Его глаза пустели с каждой войной. Или просто менялись?
И приходилось заново учиться видеть в них хоть что-то кроме бездушного стекла.
Иногда кажется, что и войны устраивают не ради ресурсов и экономических выгод, а чтобы увидеть в глазах соперника хоть что-то. Лучше — горечь поражения, это более полезно.
В воспоминаниях почему-то видится, что раньше его глаза были в сотни раз более живыми чем сейчас. Что сияли как звезды или опаляли огнем, но понятно, что это не так. Обычные были глаза. А может тогда он просто хуже притворялся. То ли не умел, то ли не хотел... не то что нынче. Страшно ему в глаза смотреть. Пусто там. Нет, конечно он умеет изобразить нужные эмоции, он достаточно опытен. Только вот остальные достигли в притворстве не меньших высот, и столь же легко различают искусственное и истинное.
Иногда он задумывается — а зачем тогда притворяться? Странная традиция...
Когда он таки проиграл — ему смотрели в глаза с жадным вниманием, как впрочем, и всем проигравшим и выигравшим — редкая возможность увидеть что там, под многотонным панцирем лицемерия, давшим, или, скорее, возможно давшим трещину. И смотрят, выискивая ее, хоть тончайшую, старательно замаскированную владельцем. А вдруг... вдруг она ведет достаточно глубоко и можно хоть одним глазком, на минуточку, увидеть его истинные чувства и, если повезет, помыслы.
Он тоже смотрел, в надежде увидеть что скрывается под этой пустотой. Ну не может у человека, а воплощения все-таки люди, быть таких глаз. Не может. Вот только то ли лед толстоват, то ли еще что... В глазах была видна, да и то, едва-едва, лишь усталость. И привычная, разве что почти неприлично не прикрытая ничем пустота.
