ЧТО ЦЕННЕЕ
* * *
В некотором царстве, в некотором государстве, встретились на широкой дороге мужик да богатого купца сын. Встретились да разговорились.
— Ты куда путь держишь мужик?
— Да куда дорога выведет, туда и путь мой лежит, — отвечает Иван, а сам в бороду усмехается. И то правда — дорога одна и до стольного града ведет, чего значит, глупые вопросы задаешь.
— Так и я отцом-батюшкой туда же послан, к дядьке — уму-разуму набираться, да купеческому делу дальше обучаться, — обрадовался купцов сын, — пойдем вместе, а?
— А что ж не пойти? Пойдем, путь-то чай не близкий. А что отец сыну в дорогу дальнюю коня доброго не выделил-то?
— Ну и я о том — вдвоем же веселее. — Обрадовался Андрей, купеческий сын. — А от батюшки моего и снега зимой не допросишься — лишнего потратить не моги! Скупой больно да до денег жадный — "итак своим ходом дойдешь — говорит — не рассыплешься, а копейку сбережешь в городе, поди, точно пригодится".
— Ну, знамо дело, — усмехнулся мужик, — купец...
Скоро сказка сказывается, да нескоро путь-дорога сматывается. Однако ж слово за слово да за беседой дружеской и день к ночи быстрее клонится — надобно и о ночлеге подумать.
— Слушай, Иван, а может вот здесь на ночлег и станем? А что? Места много, с дороги сойдем да вот на этой мяже и отдохнем.
— Да ты что?! Кто ж на мяже останавливается?! Ишь, что удумал-то!
— А что такое? — Андрей от любопытства даже подбежал поближе к рассказчику, бодро шагающему вперед по пыльной дороге.
— НЕЛЬЗЯ СПАТЬ НА МЕЖАХ! — отрезал Иван, дивясь глупости попутчика.
— Да от чего ж? — не отставал купеческий сын, уже предвкушая новую байку. — Расскажи, а?
— Ох, все бы тебе лясы точить, — усмехнулся Иван для проформы, — ну коли желаешь, так и быть — уважу.
— Желаю-желаю!
— Ну, слушай, коли так. Старики говорят, что ни в коем случае нельзя спать на межах: и не заметишь, как потопчет или задавит тебя полевик. Один мужик притомился, да лег было на межу, но никак не мог заснуть. Вдруг слышит конский топот, глядь — на него несется здоровенный парнище на сером коне да руками машет. Мужик наш вскочил — и в сторону. В ту же минуту всадник промчался по тому же самому месту, на котором он лежал, и прокричал, обернувшись:
— Твое счастье, что успел соскочить, не то навеки бы тут остался!
— Вот оно как, — задумчиво покосился парень на обманчиво безопасные золотом налитые поля хлеба. — А ты Иван полевика сам-то видел?
— Ну его не доводилось, а домового моя жена привечает, — улыбнулся мужик, — в большом-то хозяйстве порядок нужен.
— Это да, — вздохнув, признал Андрей, — батюшка тоже сказывает по сто раз на дню, что товару пригляд нужен.
— Вот то-то и оно...
— Слушай, Иван, — обеспокоился попутчик, — может, вон на том пригорке костерок разведем?
— От чего ж не развести-то, — согласился Иван, — место хорошее!
Сказано — сделано! Поужинали да и спать легли, но не спится купеческому сыну:
— Слышь, Иван, а есть что на свете ценнее злата и каменьев самоцветных?
— Да спи уж, — усмехнулся понимающе мужик, — я на страже в первую очередь покараулю.
— Правда что ли? — обрадовался Андрей.
— Вестимо так, только уж и ты от лихих людей мой сон сбереги в свою часть ночи.
На том и порешили попутчики. Спит Андрей, а Иван бдит! Да думу думает, а и верно — что на свете ценнее злата ему будет?!
Краса жены его любимой, а ценнее каменьев драгоценных — детки малые... Ну да быстро сны мелькают, а ночи часы хоть и улиткой ползут, да и им срок выходит. С утра вновь в путь-дорогу — благо никто их сон не потревожил: ни лихие люди, ни лютые звери.
Идут они лесом, идут они полем да о жизни своей разговоры ведут. Вдруг, глядь ты — диво-дивное — в капкане на зайца-то полевик-жыцень!
— Далеко ж он забрался, — первым подал голос купцов сын.
