No Владимир Датыщев
Воспоминание
Минуты текут, словно мелкие всплески Леты. С глубины сознания подымаются фонтанчики воспоминаний, обдавая лицо солеными брызгами былых печалей и радостей. Старая боль, вшивая сука, лает в сердце, заставляя его сердито сжиматься. Волна забытой обиды с шумом обваливается на затылок и пригибает голову ниже. К пильному полу прошлого.
Столько времени прошло с тех пор, когда мы виделись в последний раз... Ты уехала от меня, кормя обещаниями и трусливым блефом. Вернусь... Приду к тебе, откину одеяло и упьюсь горячими губами в соленые от слез уста. Мы будем вместе, всегда.
И я, старый, никому не нужный, поседевший от бремени лет дурак, ждал тебя и был с тобой. Такой красивой и желанной. Никогда не стареющей и выглядящей на двадцать пять. Верил и ждал — эта фраза, ставшая хрестоматийной в мировой литературе до сих пор, через десять лет не дает уснуть зимними вечерами, укутанными воющей болью ревматизма.
Да, я стал старым и никому не нужным дедом. Все мои сыновья и дочери, получив от папы уверенный путь в будущее, улетели из материнской колыбели. Они помнят меня, это не дает мне умереть сразу, но слишком редко и легко отдают должное родному отцу своими визитами. Раз в год, или два, осторожно скрипнет дубовая дверь маленького домика в Альпах и до боли знакомый голос кого-то из них скажет: "Ты дома, папа?!" Старое тело, стремительно вспомнив молодые годы, приподнимется с любимого кресла возле компьютера и воспарит, раскрыв объятия. Они пришли, не окончательно забыт.
Сухой треск камина, веселое щебетание окрепших голосов, которые совсем недавно тоненько пели песенки вместе с другими детьми. Радость и одновременно тоска расстилается в груди. Кто-то любит меня и не забыл. Ради этого есть еще сила протянуть годок-другой до следующего приезда родных.
А ты... То, что грело пронзенную ветрами душу. Что удерживало на плаву и не давало бросится вниз, к мрачным равнинам. Ты никогда не придешь. Не вернешься к тому, кто помнил и жил ради слова: "Вернусь".
Я живу только лишь воспоминаниями. Дрожащие пальцы под светом зеленой лампы открывают седой альбом с фотографиями. Их только четыре. Тех, где стоишь и улыбаешься в даль. Загадочные зеленые глаза блестят, явно говоря: "Жди, старый олух. Я буду твоей тогда, когда Альпы укроются морем. Жди".
И я ждал, жалкое подобие когда-то сильного мужчины, кто управлял судьбой. Но старость забирает былые возможности. Воровка жизнь скрутила руки и заставила согнутся под бременем лет. Нет больше того закаленного Славика, чьи объятия были жарче вулкана. Есть сизый Святослав Владимирович, на которого смотрят с презрением и отдают должное опыту.
Матерый волк, всегда знающий, как лучше жить. Никогда не упускающий женственную жертву. То в тот раз, с тобой...
Акела промахнулся. И стая судьбы вынесла приговор — одиночество.
Я бросил всех и все, забыл о былых долгах и обещаниях. Я был с тобой. А ты сделала то же самое со мной. И будь же проклят тот день, когда я забыл, что все ошибки возвращаются в умноженной мере.
Действительно любил тебя. Не использовал и не обижал, как других. Но, видимо, проклятия женщин из прошлого, настигли мою серую голову. Ты вытерла ноги. Не о порог, а просто сквозь рубашку, ты счистила грязь сапог о мою душу.
Я даже рад, что так случилось. Уроки, что преподносит нам Вечность, мы начинаем учить только по истоку многих лет.
Я не хочу упоминать, как было, ты помнишь все сама. А может, забыла? Наверное, я был очень маленьким воспоминанием в твоей миленькой головке. Да ладно, Бог с тобой. Давно уже боль отошла из темных уголков сознания. А скоро, уйдет и оно. Возможно, где то там, на много выше от моих любимых Альп, мы встретимся. И я смогу задать тебе вопрос: "Где ты была и почему ты не вернулась?"
Прекрасно знаю, по прохождению таких далеких расстояний, ответ. И потому нет боли. Остался лишь осадок. Но продолжаю жить.
Уже совсем скоро, вот вот...
Скрипнет дубовая дверь и несмелый голос спросит: "Ты дома, папа?"
Но будет ли ответ?
"Да, я дома! Там, где нету боли. И нету одиночества..."
четверг, 5 января 2006 г.
2
