Падшие Небеса. Последний Рубеж

Владислава Мека.

Падшие Небеса. Последний Рубеж.

Аннотация:

Призраки прошлого... Это так странно — думать, вспоминать и надеяться на что-то.

Беспричинно. Просто, жить надеждой, по примеру: "А вдруг?".

Человек так создан. Это его удел — жить и надеяться.

Но, правила меняются, как и человечество.

Новый — новые правила. Новая жизнь — новые люди.

Я из нового поколения...

Небольшое отступление.

-"Добро пожаловать в "Последний Рубеж"!" — прочитала я на каком-то старом плакате.

Нарисованные, выгоревшие от солнца, красные буквы."Последний Рубеж"? Смешно. Сами не знают, как точно охарактеризовали свое пристанище эти люди. Они здесь, как кучка столпившихся, сбившихся в стадо овец. Интересно, кто их пастырь? И насколько сильна его паства? Судя по бронированным машинам и арсеналу оружия — очень сильна.

Я бы их обошла стороной, как делаю всегда, но матери нужны медикаменты. К тому же у нас почти закончились припасы, последнее время их все сложнее добывать. Конец света, что тут еще сказать? Вообще-то я не верю, что это конец, но большинство — верят. А я — за толпу. Не стоит прятаться и надеяться, что тебя не найдут — найдут и обязательно убьют. Таковы правила нового мира. Да, пожалуй, мне больше нравится фраза — "Новый мир", а не "Конец Света". Звучит не так пессимистично.

Вообще-то мне повезло. Сейчас, когда рядом нет никого живого я могу здраво мыслить. Раньше даже в одиночестве этого не получалось. С того времени остались обрывочные воспоминания. Что-то вроде "теплая кровь, мясо... еще живое" или "Голод! Мне нужна еда". Это было жутко. Не потому, что я не могла осознавать себя, а потому, что я не могла отличить где еда, а где близкие люди.

И все-таки бывшего соседа я съела. Не специально. В те дни, просто я не могла себя контролировать. Да и сейчас не очень получается. У мутанта, вроде меня, выбор не большой. Или пожирать все с кровью внутри или начать грызть саму себя. Слово "мутант" по-моему ко мне вполне применимо. Конечно, большинство привыкло звать таких, как я — покойниками, но я отличаюсь от общей массы. Покойники или ожившие мертвецы, совсем не такие. Они гниют и разлагаются, единственное их желание — Жрать. С большой буквы. Они Жрут все! Абсолютно все, что шевелится. Я не такая. Ну, по крайней мере, сейчас уже не такая.

Пролог.

Мир не менялся постепенно. Это не было катастрофой по тем меркам, что люди привыкли применять к данному термину. Это был типичный, так всеми ожидаемый Конец Света. Сначала метеоритный дождь, далее глобальный природные катастрофы, следом вставшие после этих катастроф умершие люди, непонятные существа с неба, что вели прицельный обстрел там, где еще теплилась относительно нормальная жизнь и как апофеоз взрыв ядерных и атомных бомб по всей планете. Мир погрузился во мрак за... Семь дней. По неволе начнешь уважать Библию. Бог создал мир за шесть дней. Мир разрушился за эти же шесть дней. На седьмой остались развалины.

Как не странно, погибли далеко не все. На обломках вековых империй продолжала свое бессмысленное копошение жизнь. И среди таких копошившихся оказалась девочка четырнадцати лет вместе со своей семьей. Беспомощные, дезориентированные люди. Те, кто не погиб сразу одурели от паники и сгубили себя сами. Но, девочка и ее семья состоящая из четырех членов, смогла выжить в хаосе. Они сделали то, что велит каждому его инстинкт выживания — они спрятались. Банально — да, но не лишено разумности.

Семья укрылась в бункере. Старом, военном бункере. Его оставили за тем, чтобы водить экскурсии и время от времени использовать, как складное помещение. Толстые двери, звуконепроницаемые стены и относительный порядок. Именно то, что нужно в самом эпицентре хаоса. Маленький островок покоя.

