Я куплю тебе новую жизнь
Отрекись от любви, отрекись
Я куплю тебе новую жизнь
Откажись о него, откажись
Я куплю тебе новую жизнь
На меня ты во всем положись
Я куплю тебе новую жизнь
Согласись быть моей, согласись
Белый орел
"Я куплю тебе новую жизнь"
— Карсова Елена Петровна!
В душном коридоре, меж выкрашенных в бежевый сумрак стен, заозирались люди в видавших виды креслах. Женщина поднялась с изяществом, отточенным до автоматизма, красивым жестом откинула рыжие локоны с плеча и поправила новомодную кожаную сумочку, ее проводили взглядом все, кто был в коридоре. Каблучки цокали по паркету; итальянские босоножки последней модели — куплены подругой и переправлены с партнерами мужа, серая юбка под асфальт, до колена, и по фигуре шелковая блузка цвета топленого молока дополняли образ. В треугольном вырезе поблескивает, идеально подходя к глазам, изумрудная подвеска. Она прекрасна, даже совершенна. Совершенная фальшивка, как и вся ее жизнь. Никто из тех, кто провожает виновницу переполоха взглядом, даже не догадывается, о чем думает рассеянно улыбающаяся Елена...
Елена ли? Всю жизнь ее называли Леночкой:
— Леночка, ты на дискотеку пойдешь?
— Леночка, ты посидишь с братом?
— Леночка, ты ведь с Вовчиком встречаешься?
— Леночка, Леночка, Леночка...
И без конца и края. Как же она ненавидела эту "Леночка"... Этот ярлык ненавидела и полная рыжая девочка в школе, и мучившаяся диетами студентка юрфака. Ненависть тонкой алой лентой проходила через всю ее жизнь. Она ненавидела молча, но самозабвенно, со страстью, которую не каждый вкладывает в любовь. Ненавидела приличия и ограничения, ненавидела слово "репутация" и заученную роль. Дочь "правильных" родителей, она рано поняла, что должна быть лучшей во всем. Если твоя мама — завуч, изволь соответствовать, особенно, если папа маму не желает видеть... Она ненавидела помешанную на пунктуальности мать и разбитного отца, ненавидела родившегося от соседа у "правильной" мамы брата, ненавидела детей, игравших в школьном дворе, за их искренний смех. Но больше всего она ненавидела всех тех, кто заставлял ее молчать!
А в жизни своей Елена молчала много... Молчала, когда класс прогуливал физкультуру, чтоб не прослыть "стучалкой". Молчала, когда любимым учителям подкладывали кнопки, молчала, когда не хотела сидеть со сводным братом или помогать вульгарной соседке ходить за продуктами. Она ненавидела свою мягкую добрую улыбку и репутацию "надежной хорошей девочки", но ненависть стала расти геометрической прогрессии после того, как компания Ромки Проныры избила у нее на глазах Павла Рощина. Худой парнишка в очках был аутсайдером и заучкой, раздражая даже правильную дочку завуча, но бить за это ногами... Леночка стояла и смотрела, как Ромка стал выделываться перед ней на пацане, как полетели на пол очки, разбрызгивая линзы, как Павел послал бугая в сибирские дали, и как у футбольных ворот, прямо в спорт зале, пинали ногами того же Павла... "Общительные ребята" сломали ему два ребра и руку. Позже, когда Рощин отмывал кровь, сидя в раздевалке, Елена подошла к нему, дав платок, но Павел только плюнул ей кровью под ноги. Она навсегда запомнила выражение презрения на синем от синяков лице. Когда мать спросила, правда ли, что Рощин упал с лестницы, совесть любезно не мешала сказать: "Да". И к списку ненавистных Елене предметов добавился очкастый заучка, посмевший говорить, что думает, осмелившийся презирать за жалость такую правильную ее!
Тех кто говорил то, что думал, не смотря на других, Леночка стала ненавидеть на ровне с теми, кто заставлял ее молчать. Так в один список попали: демократка Ирка Фаросова, всегда спорившая на семинарах с философом — "коммунистом до мозга костей" и Лидия Павловна, все зачеты которой сдавались через "взносы на благое дело", глуповатая соседка со второго, которая всегда выбалтывала все секреты, и майор милиции, пытавшийся повесить на ее компанию наркоту в клубе, сторож на работе — неподкупный и верный, как пес, и их бухгалтерша Нелия Григорьевна, умудрявшаяся воровать с виртуозностью Соньки Золотой Ручки... Много имен в этом списке. Если у красивой девочки с зелеными глазами и была душа, то она щедро раздала ее с ненавистью к другим.
Каблучки цокают по коридору в такт шагам и мыслям, светлый дубовый паркет местами щербиться боевыми ранами, в здании ремонт не делался с 80х годов.
Сейчас Список Ненавидимых возглавлял Его Величество Муж.
