля-стрелка прошла насквозь; через ноготь, накрашенный серебристым лаком, проступила темная багровая полоска. Ранка была небольшой, даже крошечной, но я чувствовала, как внутри трутся разорванные края.
Справа асфальт затрещал еще от одной стеклянной ленты. Святые жители Вальгаллы! Я посмотрела наверх, в темное осеннее небо, и едва успела отскочить под навес подъезда.
Дождь действительно рассыпался стеклом — невозможно было разобрать, где настоящая вода, а где нет! Если кто и может в этом разобраться, то только не я. Мир сошел с ума! Может, это конец света, апокалипсис? И скоро явится Антихрист?
Наверное, я впервые в жизни так сильно испугалась. Когда читаешь книги типа романов Хайнлайна или Толкиена, все сражения кажутся интересными и желанными, а смерти героев— просто новым поворотом в судьбе этого мира. А в реальности все совсем иначе.
Смерть — это не начало. Здесь смерть — это конец всему.
— Ай, зараза! — невольно выкрикнула я. Почти к самым моим ногам свалилась полумертвая птица, ворон, и я случайно прикусила себе палец. Тот самый, порезанный, я вылизывала осколки.
Птица попыталась приподняться на крыльях, ее глаза бешено подрагивали белой матовой пленкой. Жуткое зрелище. Никогда я еще не видела так близко смерть в своей жизни. Ее красоту и леденящий ужас.
Меня вывернуло наизнанку тут же.
— Га-р-р! — захлебываясь собственной кровью, закричала птица, и тут я, наконец-то, заметила рваные раны порезов среди черных перьев. Был расцарапан и разбит даже серый клюв, из ноздрей обильно сочилась влага.
И, как в замедленном кино, маленькое угольное перышко, с жесткими волосинками на стержне, закружилось в воздухе и, пробитое неожиданной блестящей полосой, двумя одинаковыми шелковыми лоскутками легло в лужу.
Господи, я ведь никогда не боялась чужой смерти, но как это отвратительно!
Ворон хрипло закричал, замолотил громадными иссиня-черными крыльями с выдранными перьями и внезапно замолк. Глаза его, по-человечески разумные, налились кровью, из клюва еще сильнее хлынула розовато-желтая слизь. Из правого глаза показался заостренный прозрачный конец стеклянной капли.
Меня еще раз вырвало, в голове все затуманилось. Воздух стал жутко спертым и тошнотворно-кисловатым. В ушах загудело.
Господи!..
Из зеленоватого тумана медленно прорисовывались очертания спящего города. По мощеному мосту, прямо по мокрым шершавым окатышам змейками ползали дымные струйки. Крохотные капельки сползали по перилам и невысоким коллонам, а внизу, далеко под мостом, лениво шумела темными волнами река.
По непрозрачной индиговой воде прыгали белые мазки отсветов фонарей, монеты света дробились и снова срастались. Где-то там, далеко за рекой, тихонько гудел машинами город, разноцветными искорками вспыхивали и гасли огни многоэтажек, играла музыка...
Там — город, здесь — желанный покой...
Диана — в древнегреческой мифологии так звали богиню охоты. Артемида. Одна из любимых дочерей Зевса. Она была покровительницей животных, детей и женщин; умела насылать на людей чуму и смерть, но умела также исцелять. Вечная девственница. Прекрасная богиня-охотница, у которой имен столько же, сколько у Апполона. Ее серебряный лук не знает промаха, а собаки всегда находят убитую дичь.
— Бабочка? — девушка протянула руку к сияющему прозрачному созданию, состоящему лишь из голубого и фиолетового света. Искрясь, бабочка зависла в воздухе прямо напротив лица Дианы. Ее громадные для столь маленького и хрупкого существа крылья не шевелились, вокруг усиков и хоботка кружили белые световые пылинки.
Лазерная иллюзия. Была бы, если бы это не было сейчас самым пустынным местом во всем городе.
Внезапно бабочка дрогнула, ее крылышки еле заметно взмахнули. По воздуху словно прошла сияющая лазурная волна, мирозданье на миг смазалось.
Только теперь вампирша увидела то, что находилось за бабочкой.
На узкой мраморной полоске перил, спиной к Диане, стояла девушка. Она пошатывалась, сильный ветер почти сдувал ее вниз, в бурлящую холодную воду Кальмиуса. Ноги незнакомки медленно сгибались в коленях. Одной рукой она обхватила себя за живот, а вторая безвольно повисла вдоль тела. По ней черной змейкой бежала кровь.
