Отряд не заметит потери бойца

Отряд не заметит потери бойца

Законы, действующие в замкнутых системах, отнюдь

категорически нельзя осуществить в другой.

— Сначала был Аасан-Тот, настоящее имя которого мы боимся произнести. — жрец простирает руки вверх, обращаясь к небу. — Музыка его флейты сегодня привела нас сюда, а завтра приведет к тому, к чему должна привести! — Халат служителя культа расписан множеством разнообразных драконообразных существ, подол разрезан на бесчисленное количество щупальцев. — Йак-Сет-Тот — Все-в-одном и Одно-во-всем — хранит ключи от врат, откроющихся для прихода того, кого мы все ждем. — Жрец раскачивается, и кажется, что щупальца лижут землю. — Все мы ждем пробуждения Хадхулу, чтобы в назначенный час стать его верными солдатами! — Оратор пристальным, въедливым взглядом обводит людей, собравшихся вокруг огромного — в три человеческих роста — идола, изображающего Хадхулу.

Смотрю на свирепое, внушающее страх и ужас, трепет и преклонение изображение Оставляющего, изучаю каждый изгиб, трещину на поверхности исполинского изваяния. Жрец вглядывается в лицо каждого из собравшихся. Я, по-прежнему всматриваясь в Хадхулу, бросаю секундные взгляды на окружающих. Мы ищем заговорщиков. Жрец — долго и тщательно, я — быстро и поверхностно. Жрец властен и спокоен, я боюсь, что выдам волнение: ладони становятся влажными, на лбу выступает испарина, уши горят.

Взгляд служителя Хадхулу останавливается на мне. Принимаю вызов, стараясь максимально сохранить самообладание, не выдать ни капли переполняющего волнения.

Черные глаза против зеленых. Широкое короткое лицо против вытянутого узкого. Сведенные, напряженные, сросшиеся черные брови против расслабленных светлых. Жрец чуть искривляет губы и переходит к изучению соседа.

— Мы все ждем, — теперь он уверен, что все. — времен, когда — как указал пророк! — наступит час, когда человечество сможет стать таким же, как великие Властители Древности, — таким же вольным и необузданным, живущим по ту сторону добра и зла, презирающим законы и нормы морали; и тогда все люди будут кричать, убивать друг друга и пировать в великой радости! А потом освобожденные Властители Древности научат нас кричать, убивать и радоваться по-новому и вся Земля воспламенится в холокосте экстаза и освобождения!

Порывы ветра раскидывают зеленые полотна расставленных по четырем углам знамен Хадхулу с восьмиконечной звездой и причудливейшей вязью. Порывы ветра раскидывают пламя факелов, расставленных по кругу. Порывы ветра раскидывают песок, прижигающий стопы даже через толстую кожу сапог. Небо меняет цвет от фиолетового до темно-малинового, создавая психоделический фон оккультному собранию.

— Дабы приблизить момент пробуждения Хадхулу, дабы получить печать, по которой Оставляющий узнает нас, — жрец погружает ладони в карманы халата. — мы в очередной раз проведем обряд.

Слуга Хадхулу извлекает ладони, с которых сыпется серебристый порошок, мгновенно вспыхивающий огнем при попадании на песок. Жрец отходит на пару шагов назад, ибо перед ним разгорается костер.

Показанный впервые фокус шокировал посетителей собрания, однако теперь уже никого не удивишь подобными представлениями не только в Иреме, но и во всей Руб-Эль-Хали.

Небо становится темно-малиновым.

— Пглуни хлгунакч Хадхулу С'лайв уканал хтанг! — Жрец, растопырив руки, расставляет ноги на ширину плеч, и кружась отходит от разгорающегося костра.

— Хадхулу хтанг! — Служитель культа продолжает крутиться с большей скоростью, уже чуть согнувшись, так что подол, чуть поднимаясь, образует купол.

Собравшиеся участники обряда выстраиваются в очередь перед костром и один за другим перепрыгивают через костер, исторгая радостное "Хтанг! Хтанг! Хадхулу Хтанг!"

Первый преодолевший огненный барьер добегает до огромного идола Хадхулу и начинает наворачивать круги. Следующий, перепрыгнувший костер, догоняет первого, кладет ладони на его плечи, и они уже вдвоем кружатся вокруг Оставляющего.

Небо переливается фиолетовым.

Мы живем под куполом. Уголки горизонта закругляются так, что создает ощущение, будто находишься под полусферой. К куполу прибита Луна. Прибита в прямом смысле, так что видны множество шляпок гвоздей на поверхности спутника. Купол дополняет ощущение оторванности от остального мира царящее в Иреме, ведь вокруг на многие дни пути во всей Руб-Эль-Хали нет ни одного поселения. Мы под колпаком, вольные творить любые дела.

