Ранним утром, дивным полем шли двое местных жителей. Это брат с сестрой возвращались домой после славной попойки и безудержного веселья на богатой свадьбе их давней подруги — Василисы Премудрой. Идти им было далече. Братец младшенький (двухметровый жлобяра) с похмелу помирает, еле ногами шевелит. Сестрице старшенькой тоже много горилки досталось, только она на то и старшая баба в семье, чтоб идти да помалкивать.
— Алёна! Кха, кхаааа! — плачущим голосом ныл брат. — Я пиво хочу!
— Где ж я тебе пиво в степи достану? А если бы и достала, то тебе фиг чего оставила! Ты и так вчера в одного бочонок пива усосал. Хоть бы Василисы постеснялся! А то сам принес, сам подарил на свадьбу, сам первый полез дегустировать, так до дна и додегустировал, — начала читать воспитательную лекцию сестрица.
— Правда? — Брат округлил от удивления глаза. — А я и не помню. Помню только как за стол сели. Потом первое "горько" помню, второе тоже прекрасно помню, а вот после четвертого уже как то не очень.
— Ещё бы! — Воскликнула сестрица. — Да ты и кричал больше всех "горько". Как? Скажи, как ты умудрился за двадцать минут ужраться в хлам и полезть с непристойными предложениями к невесте? Благо, что фамилия у неё Премудрая, а не какая-нибудь Убийцева — ты бы тогда эту свадьбу точно не пережил. Стыда сколько было то!
— Серьезно? За двадцать минут? Да это же новый рекорд! — повеселел Иванушка. И сразу перешел на жалостливый тон, — Ты точно пивка не прихватила с собой? Уж в горле больно сухо, помираю от жажды!
Алёнушка только грустно покачала головой в ответ.
— Ну, хотя бы минералочки? — умоляюще промолвил братец. Ответ был тот же.
— Эх! — махнул с горя Иван рукой. — Ну, хоть травушки пожевать, соком напиться! — с этими словами он сорвал пучок травы вместе с корнями и сунул себе в рот.
Сестрица отвесила ему со всей дури подзатыльник:
— Ты что, дурачина, делаешь? А вдруг отравишься?
— Нетушки, Алёнушка, мой организм крепкий, все выдержит!
— Это я вчера заметила! Ты хоть что-нибудь помнишь?
— Ничего, все как в тумане. А из того, что проглядывает — ересь одна антихристская. Я вот понять не могу, с чего у меня хрен чешется и побаливает?
— Дык, конечно! Меньше баб надо на сеновал таскать. Половину баб вчера на сеновал перетаскал. Хоть бы спрашивал: замужняя — незамужняя, сестра тебе — не сестра! Всех подряд брал и тащил.
— Эээ... ммм... — только и смог промычать Иван. — И как такое получилось?
— Так ты вчера таблеток противопохмельных просил, помнишь?. Ну, мы и решили тебя разыграть. Вместо антиполицая, виагру тебе подсунули. Вот ты и разошелся! Стыда сколько было то!
— Не может быть! — от стыда у Иванушки лицо перекрасилось в ярко розовый цвет, а глаза запрыгали по лицу.
— Да не переживай ты так! — сестра сочувственно положила руку брату на плечо. — Все бабы довольны остались! Вот только мужья ихнии почему то осерчали на тебя. Охоту на тебя устроили. Надели кольчугу, латы. Взяли мечи, булавы, копья, луки. Седлали вороных коней.
— И как же я умудрился в живых остаться? — спросил Иван, ощупывая руки и ноги, проверяя всё ли на месте.
— Да никак! Поймали они тебя, сделали обрезание, где надо, и хотели отправить евнухом к султану во дворец за гаремом присматривать.
— Как так? — Иванушка в ужасе начал судорожно ощупывать то место, где должно находиться мужское достоинство. Но там оказалось все на месте.
— Шучу я! Шучу! — весело засмеялась Алёнушка. — Не нашли они тебя.
— Уфф, прям от сердца отлегло! — заулыбался шутке Иванушка. — Но каким чудом я спасся то?
— Разве сестра бросит брата в беде, — девица заговорщически подмигнула, — Разведала я у султана диковинку одну заграничную. Шапка-невидимка называется. Я как тебе о ней рассказала, так ты, дурень, побег её выторговывать. Нет, чтоб украсть, как нормальный человек.