Девушка была не очень высокой, в любом случае, ниже Дианы. Одета легко, не по погоде — на дворе разыгрался декабрь, а на ней была лишь тоненькая зеленая водолазка и кожаные бриджи, а на ногах — кроссовки. Темно-каштановые волосы девушки едва доставали до плеч, но ветер раздувал их в разные стороны.
Она начала наклоняться вперед. Еще. Еще. Еще раз — и ее встретят неприветливые воды зимней воды.
— Эй! — испуганно крикнула ей красноволосая вампирша. Сигарета выпала из ее бледных губ на влажные камни.
Девушка обернулась. И посмотрела прямо ей в глаза.
Отчаянный ветер взметнул длинные волосы Дианы кровавым веером.
У незнакомки в глазах была пустота. Иначе это назвать никак было нельзя. В темных радужках без зрачков был хаос, тот самый первозданный хаос, с которого все и началось. Целая вселенная. Все и в то же время ничего. Само мироздание, с крутящимися в вечном движении деталями, шестеренками и зубцами.
Да, именно вечность.
Вампирам ли не знать о вечности все, что только можно? Но эта вечность была не такой. Черной. Круглой. Пустой. Одинокой. Как часовой механизм. С началом и концом, со всей-всей возможной жизнью. И совсем без жизни.
Девушка приоткрыла рот, что-то невнятно промычала и упала.
Ее ноги соскользнули одновременно, сорвались вниз, подобно дождевым каплям. Раненой птицей взметнулись волосы.
Она сама не поняла, что ею тогда двигало. Должно быть, та вселенская сила, которая была в глазах незнакомки. А иначе зачем ей спасать какого-то незнакомого человека? Диана пулей метнулась следом, перескочив через мраморные перила, и на лету схватила девушку за руку.
Мир вокруг завертелся в бешеной пляске огней города и темного неба. Где-то над головой темнела холодная бесчувственная река.
Ладно, в конце концов вампира не так-то просто убить, для этого нужно немного побольше, чем просто удар о твердую поверхность воды. А девчонка... или что это было... может не только умереть, но и кто его знает, что еще натворить!
Ледяные потоки коконом сплелись вокруг Дианы. Она крепко прижала к себе обмякшее тело незнакомки и выпустила изо рта стайку воздушных пузырьков. Течение тут же прибило их ко дну.
Вверху вода светилась. Все-таки, ночь была намного светлее подводья. Оттолкнувшись ногами от песчаного дна и подняв облако тусклого песка, вампирша ринулась к поверхности. В голове у нее все туманилось и плыло.
Через миг — вечность, две, три вечности — вода исчезла. Воздух, еще более ледяной, нежели подводные течения Кальмиуса, сдавил девушек колючими тисками. В высоком зимнем небе запрыгали далекие бессмертные звезды. Город закружился вокруг стальным кольцом.
Диана судорожно втянула ртом воздух. Это оказалось необычайно тяжело — от грязной и мутной воды легкие наполнились влагой и теперь не работали. Дыхание ей не особо и требовалось, но чтобы вытащить на берег обмякшее тело утопленницы, нужны были силы, много сил. А незнакомая девушка заметно тянула вниз, обратно в темную синь реки.
Перебирая ногами по грязному мелководью, Диана вылезла на голую асфальтированную площадку за камышами и упала на колени. В глазах все двоилось, искрилось, кожа покрылась строем дрожащих мурашек. Волосы спутались с водорослями и тиной, и теперь кровавым куполом обволокли плечи.
— Идиотка! — хрипло выкрикнула она и с досадой плюхнула кулаком по лужице, натекшей из мокрой одежды. Рядом лежала спасенная ею девушка, тоже насквозь мокрая, измазанная бурым илом и без сознания. Она не дышала.
— Эй! — Диана бросилась к незнакомке и со всей силы ударила кулаком по ее груди. Девушка тут же вскинулась, ее корпус приподнялся над землей, изо рта зеленой массой потекла вода. Ее глаза широко раскрылись и радужки затряслись.
— Живая, господи!.. — тихо пробормотала вампирша, и ее чуть не стошнило от своих же собственных слов. Рядом то же самое едва не произошло со спасенной.
— Ты кто?
Диана неопределенно качнула головой и удивленно глянула на девушку.
"Это шок. Да, это определенно шок, после всего произошедшего...".
— Кто ты? — повторила девушка.
— Лучше объясни, кто ты?