Разбегаюсь и с легкостью перепрыгиваю костер, хотя жар и опаляет ноги.

Если оказаться нечистым перед Хадхулу, то он не даст сил преодолеть огненный барьер, не пропустит предателя.

Но я то знаю, что это полнейший бред!

Догоняю последнего в круге и с силой хлопаю по плечам. Жрец продолжает исступленно исходить в истерическом танце, уже распластавшись на песке. Чьи-то руки хватают за плечи. В воздухе разносится: "Хадхулу Хтанг!" под зорким наблюдением исполинского изваяния Оставляющего.

Днем мы льем колонны.

Днем мы изготавливаем модели, смешивает раствор, заливаем в формы, шлифуем и полируем заготовки.

Днем мы работаем.

А вечером, после напряженного трудового дня, почти весь Ирем собирается в городском кабаке.

В огромном главном зале нет свободных мест. Люди, сгруппировавшись вокруг больших круглых столов, ведут разговоры на самые различные темы. Я же обсуждаю с мастером качество шлифовальных кругов мелкой зернистости, прибывших в последний большой партии.

Стены зала расписаны картинами из пророчества о пробуждения Хадхулу. С потолка за нами пристально и грозно наблюдает лик Оставляющего.

В окружающей обстановке ничто не наведет стороннего наблюдателя на мысль, что он находится в самом логове заговорщиков.

Мастер, отвлекаясь от разговора, откидывается на спинку резного деревянного стула — крайне дорогого, ибо в Иреме дерево не дешевле золота, — и делает глоток воды. Чуть сощурив глаза, смотрит на меня. Чуть сощурив глаза, смотрю на него. Мы оцениваем друг друга. Мы знаем: это проверка на предмет принадлежности к заговору. Мы знаем: сказать что-либо точно невозможно.

Ощущаю в кармане рабочей куртки появление почти невесомого прямоугольного предмета. Это всегда происходит незаметно. Оглядываюсь по сторонам, ища подкинувшего записку. Но, как и во все предыдущие разы, подобные поиски бесполезны: окружающие ничем не выдаются, продолжая вести себя так же как и раньше — беседуют, смеются, едят и пьют.

Прошу прощения у мастера и выхожу из-за стола. Пересекаю зал, сворачиваю в широкой проход. Слева и справа двери в уборные. Приоткрываю одну, так чтобы меня не было видно из зала. Вынимаю сложенную пополам записку и чуть разворачиваю: все как и в предыдущие разы — "ваш заказ в номере 3". Выглядываю из-за двери — никого. Кладу записку в карман и быстро, перескакивая через ступеньку, поднимаюсь по лестнице, находящейся в конце коридора с уборными.

На втором этаже никого. Мягко ступаю, чтобы шаги никоим образом не были слышны. Через незакрытую на ключ дверь проникаю в третий номер и тут же передвигаю задвижку с внутренней стороны. Прислушиваюсь. Тишина. Никого.

В центре номера стол. Подхожу, разглядывая стоящее на нем блюдо закрытое куполообразной крышкой.

Во время первого посещения номера у меня текли слюнки, ибо ожидал увидеть на блюде что-либо съестное, однако, там оказался белоснежный балахон до пят и такой же белый треугольный колпак до плеч с прорезями для глаз.

В этот раз, в отличие от первого, под крышкой не содержится никаких инструкций, поясняющих дальнейшие действия. Снимаю всю одежду, укладывая на стол, и облачаюсь в балахон. Точно напротив сердца с внешней стороны пришита радующая глаз эмблема: крабообразный гриб, а вокруг три буквы "К" — юКККот. Балахон плотно прилегает к телу, а эмблема как бы прилипает к сердцу, от нее исходит приятное согревающее тепло. Надеваю колпак, становясь для всего остального мира абсолютно безликим белым человеком.

В этом номере нет ни одного изображения Хадхулу в том или ином виде. Оставляющий не видит перевоплощения, делающего из ночного поклонника одного из заговорщиков.

Подхожу к шкафу, стоящему в углу номера. Открываю дверцы. Шкаф завешен всевозможной одеждой. Раздвигая ее, достаю из кармана балахона миниатюрный ключ и вставляю в еле заметную скважину на дальней стенке шкафа. Несколько оборотов и дверца-стенка сама раскрывается внутрь, открывая проход внутрь стены. Залезаю в шкаф, ловко пролезая между одеждами. Закрываю явные дверцы шкафа и ступаю в темный проход, оказываясь на ступенях винтовой лестнице. Изнутри закрываю дверцу-стену и осторожно, наощупь, спускаюсь.

Путь вниз может показаться ужасно долгим, а может пролететь и за несколько мгновений, поэтому абсолютно невозможно определить глубину залегания логова. Лестница несколько раз прерывается небольшими горизонтальными площадками, после которых меняет направление, поэтому абсолютно невозможно определить пространственное расположение логова.

