К родным берегам
Молодой данмер-аристократ сжимал кулаки от ярости, глядя на неспешно отдаляющиеся очертания прибрежных скал Эбенгарда. Гнев медленно разъедал его сердце, а мысли бешено метались, не находя опоры. Он пытался отыскать хоть какую-то лазейку, хоть что-то, что могло помочь, но остальные варианты были сотни раз рассмотрены и отметены. Причем уже через несколько часов после того, как вчерашней ночью задыхающийся от бега и смятения слуга принес гибельную весть. Юноша знал, что другого выхода теперь нет, и уже сделал последний шаг, но все еще отказывался верить, что все закончилось так. Тяжело, почти невыносимо было признать, что теперь он бежит неведомо куда не только из поместья, но и из провинции, и одним Троим известно, когда судьба дозволит ему вернуться домой — к невесте, родным, друзьям и заслуженному величию.
План был, без ложной скромности, блестящим. Тем больнее и унизительнее понимать, что рухнул, обратился в пепел он лишь из-за гнусного невежества какой-то служанки! Какой-то потаскушки-служанки! Кто же мог знать, что эта блудливая дура спит с одним из приказчиков брата самого герцога! Да еще и радостно рассказывает ему, что близкий друг некоего Венима, ее хозяина, наверное, скоро станет королем вместо Хелсета, и тогда Хлаалу останутся не у дел! И вот из-за этой пустоголовой стервы теперь он — он, Иларвур Веним! — вынужден надолго покидать свои земли. Но ничего! Совсем, совсем не все еще потеряно, и для уныния сейчас точно не время. Он будет тайно организовывать работу соратников из-за границ провинции, где его не достанет длинная рука королевской власти. А потом, когда они наберутся сил, Иларвур вернется, и план наконец-то будет изящно и стремительно воплощен в жизнь. Непременно будет — слишком уж он хорош, чтобы случилось иначе. Больше ни единое обстоятельство не сможет им помешать.
Берег уходил все дальше и дальше, он уже почти истаял в утренней дымке, только новый маяк все еще гордо высился над белесым маревом. Иларвур сжал кулаки еще сильнее, так, что ухоженные ногти впились в серую кожу ладоней. Это не больно — несравнимо больнее покидать родные края без надежды на скорое возвращение. И тосковать о них, едко и тягуче, когда еще только стоишь на палубе корабля, плывущего в годы изгнания.
Молодой данмер круто повернулся на каблуках и направился в свою каюту. Делать здесь больше было нечего — нужно думать, как поступить дальше. Возможностей масса, и он их не упустит.
* * *
Вот уже долгих девять лет он жил на чужбине. Многое изменилось за эти годы: например, казнили еще троих соратников, четвертый принял яд, чтобы избежать позора. Их оставалось не так много, зато времени у них было не в пример больше — всегда можно заручиться поддержкой других данмеров из высшего света, недовольных политикой короля.
Искали Иларвура Венима гораздо тщательнее, чем он мог предполагать. Видимо, сочли одним из самых опасных заговорщиков. Поэтому скрыться данмер смог только в глуши хвойных чащоб Скайрима. Здесь он поселился в небольшом городке, основанном несколькими лесопромышленниками, и особенного успеха снискать пока не сумел — поддерживать связь с заговорщиками было очень трудно, не столько из-за конспирации, сколько из-за огромных расстояний и ужасных дорог. Умения и знания молодого аристократа тут были никому не нужны, поэтому ему пришлось работать письмоводителем в местной канцелярии — грамотных людей или меров здесь почти не было. Иларвур до сих пор отказывался верить, что такое творится именно в его жизни, и не знал, сколько еще оскорблений придется вынести его чести, но он теперь был готов к ним — как и к другим ударам его нелегкой доли.
Он сам здесь был чужеземцем, но все так же презирал окружавших его н"вахов. Те платили ему тем же и сторонились его. Веним был единственным данмером на многие тысячи миль вокруг, и ему не с кем было даже переброситься парой слов вечером за бокалом вина в трактире. Комнату он снимал в соседнем с этим заведением доме, у немолодой вдовы, которая тоже на дух не переносила данмера. Однако платил он исправно, и потому их отношения исчерпывались холодным молчанием. Так что единственными его собеседниками были редкие посетители канцелярии, у которых он спрашивал имя и цель прибытия в город. Ну, и, конечно, сам Иларвур — когда вечерами он позволял себе немного помечтать о том, что будет, когда его дела наконец пойдут так, как должны.
"А потом я... Куплю-ка я потом себе поместье, — вновь задумчиво улыбался Веним. — В Морнхолде или рядом с ним. Можно и на Вварденфелле, конечно, но все-таки не то. В Вивеке нет места, в Альд'Руне пепел на зубах скрипит, а в Балморе живет слишком много всякого сброда. Так что — в Морнхолде. Старое, этот клочок земли, очевидно, продам. Выстрою двухэтажный каменный дом, пристройки для подсобных нужд, разобью большой сад, заведу рабов, найду хорошеньких служанок... Дом обставлю мебелью из настоящего, хорошего дерева, какое не найдешь на острове, да и в Морнхолде тоже. Никогда больше не покину Морровинд и весь первый год ни одного вечера не упущу даром. Столица..."