— Я? — она полностью села и теперь стала похожей на промокшего голубя. Жалкая, бледная, с прилипшей к телу одеждой, с волосами, тонкими прядками опадавшими на глаза. На самые обычные, нормальные, заурядные серо-зеленые глаза!
— Я не самоубийца, — прошептала она. В воздухе повисла неловкая тишина, и Диана поняла, что девушка замерзла. На улице сейчас было около десяти градусов ниже нуля, срывались мелкие снежинки, а она была одета лишь в мокрую весеннюю одежду. Которая, кстати, начала покрываться седым инеем.
— Это все они...
Из губ со словами вырвалась струйка крови и незнакомка упала.
Камин. Да, это камин. Гудит воздух, трещат поленья, щелкают искры. Пищит полено. И тепло...
Справа заскрипел диван. Здесь есть кто-то еще. Странно... Где я? Что произошло?
Тепло горячим медом расползалось по венам. Во рту сладко и приятно. Правда, глаза пекут, как после долгого ныряния.
Я приоткрыла глаза. Вокруг все плыло, метались какие-то темные пятна. Меня укрывало теплое шерстяное одеяло советских времен, рядом на стене монотонно тикали круглые часы с ягодками по контуру и листвичными стрелками. На потолке мерно вибрировал какой-то неопознанный мною объект, с виду напоминающий то устройство, каким обычно минируют в фильмах про террористов двери. На объекте утвердительно мигала красная лампочка.
Я с трудом оторвала руку от матраса и прикрыла ею глаза. В нос тут же ударил отвратительный резкий запах чего-то больничного. Я сморщилась и посмотрела на руку: так и есть, на запястье она была неумело перевязана потрепанным бинтом и чем-то обильно намазана. Это "что-то" по цвету напоминало мне раздавленные внутренности селедки.
— Ага, проснулась, наконец, утопленница?
Я не сразу сообразила, что обращаются именно ко мне. Потом в мозгу внезапно что-то щелкнуло и переключилось, и я все же поняла, что надо бы ответить.
— Типа того, — промямлила я. Язык плохо слушался, поэтому слова смазались и вышло нечто вроде "шифа шофо". Но спрашивающий, видимо, все понял и удовлетворенно хмыкнул.
Пришлось повернуться к источнику человеческой речи (пока что единственно идентифицированному в данном помещении), но это пока что тоже плохо получилось. Я неловко завалилась на бок, в локте хрустнуло, в шее кольнуло, а из уха закапало. Если еще первые признаки я понять могла, то последнее меня совсем обескуражило.
Прямо напротив меня горел камин. Самый настоящий, с распадающимися в огне поленьями и поднимающимся в трубу дымком. Я первый раз в жизни живьем видела камин, сейчас, если у кого они и были, то только муляжи.
На каминной перегородке висела моя одежда. С нее почему-то капало, хотя кто его знает, сколько она так висит. Меня сбило с толку только то, что лежала я все же одетая в чью-то просторную футболку.
Так вот, прямо на меня светил камин, и на его ярком фоне четко вырисовывался темный стройный силуэт. Скорее всего, женский, что можно было понять по длинным волосам и очертаниям довольно-таки большой груди.
— Кто ты?
— А, опять... — недовольно ответило существо мелодичным женским голосом с легкой хрипотцой, то ли от простуды, то ли от курения. — Не знаю, чем тебе может помочь знание, кто я такая, но могу сказать, что зовут меня Диана.
Я поморщилась. В ухе захлюпало, и по щеке опять потекла струйка воды.
— Такое чувство, что я тонула.
— Неплохое чувство, — девушка встала с дивана и подошла ко мне. Она стала в ногах кровати, где свет от камина не слепил мне глаза, и я, наконец-то, смогла ее точно классифицировать.
Это была девушка лет двадцати пяти — двадцати семи, очень высокая (что было понятно даже лежа), отлично сложенная. Объемы девяносто-шестьдесят-девяносто, лицо правильной формы. Правда, бледная, как глист, хотя, может, это так показалось в сумраке комнаты. Глаза узкие, слегка раскосые, подведенные синими тенями, радужки ярко-голубые.
В тот момент меня больше всего поразили ее волосы — длинные и невообразимо красные, но видно, что не крашеные. Эх, мне таких вовек не отрастить...
— Не понимаю, что случилось, — поведала я, — я шла домой из университета, села в троллейбус, а потом... какие-то пятна в голове и все...