Выставляю вперед руки и нащупываю холодную каменную дверь. Нахожу фигурную — в виде гриба ручку — и тяну. Взгляду открывает залитый тусклым светом бункер. Кажется, что свет идет из самих стен.

Обычно в бункере уже находятся несколько человек, сидящих на стульях, стоящих вокруг отдающего металлическим отливом цилиндра, установленного в центре логова. Никого не возможно узнать в белых одеждах. Балахон и колпак равняет абсолютно всех. Среди присутствующих могут оказаться кто угодно: и напарник по работе, и мастер, а может и сам хозяин кабака.

Однако сегодня никого.

Чувствую, как кто-то невидимый снимает кожу с черепа, спиливает черепную коробку и обхватывает мозг — заключенное в цилиндре сознание проникает в меня.

В первый раз было ужасно неприятно, страшно, тянуло рвать, и я чуть было не упал в обморок. Однако, теперь уже привык.

Напротив цилиндра стоит высокий резной стул. Подхожу к нему и сажусь. С цилиндром начинают происходить метаморфозы: кажется, он течет, переливается металлом от вершины до основания, выпуская еле заметный дымок. Это значит сейчас заключенное внутри сознание выйдет на связь. Обычно оно проводит беседу, разъясняя истинную историю Хадхулу, его взаимоотношений с Грибами, Старейшими, Крылатыми и прочими существами, вербует на свою сторону, а затем дает сведения о надлежащих действиях.

"Сегодня", — такое ощущение, что в мозгах ковыряются ножом, — "ты совершишь путешествие, прежде чем получишь конечное указание." — от головы по венам и артериям расходятся невидимые трубки, захватывая все тело, будто подключая к чему-то.

Съеденное и выпитое в кабаке подходит к горлу, грозясь быть исторгнутым наружу. В ногах и руках чувствуется предательская слабость.

Обычно никто не разговаривает на сеансах связи с цилиндром, однако, сейчас, хочу закричать: "Хватит! Нет! Нет! Я отказываюсь от всего! Отпустите меня! Отпустите!".

Постепенно тело становится невесомым, будто растворяется.

"Нет! Нет! Нет! Отпустите! Нет!"

Окружающее плывет перед глазами, желтые каменные стены и отдающий металлом цилиндр смешиваются вместе в какую-то тягучую вязкую массу, которая налипает к уже практически несуществующему телу.

Мгновение и

Темнота.

Нет, это не темнота, это полет в космосе. Передвигаюсь с огромной скоростью, так что проносящиеся мимо планеты и звезды — красные, голубые, белые, желтые — смешиваются в разноцветный ковер.

Зависаю над планетой, где царит вечная ночь, Юкккотом, вращающемся вокруг маленькой очень тусклой звезды.

Разглядываю поражающие воображение циклопические здания планеты, настолько огромные, что их можно наблюдать из космоса. Сперва строения внушают внеземной ужас, возникает желание сорваться с места и унестись как можно дальше, однако, вглядываясь все больше, понимаю: нет никаких оснований ждать зла от Юкккота, наоборот обитающие на планете грибы взирают на меня с надеждой и уважением.

Моргаю, и Юкккот тут же сменяется Землей. Угадываю очертания континентов и даже нахожу Руб-Эль-Хали и Ирем.

Космос пропадает, и я снова оказываюсь в бункере. На дальней стене камень приходит в движение, становится цветным, рисуя поражающие воображение картины.

В безбрежном океане поднимается остров, и из отвратного строения на свет вылезает Хадхулу.

Камень приходит в резкое движение, смазывая старую картину и рисуя новую.

Небеса исторгают орды Крылатых, заселяющих Землю.

Новая картина.

Из ниоткуда в пространстве появляется сфера, из нее на плато Ланг выходят Старейшие.

Новая картина.

Ужасные аморфные шогготы выползают из подземных убежищ, и заполоняют видимое пространство, сметая все на пути.

Новая картинка.

Звездное небо закручивается по спирали, временные пространства накладываются друг на друга.

Конец.

Хотя ощущения тела вернулось, по-прежнему чувствую себя пребывающем в совершенно ином месте.

Закрываю глаза, стараясь в точности воспроизвести увиденное и найти то, что не увидел.

В безбрежном океане поднимается остров, и из отвратного строения на свет вылезает Хадхулу, небеса исторгают орды Крылатых, заселяющих Землю, из ниоткуда в пространстве появляется сфера, из нее на плато Ланг выходят Старейшие, ужасные аморфные шогготы выползают из подземных убежищ, и заполоняют видимое пространство, сметая все на пути, звездное небо закручивается по спирали, временные пространства накладываются друг на друга.

Испарина выступает на лбу, весь белоснежный костюм начинает пропитываться потом. Еще раз.