— Дык, чем мне торговать? У меня же ничего нету! — Иван недоуменно почесал затылок. — Чем же я расплачивался?
— Что, не помнишь? — снова засмеялась Алёнушка.
— Понятия не имею! — искренне задумался братец, — Ну давай, не томи!
— Ты отдал всю нашу деревню: землю и дома в пользование султану. Мало того, ты еще всех в рабство к нему продал!
— Да разве ж можно так с людьми русскими! — гневно воскликнул Иван.
— Я тебе также вчера говорила. Оказалось еще как можно! В государстве закон такой имеется, что староста деревни может распоряжаться ею как считает нужным. А кто у нас староста?
— Я.
— Ну вот! Так ты еще себя в рабство отдал, а меня в гарем к султану отправил.
— Врешь ты все! Не мог я так поступить! Где тогда шапка-невидимка?
— Слушай дальше. Схоронился ты, значит, от погони. Потом вы с султаном решили еще накатить. А ты шапку начал ему обратно продавать. И хотел выторговать за неё султанат себе в рабство вместе с гаремом.
— Не может быть! — раскрыл рот от удивления Иванушка.
— Ещё как может. Вот только сторговались вы на том, что за шапку он возвращает тебе деревню с землями, да освобождает от рабства тебя и меня. То есть за временное пользование шапкой-невидимкой он забирает всех людей из деревни в рабство.
— Вот так новости! Чего же теперь делать? — пригорюнился братец.
— А ты не помнишь, как ты еще ночью гонца в деревню с посланием отправил? Мол, народ честной, собирайся в дорогу дальнюю с пожитками. А утром приеду, поведаю да разъясню всё как есть.
— Это мне ещё всей деревне объяснять, как я их в рабство продал? — встал как вкопанный Иван, — Нет, я туда ни ногой!
— Не переживай ты так. Скажешь, мол, так получилось, деваться было некуда, и вообще, староста ты али нет!
— Тебе-то весело говорить, а меня на кол посадят, — с грустью пробормотал Иванушка. — Что-то в горле совсем сухо стало. Говорить даже больно.
— Ничего, мы скоро до озера дойдем, там и напьешься. Подожди меня, я сейчас.
И убежала Алёнушка в сторону рощицы яблоневой. А Иванушка глянул вдаль и увидел лужицу на дороге огромную. И со всех ног ринулся к ней. Припал к землице-матушке и давай водицу хлебать, пока не напился водицы вкусной, да не почувствовал силушку богатырскую. Прервал его окрик сестрицы:
— Иванушка, что же ты делаешь? Зачем водицу то из лужицы пьешь? Здесь же места чернобыльские! Обернешься ты мутантом поганым.
— Дык, ему теперь всё равно не жить, — группа деревенских мужиков, вооруженных топорами, да вилами, не спеша подходила к брату с сестрицей.
— Не губи, народ честной. Всё, что хочешь, для тебя сделаю, — ударил себя в грудь рукой Иванушка.
— Ты уже всё сделал! Теперь умри ж ты смертью лютою, — загомонили мужики и ринулись в атаку.
Рассвирепел тут Иванушка и перекинулся в зверя невиданного. Налились глаза кровью красною, отросли рога длиннющие, да острые. Из рук прорезались костяные наросты длиною с локоть. И, обезумев от злости звериной, кинулся Иванушка убивать своих соплеменников. Одному горло перерезал, второго на рога посадил, третьему живот распорол и все внутренности повытащил. Остальные разбежались в страхе неведомом перед зверем невиданным. А Иванушка припал ртом к горлу покойничка и стал пить кровушку алую.
Алёнушка тем временем засмотрелась на зрелище блокбастерное. Подивилась силушке удалой братца-мутанта. И не заметила, как скушала яблочко наливное наркотическое. Повлекла её тогда пучинушка водная, зазеркалье озерное. Побежала она к озеру глубокому и утопла под кайфом неизведанным.
С тех пор братец Иванушка так и стал рыскать в лесах заповедных, убивая народ заблудившийся. И лишь в полнолуние возвращался он к озеру проклятому и выл на луну-красавицу.
Сказка — ложь, да в ней намек:
Хочешь пить — ступай в ларёк!