— Рассказываю, как все было на самом деле, — Диана бесцеремонно уселась на кровать и положила ноги мне на живот, — ночь, декабрь, жуткий мороз, пустынный мост... потом на мосту оказывается девушка, одетая не по погоде, с явными суицидальными наклонностями, и собирается сигать в воду. Я что-то упустила?
Я призадумалась. Почему-то то, что я о себе услышала, меня не смутило и не удивило. Я будто ожидала именно такого ответа. "Ночь, улица, фонарь, аптека...". Не удивительно, что я замерзла, и одежда моя сушится у камина. После всего произошедшего со мною в последнее время меня уже нечему удивить.
— Как тебя зовут-то хоть, утопленница? — иронично поинтересовалась Диана.
— Даной меня зовут, Даной, — я вздохнула. Все тело ныло, что произошло, я точно не знала, родители небось с ума уже сошли от ужаса, где же я шляюсь в такое время. Это конец...
Вообще-то, Даной называли славянскую богиню воды, но мне больше нравится, когда мое имя сравнивают с именем персидского царя Дария. Жаль, что мало кто вообще знает об этих личностях.
— Ты человек?
Я замерла. Что означает этот вопрос?
— А кто же я, если не человек? — осторожно заметила я. — Вампир, демон? Бог? Или, ты считаешь...
Я притихла. А вдруг она верующая и считает меня сатанисткой и антихристом?
— Успокойся, я не считаю тебя дьяволом, — почти засмеялась мне в лицо девушка, — из тебя вышел бы довольно жалкий дьявол, по-моему!
— Неправда! — я почему-то обиделась. Я не жалкая! Я могу время изменять! Я... Я...
— Не думаю, что дьявол тонет. Такое не тонет. Пусть он и хромает на левую ногу, но вряд ли бы просто так упал с моста! — возмущенно пояснила мне Диана, а потом поправилась. — Или прыгнул...
— Я не прыгала!
— А кто такие они? — внезапно заинтересованно вмешалась в мои возражения собеседница.
— Они? — опять не поняла я. — Кто они?
Я мысленно поменяла ударение, и меня осенило:
— А, ты имеешь в виду японских демонов?
— Дура и шизофреничка! — рявкнула на меня она. — Перед тем, как окончательно потерять сознание, ты сказала, что во всем виноваты они!
— Кто они?!
Диана изо всех сил пнула меня по животу. Я согнулась пополам от невыносимой боли и чуть не поперхнулась собственной слюной. В порезанном пальце (он до сих пор не зажил, хотя прошло больше месяца) что-то дернулось.
Минута боли. Мгновение. Вечность.
Времени нет. Нет пространства. Нет материи.
Меня раздирают надвое две неведомые мне самой сущности. Одна — рождение вечности, другая — погибшая от вечности. Их беспрекословное единение причиняет боль похуже удара в живот. Да, и что там говорить, ведь это всего лишь физическая оболочка, тело, не больше. Намного меньше бессмертной души, которая сама ничто по сравнению с великим Предназначением.
Все, родившееся от бесплодной вечности — это я. Все, умирающее от ее детищ — это тоже я. Ведь у слов умереть и погибнуть нет будущих форм.
Зачем же я? Что же я? Что ты?
— Извини, постоянно забываю, какие вы люди чувствительные! — безразлично отмахнулась красноволосая девушка. Похоже, ее совсем не волновало ничего сейчас происходящее.
Кто же ты?
— Ты говоришь так, будто сама не человек! — я попыталась улыбнуться, но вышло криво и недостоверно. Этакий оскал больной гиены.
— Я? — впервые за весь вечер (ночь, день, утро?) в ее красивых лазурных глазах промелькнул лепесток страха. Совсем маленький, еще не успевший расцвести сильным и жестоким цветком ужаса. Я замерла, залюбовавшись его постепенным ростом и, к сожалению, мгновенной же гибелью.
— Ладно, забудем пока о последнем вопросе, хотя, не сомневайся: я — человек! — было заявлено мне. Я утвердительно кивнула. Этого пока что достаточно. Если я верю в них, это не значит, что они верят в меня.
— Который сейчас час и где я нахожусь? — как можно спокойнее спросила я. От всего происходящего меня уже начало коробить.
— Уже почти шесть утра, — Диана подошла к окну и распахнула занавески. Внутрь хлынул восхитительно яркий и свежий предутренний свет. Небо было черным и рябящим от звезд, но легкий отсвет востока отражался на снегу. Я с удивлением узнала озаренный голубоватым свечением отель "Викторию".
— Это же "Виктория"! — ахнула я.