В безбрежном океане поднимается плато Ланг, и из отвратного строения на свет вылезает Хадхулу, небеса исторгают орды шогготов, заселяющих Землю, из ниоткуда в пространстве появляется остров в океане, а из него выходят Старейшие, ужасные аморфные Крылатые выползают из подземных убежищ, и заполоняют видимое пространство, сметая все на пути, звездное небо закручивается по друг на друга, временные пространства накладываются по спирали.

Никаких сил уже нет, обмякаю на стуле.

В безбрежном плато Ланг поднимается океан и из отвратного убежища на свет вылезают шогготы, океан исторгает орды Старейших заселяющих звездное небо из ниоткуда в пространстве появляются аморфные Крылатые а из них выходит Хадхулу, ужасные аморфные острова выползают из пути закручивающемся по спирали и заполоняющем строения сметая видимые на ужасные небеса пространства Земли, временные убежища накладывают сферы на друга.

Тошнота подходит к горлу и на этой раз непереваренная еда пачкает колпак изнутри и балахон снаружи.

В плато океана поднимается Ланг и из видимого пространства орды вылезают Крылатые исторгая из отвратного острова шогготов заселяющих временные пространства пути проявляя ужасных Старейших из безбрежного убежища на свет вылезает звездное небо заселяющееся аморфным Хадхулу закручивающем по спирали и сметающем заполоняющие строения временных сфер Земли накладывающей пространства ужасных небесных убежищ.

Конец.

Небо темно-малиновое.

Жрец что-то восторженно вещает, как обычно активно жестикулируя.

Кажется, купол неба настолько сжался, что если протянуть руку, то можно коснуться рукой. Мир скукожился до небольшого пространства около идола Хадхулу. В этом замкнутом пространстве вокруг меня находятся те, кого я отчаянно искал в картинах, появлявшихся вчера.

Людей.

Да, человек отнюдь не старейший и не единственный хозяин Земли, он вообще не имеет значения для Земли, Космоса и Времени. Но можно быть бессильным перед могущественными властителями, можно быть бессильным перед высшими силами, но бессильный перед высшим не означает бессильность вообще, особенно, бессильности перед равными.

Подхожу к жрецу, в очередной раз что-то кричащем о близости пробуждения Хадхулу. Служитель настолько вошел в оккультный раж, что замечает меня только в последний момент. Со всего маху бью противника по лицу. Жрец отлетает, падая на спину, и долго лежит, наблюдая за небом, становящимся фиолетовым, и прибитой Луной. Обычно сильный ветер стихает, как бы ожидая, что будет дальше. Жрец ахает, словно только теперь понимая, что произошло. Руками трогает разбитый нос, хлюпает, силясь втянуть льющуюся кровь, и смотрит на красные руки, будто не веря в реальность происходящего.

Жрец поднимается на ноги и весь дрожа, истошно вопит:

— Это! Это! Бунтарь! Он восстал против Хадхулу! Хадхулу покарает его! — широко улыбаюсь. — Схватите! Схватите его! — Жрец обращается к собравшимся. — Убейте! Убейте его!

Наблюдаю за окружающими, с опаской ожидая их действий. Однако все смотрят на меня как на героя и не скрывают презрительных взглядов, бросаемых на жреца.

Теперь понимаю: все собравшиеся уже не служат Хадхулу, все они находились в бункере и все совершали путешествие, подобное вчерашнему, однако, не смогли принять бессильность перед высшим, опустили руки и перестали действовать в текущей реальности, однако, ждали того, кто сможет выйти из ритуального круга и сделать то, о чем все мечтают.

Жрец с окровавленным лицом мечется по кругу, причитая: "Что же! Что же вы стоите!", затем подбегает к идолу Оставляющего и рассыпает вокруг себя серебристый порошок из карманов халата. Языки пламени вздымаются, образуя защитный круг. "Не пройдете! Не пройдете!" — язвительно верещит жрец — "Хадхулу не пустит! Хадхулу не пустит!".

Трое выходят из круга, вытаскивают из песка флагштоки и срывают зеленые знамена Оставляющего, подбегают к волшебному костру, на секунду останавливаются, но затем смело перепрыгивают через огонь, как раньше на обрядах.

Жрец мертвецки бледнеет — все представления, в которые он так долго верил, рушатся в мгновение ока. Слугу Хадхулу сбивают и протыкают флагштоками.

Осматриваю собравшихся. Может мне и мерещится, но на каждом белоснежные балахон и колпак.

Хадхулу, заключенный в камне, наблюдает за нами, неспособный что либо сделать, сегодня здесь и сейчас мы оказались сильнее самого сильного, пока что неспособные разрушить идол, однако, скоро в наших руках окажутся молоты, превращающие памятники прошлого в пыль.

А пока мы берем в руки факелы, строимся в колонну и идем в город.

13.04.2008 — 17.04.2008, Колпино