Тоскливо завывал колючий ветер. Его мелодия звучала над заснеженными крышами, пустыми улицами и вымершими микрорайонами. Снежные вихри с огромной скоростью проносились над городом. Снег вперемешку с горьким серым пеплом сантиметр за сантиметром накрывал безмолвного свидетеля бурной жизни. Он давно поглотил машины и редкие трупы людей, околевших, либо зарезанных на улице. Непроглядная тьма царила уже несколько месяцев не желая уходить. Днем, на пару часов, наступали сумерки. Частые магнитные бури и перепады давления отрицательно сказывались на все еще живых организмах.
По грязному хрустящему снегу неспешно шли трое. Отец и двое сыновей. Взрослый мужчина и двое юнцов. Голодные, замерзшие, потерявшие мать и сестру, но не потерявшие духа.
Скрипящие от холода бежевые пуховики скрывали их от злых глаз, заиндевелые шерстяные шарфы окутывали лица до самых глаз, не давая морозу окончательно сожрать обветренную плоть. Теплые шапки ушанки, валенки и несколько перчаток дополняли картину. Рюкзаки, обшитые белой тканью, образовывали на их спинах полосатые горбы. Мужчина, идущий впереди группы, имел простые лыжные очки. Между собой их скрепляла прочная веревка, обернутая у каждого в несколько витков на поясе. Каждый шаг давался им с трудом, самодельные снегоступы хоть и помогали двигаться, но высокие наносы и снежные барханы отнимали много сил.
Три исхудалых человека с горькой судьбой потеряли счет голодным дням. Великим счастьем было обнаружить закатившуюся под стол банку консервированного горошка или кукурузы в опустошенном универмаге. Домашней живности пришлось туго. Собак, кошек, голубей давным-давно переловили и съели самые удачливые и смекалистые.
* * *
Шел третий месяц. Третий месяц непроглядной тьмы и убивающего все живое холода. Восемьдесят третий день спустя самой чудовищной ошибки человечества. Последняя агония мертвой страны. Уцелевшие в войне старались выжить скорее по инерции, не до конца понимая, что все кончено. Никогда больше мир не станет таким как раньше. Дорогие машины, хорошая еда, прекрасные женщины, отдых в жарких странах канули в лету. Остались боль, голод, страдания и муки. С падением системы, пали моральные ценности и запреты. Обнажились столетиями скрываемые инстинкты хищников. Каннибализм, массовые убийства, садизм и насилие стали нормой буквально за пару недель. Дьявол потирал руки у себя в Преисподней, наблюдая за падением человечества в бездну морального разложения. Те, кто в этот момент был рядом со Священными книгами, мощами святых и иконами не удивился их обильному кровоточению. Если там, наверху, и существовал распределитель между раем и адом, то сейчас он, наверняка, был забит до отказа.
* * *
Впередиидущий человек рукой показал направление движения. Они шли уже более часа, изрядно устав и замерзнув. Мороз проникал под толстенные одежды, доставляя нешуточный дискомфорт. Ноги и руки слегка покалывали. Путники здраво рассудили, что необходим привал. Требовалось отогреть конечности, дабы не остаться без них.
Группа осторожно вошла в пятиэтажный дом, за которым они наблюдали прошлой ночью. Следов живых замечено не было. Место для отдыха выбрали на втором этаже. Первым делом они забаррикадировали входную дверь, рассчитывая в случае опасности покинуть квартиру через окна. Костер из мебели, разведенный в прихожей, хотя и изрядно коптил, но давал достаточно тепла для согрева. Еды оставалось мизерное количество. Ради нее собственно, они и покидали почти каждый день свой подвал в минус тридцать с лишним градусов. Обыскивали квартиры, остатки мелких магазинов, охотились на чудом выживших собак, не приближаясь при этом к крупным торговым точкам, складам и городскому рынку. Бывшие менты, ЧОПовцы и просто крепкие мужики с оружием подмяли под себя кормовую базу, не подпуская к себе простолюдинов. А людей в городе, несмотря на голод, болезни и стычки, хватало. К сожалению, нелюдей из них было больше. В некоторых районах, любого заблудшего ждала участь Джеймса Кука.
* * *
— Это я во всем виноват, — неожиданно произнес младший, — я так не хотел идти в первый класс, что попросил Боженьку сделать так, чтобы со школой что-нибудь случилось. Простите меня, пожалуйста!