— Угу, — девушка недовольно кивнула, — но ничего хорошего в этом нет. Ты где живешь — то?
Я нахмурилась. Ага, щас я так тебе и сказала, где я живу. А ключи от квартиры, где деньги лежат, не дать?
— Что, боишься, что я воровка и маньячка? — радостно заулыбалась Диана. — Ну, и правильно делаешь, я даже еще хуже, чем ты себе можешь представить!
— Похоже, ты от этого счастлива?
— Судьбе, какой бы она ни была, всегда нужно радоваться. Я сама все так решила и мне хорошо, — она прямо засветилась от непонятного мне удовольствия. Хм. Хм-хм.
— Ладно, я все равно ничего не понимаю, но, думаю, стоит тебя поблагодарить. Что бы ни произошло, ты меня выручила, а в сумке и так денег не было, поэтому я не волнуюсь, — сообщила я на одном дыхании. Стало совсем хорошо, из уха больше не капало, а в руке перестало колоть. Хотя пахла она все также отвратительно.
— Пожалуйста, но запомни: ты меня не видела и не знаешь, в общем, меня не существует. Поняла?
— Немного резковато и грубо, но хозяин-барин. Согласна, — я сбросила одеяло и тут же замерзла. У-у, за что я так ненавижу эти советские зеленые одеяла, так это за то, что они держат все тепло в себе. Стоит встать — мгновенно замерзаешь. Еще и колючие, как ежики-панки!
Слава богу, пол у Дианы оказался покрыт ковром. Я с ужасом посмотрела на свои ноги — они были просто фиолетовыми от синяков и ушибов! Я еле встала, по костям пробежала неприятная холодная боль. Ох, не сломаны, и то хорошо.
— Я, пожалуй, отвезу тебя домой, — посмотрела на меня Диана и поправилась, — или, хотя бы, до остановки.
— Да, давай, — я устало оторвалась от теплого бока кровати и подошла к окну. Белизна снега резала глаза. — Скажешь моим родителям, что у тебя беда, а ты моя лучшая подруга и попросила с тобой побыть! Ну, не знаю даже, придумай что-нибудь поправдоподобней!
— С какой это стати? — резко поинтересовалась она.
— Пожалуйста! — я, шатаясь, села на подоконник. Тот угрожающе заскрипел. Я поспешно вскочила.
— Ладно, только чтобы ты побыстрее исчезла из моей жизни, горе-утопленница! — Диана, утренняя богиня красоты и грации, ловко и грациозно двинулась в смежную комнату, оттуда послышались возня и шуршание бумаги. Тем временем я скинула чужую футболку (только сейчас заметила, что она мужская) и надела свою, хоть и чуть мокрую одежду.
— Возьми! — внезапно в меня полетела замшевая красная куртка, а из комнаты появилась девушка в золотистой тонкой рубашке и черных джинсах-стретч, на ходу затягивая пояс. На шлевке болтался брелок в виде серебряной круглой головы с острыми ушками и четырьмя крыльями по бокам. Интересная вещица, необычная.
— Только давай быстрее, чтобы я успела до семи вернуться, — сказала она, а я натянула куртку и недовольно поежилась — одежда пахла незнакомо, как-то дико.
Не дожидаясь моей ответной реакции, Диана пошла в коридор. Я побежала следом, нашла у дверей свои кроссовки и надела их на голые ноги. И так сойдет.
На лестничной площадке царили тишь и полумрак. Поскрипывал студеный ветер на улице. Где-то капала вода. Рядом как из ниоткуда возникла Диана, обмотанная красным полосатым шарфом вплоть до носа, и поспешно захлопнула дверь. Зазвенели ключи на связке, заскрипел замок.
— Ну, вот, — прошептала девушка, ее голос морозным облачком разнесся по подъезду, — давай вниз, к машине. Шнель!
— Яволь! — также шепотом произнесла я и поспешила за провожатой вниз по выщербленным ступенькам. Подъезд как подъезд, старый, вонючий, исписанный (во всех возможных значениях этого слова). Странно, что в элитном центре города такое реальное захолустье. Разве что из окон вид действительно красивый, на ставок и зеленый сад. К сожалению, зимой все выглядит несколько иначе.
Я вышла во двор и содрогнулась. С выцветшего неба крупными хлопьями сыпались сухие снежинки, ветер пронизывал до самых костей, из носа тут же закапало. Температура, должно быть, упала градусов на пять — семь.