Мир сотрясался, пока они налаживали быт. Мир умирал, пока они продолжали жить. Мир изменился, пока они оставались прежними. Одиннадцать человек в небольшом помещении. Достойное реалити — шоу. Вот только, в рухнувшей жизни больше не осталось таких шоу. Ничего не осталось. Они, эти люди, просто не хотели умирать, но еще больше они не хотели что-то менять.

Почти два года им это удавалось. Пока не кончилась еда. Они тянули до последнего, как могли. Запасы исчезали медленно, но верно и в конечном итоге наступил день, когда пришлось выбирать: или умереть от голода, прямо там, в бункере, или выйти на поверхность и встретиться лицом к лицу с тем, что их ждало за стенами.

Вопрос разрешился со смертью пожилого мужчины, что был с ними все это время. Он умер тихо и незаметно, во сне. Но, этого хватило для осознания того, что ждет их всех, если не выйти.

Они попробовали. Сначала мужчины вчетвером. Дни, что до это определялись по наручным часам, текли медленно. Очень медленно. Время шло, но никто не возвращался. Голод становился сильнее и оставшиеся шесть человек начали сходить с ума. Смотреть друг на друга, как звери на потенциальных противников.

И тогда девочка, скорее уже девушка решилась выйти вместе с двумя женщинами и пареньком своего возраста. Маму и младшую сестру она оставила в бункере, под предлогом, что ребенка брать неразумно, а оставлять девочку в одиночестве невозможно. Именно так она спасла своих близких, правда, тогда еще не до конца осознавая это.

На них напали не сразу. Около двух часов они бродили по выжженному полю. Ничего! Совсем ничего. Дании не было. Ее дома нет. Копенгагена нет. Эресуннского моста тоже. Самого пролива нет. На месте Мальмё равнина не лучше, чем та, по которой они идут. Ничего не осталось? Как такое может быть? Прошло два года, а не вечность.

Видимо, шок в котором находились люди сыграл немалую роль. Они не заметили, как их окружили. Не поняли, что бредущие к ним твари давно уже не люди. А когда осознали,что происходит бежать уже было поздно. Их пожирали на глазах друг друга. Крики, боль и страх в затихающем сознании. Жуткое в своем неправдоподобие действие. Ужасающая смерть. Правда, ненадолго. Замертво падали люди, а вставали уже мертвецы.

Так закончилась история человечества. И началась жизнь после.

Смерть — это только начало.

Глава 1.

"Ад и рай — в небесах", — утверждают ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай — не круги во дворе мироздания,

Ад и рай — это две половины души.

Омар Хайям

"Рубеж" оказался не таким гадюшником, как я себе представляла. Неимоверная и немыслимая по нынешним стандартам этого мира крепость. Она, словно, доказывала, что люди еще не до конца изжили себя. Страшное место. Для тех, кто еще не разучился испытывать страх. У меня же с этим чувством явные проблемы. Я вообще не уверена, что способна ощущать что-либо. Последнее, что я чувствовала — это боль. Всепоглощающую, агоническую и непередаваемую словами, боль. После этого — пустота... Заполняемая сумасшедшим Голодом. Я не сильно отличаюсь от мертвецов, скорее, я перестала походить на людей. И меня это не заботит.

Заботит меня другое — решетка из железных прутьев под напряжением. И откуда только электричество взяли? Неужели собственную подстанцию имеют? Если так, то украсть у них лекарства будет сложней, чем я думала. Но, мне все равно. Мать не выдержит еще нескольких дней ходьбы без медикаментов. Я просто не могу подвести ее.

Это было не больно, но запах мне не нравился. Кожа обугливалась на руках и воняла. Гадко. Мертвецы, что до этого бродвшие рядом, от запаха сторонились назад в темноту сгущающихся сумерек. Им тоже не нравился аромат исходящий от меня, перелезающей через решетку.