Лгала ли она ему? Да, она ему ни разу правды не сказала!
Геннадию Карсову хотелось "роскошную куколку", и он ее получил, купил, как открытку или консервы.
— Ты любишь меня, дорогая?
— Ты счастлива?
— Когда ты родишь мне сына?
— Выйдешь за меня?
— Тебе понравилось?
— Ты меня хочешь?
— Конечно, милый, ты — лучший. — И чертова улыбка — добрая, правильная!
"Ненавижу! Ненавижу тех, кто научил меня врать, ненавижу свою трусость, неспособность вырваться из "правильного мира". Невозможность прокричать: "Гена, ты — лысеющий толстый хам, мешок с деньгами, думающий лишь о себе!". Ненавижу страх, сдавливающий горло, когда и хочется сказать правду, но из груди рвется что-то невообразимое, сталкиваясь на полпути к горлу с ледяной волной от головы, и с губ легко слетает всем удобная "истина". Почему прощают ложь, а за правду тебя же и линчуют?!"
Цоканье каблучков приостанавливается у огромной двустворчатой двери, но скоро вновь запускается, как таймер или маятник. Если она остановиться, может замереть и ее сердце, а она пока не готова расстаться с этой бесполезной и мерзкой жизнью.
С самого детства Елена прятала от мамы любовные романы, что читала, прятала от подруг свои интересы, пряталась сама, лишь бы другие не увидели ее НЕправильность.
А он увидел...
По сравнению с ней, он — мальчишка. Михаилу было 20 лет, и он устроился в фирму "Крокодильчика" курьером возить деньги и документы. Как-то вышло, что к ценному имуществу Геннадий приписал и жену, так Миша стал ее личным водителем. Мальчишка с потрясающей доброй улыбкой и ямочками на щеках. Миша, у которого за душой ломаного гроша нет, зато есть сама душа... Единственный человек, которому было плевать на все ее "нужно", "надо", "обязана", "правильно". Рядом с ним она дышала полной грудью. В его объятиях был целый мир. И Список Ненавижу был спрятан в темный ящик, и Нелия Григорьевна показалась не такой уж плохой женщиной, она ведь угощала ее ягодным чаем... Ну какое ей дело было до старых обид? Она была любима и желанна, ей простили все слабости, все "ненавижу", все не могу и обманы... Лишь с ним она была честной... Самой собой. Миша же только смеялся чистым, открытым смехом и носил ее на руках, будто она — самая большая драгоценность в мире.
Каблучки цокают, а пальцы с дорогим многослойным маникюром сжимаются сильнее на лямках сумочки...
"Крокодильчик" был в бешенстве, но он ее даже не ударил, слова не сказал. И Мишу не уволил. Просто в один погожий день пропала куча денег, которые вез ее солнечный мальчик, канула в небытие, под названием "Карман Гены". Елену тошнило от страха, когда прокуренный мент со щетиной спрашивал, в каких она отношениях с Мишей. Тошнило, когда муж приказал — именно приказал! — обвинять Мишу. Разве можно так ненавидеть? Разве можно?!
— Он был моим водителем одно время, — Слова слетели с языка легко, невозмутимо. И сколько боли в голубых глазах, такая бледность... Она ненавидела и себя, и Гену, и всех тех, кто учил ее лгать, жизнь, в которой нужны деньги и положение... А Мишу возненавидеть так и не смогла, пыталась, но стоило тому уткнулся лбом в железо перекладины и спросить:
— Ненавидишь? — Как все прошло. Он видел ее насквозь и любил ее, полную ненависти и злости, даже не сердился, понимая, что она выбирает деньги, свободу, карьеру... Она ушла, не оборачиваясь, как бежали из Содома праведники, боясь, обернувшись, стать соляными статуями. Но она бежала от света, выдирая из груди с каждым цоком каблучков собственное сердце.
Как далеко можно убежать от себя? Елена никогда не признавалась в ненависти, и никогда честно не признавалась в любви. Дверь ее личного ада открыл судебный пристав:
— Свидетель обвинения назовите свое полное имя.
— Карсова Елена Петровна, — Она не смотрит ни на флегматичного судью, ни на лучащегося самодовольством мужа, взгляд будто приплавился к светлой макушке, прячущей от нее голубые глаза.
— Помните об ответственности за дачу ложных показаний.
— Я помню. Я скажу. Все скажу... — Даже если придется объясняться на пальцах, не размыкая, от страха, губ своих...
Я не лгала, не надо грязи,
Молчу не разжимая губ,
Своим молчаньем рву все связи, —
Ответ мог выйти слишком груб.
Не размыкая губ, смакую
Чужую ненависть ко мне,
Не раздвигая губ, целую
Всех ненавистных на Земле.
Небрежно высыплю ладонью
Для губ не нужные слова,
Копайтесь в пыли этой сами!
Я ж тишиной одной жива...