Сделать бы так, чтобы мир сейчас весь замер. Город, солнце, Диана — и даже температура. Стало бы тепло и приятно. Но...
— Ну, где ты там? — недовольно рявкнула девушка, выглядывая из-за дверцы серебристо-фиалкового шевроле. Фары изящной машины нетерпеливо вспыхивали красным, из замерзшей за ночь трубы вырывались клубы серого воздуха, искрящего от микроскопических снежинок.
Я села рядом с Дианой и закрыла глаза. Машина неслышно поехала. Колеса неловко скользили по льду, но скорости шевроле не снижал.
Город спал. Даже машин не было на дорогах, что меня немало удивило. Только изредка можно было увидеть замерзшего одинокого прохожего, идущего по притрушенной снегом улице. Еще иногда загорались тусклым желтым светом окна домов, но для меня все смазывалось в одну сплошную бледную линию.
Была дорога, белая прямая полоса, ведущая в никуда. Было небо, темное впереди и уже обагрянившееся сзади. Были снежинки, бьющие в стекла.
А нас не было.
Не знаю, почему, но я внезапно осознала: Дианы нет. Просто не существует. И меня — тоже.
Машина переехала мост, аккуратно обошла памятник шахтеру и выехала на мою улицу. На ней было удивительно спокойно и мирно. Все спали.
— Ну, вылазь! — скомандовала Диана, щурясь от блестящего снега. Сама она выходить явно не собиралась.
Я выбралась наружу и махнула рукой. Девушка неверно растолковала этот знак и начала отъезжать.
— Эй-эй! — заволновалась я. — Подожди, ты обещала моим родителям что-то сказать!
— Раз милиции, скорой и толпы людей в формах у подъезда нет, значит, все в порядке!
— А вдруг нет?
Девушка фыркнула и демонстративно захлопнула дверцу. Я умоляюще прыгнула следом, осознав, какая жестокая расправа ждет меня дома, но Диана осталась равнодушно-спокойной. Она развернула шевроле и поехала прочь.
— Нет!.. — у меня по спине поползли мурашки. Что же мне делать? Одно дело, когда иллюзии материализуются и случаются серьезные провалы в памяти, и совсем другое — когда тебя ждет смерть от рук родителей.
Я глубоко вдохнула, пригладила волосы рукой и открыла металлическую подъездную дверь.
Снег валил, не прекращаясь. За одну ночь он залепил все, что только можно. В мире не осталось других цветов, кроме белого, серого и серебристо-голубого. Все кануло в разыгравшийся хаос вьюги.
Я зябко закуталась в одеяло. Оно пахло по-домашнему, приятно, знакомо. Все вокруг замерло, замерло для одной меня — и часы, и шорох воробьев за стенкой, и тихое сопение родителей.
"Больше не осталось ни капли тепла, Только холод из разбитого ветром стекла..."
Ничего не осталось. Времени тоже.
Когда я вернулась домой, то обнаружила своих родителей мирно спящими у себя на кроватях. Они даже не заметили, что меня не было. Стоило мне с ужасом разбудить маму, как она заявила мне, что я была дома и спала, как и все тут. И что стоит мне ее еще раз разбудить, я получу тапком по затылку.
Это даже хорошо. Хорошо, что всем казалось, будто я дома. Может, я никуда и не уходила. Может, я действительно спала у себя на кровати, а это все какой-то дикий сон? Один из тех, что мучают меня каждую ночь своей правдоподобностью, говорят о чем-то, чего я не могу понять.
Но самое страшное, что говорят они именно обо мне.
Всегда хочется заткнуть уши, чтобы не слышать омерзительных голосов подсознания, когда понимаешь, что оно не твое. И все, созданное тобою на протяжении многих лет — тоже не твое. И сама ты уже не своя, не человек, свободно управляющий своими телом и душой.
Есть ли что-то желаннее для сомнамбул, чем обрести покой? Я уже просто не могу остановиться и, как мне жаль, что я больше не могу их игнорировать!
Ведь именно в снах живет тот первозданный хаос, мировая бездна Гинунгагап, из которой нет возвращения. Это наркотик. Хочешь выйти — и не можешь даже пошевелиться.
Молю Морфеуса и всех ночных духов, охраняющих человеческий разум от цепких лап хаоса. Хотя бы объясните. Не дайте упасть так далеко, что потом нельзя будет выбраться.
В конце концов, днем все станет на свои места. Я снова буду я, и мир станет самым обычным миром. Ох, но боюсь, что только до поры до времени!
...до того времени, которое можно изменить...