— И то, верно твоя, правда, — согласился Иван, припомнив час назад пройденное золотое поле, — видать в гости к лешаку бегал...
А полевик вид такой жалостливый принял — словно рыжий соседский кот, только глаза человеческие и смотрит обреченно да слезу пускает.
— Да не плачь, божья тварь, — Иван с дороги свернул, да и Андрей тоже помочь горемычному не погнушался. Обогрели, накормили да раны перевязали — все честь почести сделали! Улыбнулся полевик, да и говорит человеческим голосом:
— За помощь вашу, да ласку исполню по одному вашему желанию.
Удивились путники, да кто ж от подарков кои от сердца чистого отказывается?!
— Ой, хочу клад сыскать! — обрадовался Андрей.
— Будет тебе удача в этом, — твердо пообещал жыцень. — А ты чего желаешь. Иван?
— А мне бы каравай хлеба, — отмахнулся от азартно блестящего света глаз купеческого сына мужик, — а то наш-то запас мы сегодня съели...
— Ну что ж, подарю я тебе каравай, да не простой! Сколько его не ешь, а всегда в суме твоей новый свежий будет, если хоть крошку оставишь.
Поблагодарили духа полевого Иван да Андрей, да и пошли своей дорогой дальше.
А в ту пору, как на грех, завелась в тех лесах разбойников банда, что людей подорожных грабила (да скарб их тут же в землю и прятала!). Вот идет купеческий сын да о кладе, обещанном, вслух мечтает:
— Вот найду я злата да сребра — свое дело начну! Удивлю своей удачей купеческой и батюшку, и дядьку! От отца-батюшки отделюсь да своим домом заживу — торговать стану с заморскими странами! — Иван только лишь головой качает — ну да, что у купца, что у сына его — мечты одни.
Долго ли шли, коротко ли, то неведомо. Но вдруг лучик солнца упал на камешек драгоценный, разбойником в ночи впопыхах оброненный. А где один самоцвет, там и весь схрон разбойничий быстро сыскался! Радуется Андрей кладу, а Иван хмурится. Злата и самоцветы ведь не сами себя в землю сырую закопали.
Глядь, а тут и впрямь разбойнички объявились! Осерчал на них главарь люто:
— Вы, пыль подорожная, как посмели на мое посягнуть?! Смерть вам людишки страшная будет в острастку иным! — Слово главаря закон — схватили-скрутили их да к деревьям привязали. На поживу лесному зверью оставили.
Корит себя Андрей — и сам пропал, и друга старшого в беду вверг! Да сделанного не воротишь. Не унывает Иван — в его пустой суме (коей и разбойники побрезговали!) каравай душистого хлеба свежеиспеченного объявился, а ведь хлеб — всему голова, то всем вестимо! Может и обойдет их смерть стороной — сумеют путы снять... ночь наступила, а с ней и серый волк объявился. Слюной с голодухи давится (разбойники всю дичь истребили!), да на бездвижных жертв облизывается.
Взмолился тут мужик:
— Брат мой лесной, не губи наши души! Не ешь нас, а лучше путы перегрызи, а мы уж тебя не обидим! В благодарность — от пуза накормим!
— Что нас есть, сам подумай, — поддакнул Андрей, — одни кости — и сыт не будешь, и зубы сломаешь!
Подумал волк, да и согласился:
— Ну коли вы меня братом назвали, да уважение проявили — помогу! Но и вы свое слово сдержите.
Перегрыз веревки волк и освободил путников. И от свежего каравая не отказался! И от второго, и от третьего, и от десятого... на пятнадцатом — сыто рыгнул, ели хвостом вильнул (словно тот дворовый Шарик!), да и был таков!
А Иван Андрею и говорит:
— Ты вот давеча спрашивал, что на свете ценнее злата да каменьев самоцветных? Так отвечу тебе — что нет ничего дороже, чем жизнь, да золото полей, на которых хлеб созревает, и жизнь ту питает!!!
Почесал затылок купеческий сын, да и согласился.
А разбойников тех и главаря все равно стража царская вскорости поймала да и казнила! А молва людская бает, что не простил хозяин лесной обиды разбойничьим капканом нанесенной другу своему закадычному полевику. Ведь и то сказать — дружбы-то настоящей тоже ценнее нет ничего на белом свете.
Было то ли, не было — никто не скажет. Быль то, либо сказка — каждый сам для себя решает! ЧТО ЦЕННЕЕ?!!