— Сынок, ты что, не плачь. Не в чем ты не виноват... — тяжко улыбнулся отец, поглаживая грязную голову сына.
— Пап, из-за меня погибла мама и Вика, это я виноват во всем! — окончательно разрыдался ребенок.
Отец крепко обнял дрожащее тельце и несколько раз поцеловал сына в макушку, вытирая слезы рукавом.
— Ну все, хватит, запомни раз и навсегда — ты не в чем не виноват, и если есть кого винить в случившемся, то только... — отец запнулся, — никого не вини, сын. Просто так получилось... неудачное стечение обстоятельств.
Видя, что его слова успокаивающе действуют на ребенка, он продолжил.
— Когда все более или менее наладится, когда мы найдем новый теплый дом и много еды, обещаю, я научу тебя все наукам, что знаю сам. Ты даже не можешь представить себе как это интересно. Эх, школа, лучшее время в жизни. Почему ты не хотел идти туда?
— Я умею считать только до ста. Учителя бы смеялись надо мной, — оторвав голову от плеча отца, мальчик посмотрел красными глазами на заросшее лицо.
— Было бы чему стыдиться. Скажу тебе по секрету, есть дети, которые даже до десяти считают с трудом, — искренне засмеялся отец. — Еще минут десять отдыхаем и идем дальше. До ночи должны успеть обыскать этот подъезд и вернуться обратно...
* * *
Хотя абсолютное большинство квартир были вскрыты до них, группе удалось поживиться не замеченной мародерами добычей в виде двух банок рыбных консервов, половиной целлофанового пакета со смесью различных круп и несколькими банками соленьев. В одной из квартир их ждала неприятная находка — на люстре висело окоченевшее тело женщины. Срезав веревку, они уложили труп на диван и накрыли простынью. Из прочих полезных находок был массивный топор с металлическим обухом, увесистая упаковка спичек, теплая одежда, приправы, а также немного простейших лекарств наподобие активированного угля и ношпы. Распихав все это "добро" по рюкзакам и немного погревшись у тлевших углей, они, было, направились обратно в свой укромный подвал, дабы выспаться и поесть горячего. Однако Хозяйка судеб имела другие виды на этих людей...
Изо всех сил напрягая глаза, отец пристально осмотрел окрестности со всех сторон дома. Не заметив ничего необычного, он выбросил в разбитое окно сначала свой набитый вещами рюкзак, затем легкие рюкзаки сыновей. Следом отец спрыгнул сам. Несмотря на небольшое расстояние от окна до снежного наста, он умудрился попасть ногой в углубление между стеной и снегом. Боль резанула по телу горячим ножом. Крик чудом не вырвался из груди мужчины. Сыновья сперва не поняли в чем дело. Выбравшись из здания и увидев, что произошло, они ужаснулись. Кусок кости ясно проглядывался под складками штанов. Открытый перелом. Лоб мужчины, несмотря на дикий холод, покрылся испариной. Прошептав нечто нечленораздельное, он отключился. Ошарашенные произошедшим, братья молча стояли друг напротив друга. Вьюга усиливалась. Серый снег заметал лицо неподвижного мужчины...
* * *
— Попей, пап. Я сварил бульон, ты всегда делал мне бульон, когда я болел, — шептал старший сын, сидя у самодельной кровати, освещаемой чахлым светом свечей.
С трудом разлепив отяжелевшие ветки, отец увидел смутные очертания сына. Поддерживая шею, мальчик приложил кружку с варевом из мяса вороны к потрескавшимся, обмороженным губам отца. Бульон разлился по телу благостным теплом. Голодная резь постепенно уходила. Судя по всему, решил отец, они находились в своем подвале, находившемся в километре от того места где он сломал ногу.
— Как вы?
— Все хорошо. Я все сделал как надо, никто нас не видел.
— Молодец. Где Витя?
— Спит. Знаешь, мы беспокоимся о тебе. Твоя нога... Нас учили в школе, что делать в таких ситуациях. Я обработал рану, соединил кости, наложил шину. Но температура постоянно скачет. Под утро тебя бросает в холод, к ночи наоборот, ты просто горишь. Я протираю тебя уксусом, чтобы сбить жар.