Спрыгнула я мягко и бесшумно. Еще одно преимущество доставшееся мне от мертвяков. Если ходить босой, не будешь издавать звуков — никаких. Мы не дышим, сердце не бьется, а движения тела не живые, подозреваю из-за эмоций. Человек по сути своей неуклюж и неловок, но только если его тело подчиняется не инстинктам, а чувствам. Что, если чувств нет? Пропадают ненужные движения. Так я думаю. Но, не уверена. За эти месяцы мыслительный процесс вернулся ко мне, но я все равно деградировала. Оттого, стараюсь слишком много не думать, иначе хочется есть. С огромной силой.

Впрочем, есть хочется постоянно. И это тоже больно. Внутри все сжимается в отсутствии еды. Мысли путаются и велика вероятность нападения на любое живое существо. Это первая стадия Голода.

Есть еще вторая. При этом Голоде, пожирать начинаешь все, что съедобно и уже нет мыслей, только желание утолить Голод.

Ну и третья. До которой я дошла в первые недели своего изменения. Голод, который пожирает тебя саму изнутри. Жуткое зрелище, начинаешь грызть собственную плоть, что ускоренно разлагается от нехватки белков и кислорода.

Пропуская через себя запах близкой, желанной и совершенно чужой мне человечины, я старалась думать о чем угодно, только не о людях, что уже были видны. Они свободно передвигались по территории, достаточно большой, чтобы им было страшно это делать. Но, страха в их движениях не было. Только легкая настороженность. Они все имели оружие. Много оружия. Это армия? Против кого? Мертвецов? Монстров? Или быть может тех, кто убивает нас сверху? Я не понимаю.

Далеко от решетки отходить не стоит. Для начала надо осмотреться. Девять двухэтажных зданий. Одиннадцатое в пять этажей. Крепость. Серьезная охрана. Прожектора через два метра от решетки освещают все голое пространство. Снайперы на крышах. Как они сразу меня не заметили? Или? Конечно. Они просто не ожидают, что мертвецы полезут через решетку, да еще и беззвучно. Монстры и лезть бы не стали, просто снесли преграду, а те — сверху, обстреляли бы.

Я упала не землю и поползла. Ждать чего-то глупо. Чем больше я пробуду здесь, тем быстрее меня заметят. Эффект неожиданности. Вот и все, на что я могу надеяться. Мед блок найти легко, я чую место откуда пахнет лекарствами.

Брюхо я неплохо ободрала об камни и грязь уже успела забиться в дыры из-под камней. У человека после такого начнется заражение крови. У меня — грубый шрам, после штопки. Напрасно я не послушалась сестры и не одела куртку. Но, одежда создает лишний шум. Он не нравится мертвецам и живые его тоже слышат. К тому же, я не чувствую холода, мне не нужна одежда.

Свет от прожектора падает попеременно, то в одну сторону — то в другую. Люди совсем близко, не получается сосредоточится, свет и люди мешают. Они сладко пахнут. Кровью. Я хочу их. Всех их. Знаю, что нельзя. Но желание дурманит голову.

Красная пелена перед глазами, мне хочется их потереть, но я знаю, что это не поможет. Никогда не помогает. Мне везет, что мед блок скрыт двумя деревьями и кустами. Они не заметят. Я очень хочу, чтобы не заметили.

Отсюда несет кровью и мертвецами, но унюхать это можно только, если подойти близко. Они держат здесь мертвецов? Они больные? Неужели зараза и их поразила? Но, ведь я отчетливо улавливаю запах живых. И их много. Будь тут мертвецы, живых бы не осталось. Так не бывает, чтобы мертвые были рядом с живыми. Я и моя семья — исключение. Им просто некуда от меня деться. А мне ничего не остается, как только быть рядом. Я давно поняла, что без них не смогу удержать себя и стану такой же, как и все мертвецы. По большому счету, от мертвецов меня отличает только одно — память. Я помню, как быть живой. Не знаю почему. Раньше знала, но теперь не могу понять. Что-то с мозгом, но что? Когда-то я была очень умной и тогда знала почти все. Время от времени, когда я хорошо поем, могу что-то вспомнить. Но, сейчас, полуголодная, я только могу сдерживать себя и не нападать. На это уходят все мысли.

В мед блоке тускло горит лампа над потолком, но даже это слабое свечение режет мне глаза. Не больно. Просто плохо видно. В темноте я вижу лучше. Свет же раздражает что-то в глазу... Что-то, что я знаю, но не помню.