Иларвур сделал длинный глоток вина, посмаковал его немного и нахмурился: "А я гнию в этой дыре. Ну ничего, недолго осталось ждать..."
Медленно лилось в бокал вино. Лениво тек вечер, неспешно текла по жилам кровь, радостно текли мысли. Жизнь в этом захолустье, среди косых, даже враждебных взглядов, конечно, тяготила молодого данмера. Но всегда, каждое мгновение его грело осознание того, что в конце этого скорбного пути его ждет достойная награда. Оно спасало Иларвура, когда в канцелярии хотелось швырнуть чернильницей в небритую рожу очередного лесоруба, когда мерзкие соседские дети тыкали в его сторону пальцем на улице, когда вертлявая подавальщица в трактире, пролив на его колени кувшин вина, только хихикала и отворачивалась. Это помогало не сорваться и не выдать себя, помогало не сойти с ума от скуки и уныния. Надо жить. Надо действовать и верить.
* * *
Завтра — горькая и унизительная свадьба. И он сам сделал все, чтобы она состоялась. Но почему-то от этого нисколько не легче.
Деньги были нужны, очень. За четыре десятка лет он с помощью соратников накопил некоторую сумму, но для переворота ее явно было недостаточно. Исполнение первоначального плана стало невозможным, он, по сути, окончательно провалился. Поэтому придется действовать в открытую. Необходимо оружие, другое снаряжение, необходимы огромные взятки. Нужны наемники, в сущности, целая армия. Разумеется, у заговорщиков были и свои отряды — настоящие, преданные идее воины, но их не могло хватить для того, что теперь замышлялось. До крайности требовалось, к тому же, завладеть через третьих лиц несколькими шахтами — чтобы были и такие средства давления на население и на власть. Если хотя бы два самых мощных месторождения эбонита или стекла будут под полным контролем — уже можно диктовать определенные условия. Надо только обеспечить там самую лучшую охрану, возможно, даже придется возвести что-то вроде основательных укреплений. Ну, и, безусловно, нельзя не брать в расчет гнездовья квама — именно они кормят весь остров, и не только его. Словом, свадьба была верным решением. Но каким же постыдным...
Она, его будущая жена, Хемрисса — не просто н'вах, она еще и полукровка. Эльфийская кровь, кровь ее матери, уроженки Саммерсета, сделала ее весьма привлекательной девушкой, а богатство отца-нордлинга, самого крупного из местных промышленников — завидной невестой. Она сводила с ума всех парней не только крохотного городка и окрестных деревень, но и Винтер Холда, здешней столицы, куда выбиралась вместе с отцом почти каждый месяц. Конечно, всех, кроме Иларвура. Он и представить не мог, что когда-либо женится из-за денег, тем более — на полукровке. Но выбирать не приходилось — во имя великой цели иногда можно пожертвовать даже собственной честью. Этот позор никогда не смыть, но Веним все же попытается — своими делами во благо Морровинда. И самое главное — победителей судить не только не принято, но и чревато самыми трагичными последствиями.
Познакомились они с Хемриссой почти случайно — у старого Торвамиуса, к которому Иларвур иногда заходил, чтобы взять пару книг на день. Не бесплатно, разумеется. В тот вечер там же оказалась и она — как выяснилось, тоже любила читать. Завязался разговор. Они беседовали о литературе, о театре, смеялись над пьесами небезызвестного Курио. И именно тогда данмер решил — это его шанс. Грустный, неправильный, но шанс, который нельзя было потерять.
Хемрисса уже была помолвлена, и прежний жених очень нравился ее отцу, однако помехой это стать не могло. Отец был против их отношений, но смирился — ее решение осталось непреклонным. Особенно любить Иларвура он от этого не начал, но свадьбу устраивает весьма приличную.
Несколько трудно доверять кому-то, когда ты — красивая и умная дочь человека, который поставляет дорогие меха во все провинции Тамриэля. Наверное, она знала, что помыслы Иларвура могут быть не совсем чисты, но она поверила ему. Он был ей благодарен за это, но отступить от своего замысла не мог. Слишком многое данмер поставил на свой брак.
Хоть она и эльфийская полукровка, но жизнь ей отмерила не так много по сравнению с его сроком. А если еще и немного помочь... Тем более, что ее отец уже в преклонных летах, вот ему даже помогать не придется. Во всяком случае, пока что деньги можно будет тянуть и так. Противно, но становиться убийцей — еще отвратительнее. К тому же, пойдут разные слухи... Нет, все же пусть лучше живут, дело Иларвура спешки не терпит.
Завтра — свадьба. И она непременно состоится, как бы ни ныло в груди и как бы ни было стыдно перед своим народом и перед собой. Так надо.