— Правильно. Ты сказал под утро, сколько я уже в отключке?
— Третий день.
Отец задумался. Третий день его мучает лихорадка. Нога не двигается. Общее состояние хреновое. Возможно заражение крови. Медикаментов нет. Еды осталось на неделю. Дома в относительно спокойной зоне обысканы вдоль и поперек. Необходимо решать, как быть дальше.
— Ни в коем случае не выходите наружу. Понял? Продукты берегите и... — не закончив фразу, отец вырубился.
* * *
Следующие три дня тянулись вечность. Повинуясь словам отца, мальчики не покидали укрытие. Все это время они любо по очереди спали, либо играли в карты, либо просто разговаривали, вспоминая счастливые и такие недалекие времена. Приходилось пить много теплой воды, чтобы не очуметь от голода. Немного каши в обед, банка консервов раз в два дня на троих. Отец бредил. Спорил, говорил, нечленораздельно мычал. Нога окончательно воспалилась, представляя собой страшное зрелище. Сочился гной, мясо гнило.
* * *
— Антон! Подойди, — среди ночи отец очнулся.
— Помнишь как мы того лося разделывали? Когда с дядей Пашей на охоту уезжали на два дня.
— Помню, — у мальчишки потекли слюни от одного воспоминания о той горе мяса.
— Принцип тот же, — ухмыльнулся отец.
— Какой принцип?
— Разделки.
— Эээ, пап, максимум, что мы можем сейчас разделать так это себя, — неумело пошутил мальчик.
— Вот и я о том же.
— Бать ты чего? Все хорошо будет, нога пройдет, — успокаивающим тоном говорил мальчишка, не понимая, к чему клонит отец.
— Антон. Послушай и не перебивай. Еды у нас нет. Всю округу мы обшарили. Дальше соваться нельзя. Убьют. Самым болезненным способом, — приступ кашля, — так вот, о чем я. Убьют, да. Вам двоим нужна еда. Белки. Много белков. Два месяца на скудном пайке и так забрали слишком много. У тебя кости торчат наружу. Я потерял жену и дочь, не хочу терять сыновей.
— Да ты че блин, — на глазах Антона выступили слезы, — как же мы без тебя то. Ты вообще понимаешь, о чем меня просишь? По-твоему я убью тебя? Ни за что в жизни.
Отец прикрыл веки, собираясь с мыслями. Губы его дрожали. Было видно, что он борется с собой.
— Антон. Сыночек. Посмотри на Витю. Ему очень тяжело. Пожалуйста, сделай это ради меня. Я все равно не жилец. Видишь, нога почернела. Это гангрена. Если бы ты и мог качественно ампутировать ногу, то антибиотиков все равно нет. Придется смириться.
Антон молчал. Слезы текли по его облезлым щекам.
— Весна скоро придет. Месяц, может два. Видели же солнце. Видели?
— Видели, — всхлипывал мальчуган.
— Вот видишь. Это, — отец обвел взглядом потолок, — не будет длиться вечность. Потеплеет, сможете выбраться в лес. Лес это жизнь. Зверь. Птица. С грибами и ягодами придется повременить, если не хочешь без волос и зубов остаться.
Антон тяжело сел на холодный пол. Мысли бушевали в голове роем пчел. В висках застучало.
— Возьмешь нож. Резко ударишь вот сюда, — отец отодвинул одеяло и нащупал точку немного левее центра груди. Затем как можно быстрее спустишь кровь. Тазики приготовь. Спрячешь их на верхнем этаже. Топор поточишь. Мясо в ледник сложишь. До тепла продержитесь, — отец перевел дыхание, — не зря ж столько раз ходили на охоту. Пригодилось. Витю позови, попрощаемся.
Прощание было не долгим. Витя спросонья не понимал, почему плачет отец и его старший брат Антон. Они крепко обнялись и горячо поцеловались. Несколько слов и пожеланий на прощание окончательно смутили юного Витю. Затем отец попросил выйти младшего сына и идти спать. Тем временем Антон дрожащими руками взял нож, и, немного помедлив, резко вонзил его прямиком в трепыхающееся сердце. Отец дернулся и мгновенно поник. Антон, рыдая, принялся разделывать тело. Тело любимого отца...
PS. Весна пришла лишь спустя долгих 6 месяцев.