Запах мертвого усиливается. И я не могу противиться чему-то такому, что всегда заставляет меня желать узнать. Это тоже чувство из прошлого, но ему сопротивляться я так и не научилась. Приподнимаясь с колен, но продолжая приседать я быстро двигаюсь, помогая себе руками в сторону запаха. Увидеть мне мешает занавеска. Отдергиваю ее. Вот что не давало мне пройти к цели! На койках лежат двое. Принюхиваюсь. От одного несет мертвецом, от другого — живым. Живой не двигается и глаза закрыты. Мать говорит, что когда я ем — отдыхаю, а когда живой лежит и притворяется мертвецом — отдыхает он. Значит, этот отдыхает. Мертвый смотрит на меня. Он тоже лежит и не двигается. Нос чует, что-то такое не присущее мертвецам. Он почти мертв. Но, еще не до конца. Его кусали. Много. Меньше, чем меня.

-Помоги — произносит он, еле шевеля губами.

Помочь? Дать таблетку? Ему не поможет такое. Даже я это знаю. Перевожу взгляд с него на шкаф в углу. Оттуда идет сильный аромат медикаментов. То, что мне надо. За этим я пришла и без этого не могу уйти. Слегка выпрямляюсь. Непривычно мне на двух ногах стоять и не помогать себе руками, но сейчас руки нужны, чтобы забрать из шкафа лекарства. Я ломаю дверцу и выгребаю все с полок к себе в сумку. Мать пыталась мне объяснить, что нужно брать, а что — нет. Тогда я была не голодна и понимала ее. Сейчас я уже не помню, что она говорила. Все-таки надо было съесть кого-нибудь, прежде чем идти сюда. Но, я не могла быть уверена, что сделаю это бесшумно. А в этом "рубеже" поднимать шум нельзя.

-Помоги — громче стонет почти мертвец.

Я смотрю на него. Подхожу ближе. Оскаливаюсь. Я хочу ему сказать, что не могу помочь. Но, говорить я способна только после того, как съем живого. В отличии от чтения и мыслей, фразы мне даются очень тяжело. Вроде бы я и хочу что-то сказать, но выходит только мычание и стоны. Поэтому я качаю головой и отворачиваюсь.

Он хватает меня за руку. Как он это сделал? Он почти мертвец, у него не может быть сил, чтобы хватать меня. Оборачиваюсь, смотрю на него и опять скалюсь, но уже не для того, чтобы что-то сказать, а лишь за тем, чтобы напугать.

-Добей — четко произносит он — меня. Добей... меня.

Снова смотрю на него. Он хочет, чтобы я съела его? Нет. Он хочет, чтобы убила. Зачем? Он уже почти мертвец. Не понимаю. Я не хочу его убивать. Это лишний шум. Мне не нужен шум. Выдергиваю руку. Он смотрит мне прямо в глаза и кровь идет из его глаз. Нет. Не кровь. Вода. Много воды. Он — странный. Мысли путаются. Скоро первый Голод окончательно поглотит меня. Мне надо уходит. Я чую кровь. Рядом. Рядом с мертвецом. Я должна уйти. Но, этот мертвец смотрит на меня. Убить? Убью. А потом съем того, что рядом с ним. Не стану делиться добычей. Это моя еда!

Я тяну руки к его лицу. Живые должны дышать. Если не дать ему дышать. Он — мертвец. Закрываю ему рот одной рукой. Другой — нос. Он смотрит на меня. Странные глаза. Белые. Смотрит. Не смотрит. Глаза открыты. Но, уже не смотрит. Или?

Додумать не успеваю. Почти мертвец начал грызть мою руку. Я — добыча? Нет. Добыча рядом. Почти мертвец жадно пьет мою мертвую кровь. Зачем? Глаза больше не белые. Я выдергиваю руку. Он закрывает глаза. Почти мертвец. Не мертвец. Все еще почти.

-Тварь! — моя добыча перестала лежать. Она сидит и в руках у нее оружие. Бежать!