* * *
Иларвур Веним вольготно раскинулся на сочной траве в густой тени своей хижины, прислонившись спиной к дощатой стене, и слушал вечернее пение птиц. Промышленник через пару лет после их свадьбы начисто разорился и с горя угас за три недели, а данмеру с женой пришлось уехать в совсем уж глухую деревню — с них кредиторы пытались затребовать все долги умершего отца. К тому же, жить в городе и так стало не по средствам. Они поселились в брошенной лачуге, старой, но крепкой. Иларвур подрабатывал поденщиком на вырубках, а Хемрисса ухаживала за деревенским фруктовым садом. Здесь же у них родился сын, и Хемрисса настояла на том, чтобы назвать его Торвамиусом — в честь старика, у которого она впервые встретила своего мужа. Иларвур вначале возражал, но потом решил, что она в чем-то права.
Сейчас жена еще была в саду, а сын допоздна бегал где-то с другими ребятами, поэтому никто не видел, каким усталым вернулся с работы данмер. Двенадцать лет, изо дня в день одно и то же... Время слилось в странный монолит, но при этом тянулось так долго, что казалось, будто прошла целая вечность. А цель не приблизилась ни на шаг. Напротив, теперь она была дальше, чем когда-либо. Но Иларвура такие мысли почему-то перестали тревожить. Он не знал, что теперь будет делать, но на душе сейчас было легко и спокойно. Молодая, бархатная на ощупь трава, заливистые птичьи трели... На Вварденфелле птиц нет, а поют они, оказывается, очень красиво. Странно, что он не замечал этого раньше — ведь в Скайриме птицы были всегда. Лето здесь недолгое, конечно, но все же... Пожалуй, не хватает холодного пива.
Иларвур поднялся с земли, открыл дверь и вошел в бодрящую тишину под бревенчатым сводом. Там он осторожно прикрыл дверь, а потом достал из погреба пузатый кувшин с пивом. К чуть запотевшему боку кувшина прилипли какие-то сухие стебельки, и Иларвур аккуратно их стряхнул. Немного подумав, взял со стола глиняную кружку, улыбнулся и вышел во двор. Снова сел прямо на траву и, осмотрительно наклонив кувшин, доверху налил в кружку напиток, почти не вспенив его. Мысли струились вольным потоком.
"А что, неплохое тут пиво. Не мацт, конечно, но даже вкуснее. А ведь поначалу такой гадостью казалось... И еда здешняя, однако, тоже. — Веним отхлебнул пива и посмотрел на тропинку, по которой скоро должна будет вернуться его жена. — Впрочем, это интересно — почему же я так спокоен? Я ничего не изменил, король все так же сидит на своем троне, Хлаалу так же нагло отхватывают все доходы провинции... Но вообще... Что там меня ждет? Последнего из наших, Фольмса, казнили больше года назад... Те, кто пришел якобы продолжить наше дело, в сущности, ничем не лучше этих пройдох из числа Хлаалу. Да и я теперь уже не лучше, если рассудить. Меня оправдывает наша цель, но вряд ли кто-то это поймет. Никаких средств у нас нет, а если и появятся — разворуют в тот же день, совершенно точно. Все замыслы провалились, а новых быть не может — восстание было единственной настоящей возможностью..."
Громко запела птица, которая обычно подавала голос гораздо раньше, ближе к утру. Наверное, какая-нибудь иволга, хотя в птичьем распорядке дня Иларвур совсем не смыслил. Он еще раз глотнул пива и бросил взгляд на дорогу. Вдалеке показалась стройная фигурка, которая с объемистой корзиной в руках спешила к их дому.
"Хемрисса идет. Давно мы уже вместе, и с ней хорошо. А ведь она меня все-таки любит, даже когда мы так нищенствуем, — Иларвур поразился этой мысли, хотя ничего особенно в ней не было. Нет, она оказалась такой простой и очевидной, что данмер даже вздрогнул. — Да... Там, наверное, уже ничего. А здесь — Хемрисса, сын вот подрастает, поют вечерами птицы, какой-никакой, но дом..."
Иларвур вновь вздрогнул, пугая соседских кур, и повторил вслух:
— Дом... Надо же. Вот как. Все-таки здесь — дом.
Данмер допил пиво из кружки и спрятал в траве кувшин, закупоренный деревянной пробкой, потому что жена очень не жаловала такой вечерний досуг. С омерзением вспомнил, как подумывал до свадьбы о том, чтобы пораньше получить наследство, помотал головой и тихонько вздохнул:
— Да, старею я все-таки. Вот, уже сам с собой разговаривать начал, а ведь еще не пора совсем. Или покой бывает не только в старости?
Неведомая птица, выводившая рулады где-то в кустах, ему не ответила. Хемрисса еще не успела подойти и тоже промолчала, лишь улыбнулась издалека.
"А может, потому и спокойно? — подумалось ему снова. — Должно быть, иногда нужно принимать то, что изменить никак нельзя. Не тратить жизнь бесплодно, пытаясь достичь того, что уже заведомо недостижимо. Даже если цель — великая. Теперь уже неважно, была ли моя такой. И отказаться иногда важнее, чем добиваться, потому что надо жить дальше. И, кстати, хватит ютиться в лачуге — завтра же начну строить дом, какой подобает. Двухэтажный. Вряд ли увижу уже тот маяк... Ну и пусть. Зато хорошего дерева здесь столько, что половина Морнхолда бы удавилась от зависти."
