↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наши страхи — это
нереализованные возможности любви.
Глава 1
Чтобы победить, иногда нужно сдаться.
21-го июня
— Который час, мадемуазель?
Щекастый небритый тип в солнечных очках наклонился ко мне, навалившись всем весом на мой столик.
— У Вас телефон в кармане, — ответила я, не поднимая глаз от текста.
Он отнял ладонь и снова утвердил её на столе.
— Может, по мороженому? — тип решил идти до последнего.
— Нет, спасибо.
Он повисел надо мной, но я упорно не поднимала глаз, так и не дав ему повода продолжить знакомство.
— Ну что ж... Передавай привет Дюма! — сказал он и отчалил.
Обязательно. Только Шекспиру. Я дважды усмехнулась: проницательности парня и пристальному интересу со стороны моего преследователя. Наверное, решал насколько пикапер может ему быть полезен.
Мне нравилось наблюдать за ним. Вот, как сейчас, когда он сидит в соседнем кафе и у меня отличный обзор. Подтянутый и гибкий, движения плавные и осторожные, так что создается впечатление внутренней мягкости, даже мягкотелости. Однако, наблюдая дольше, понимаешь, что это мягкость пантеры. За которой стоят собранность и железная воля.
Серьезный, внимательный и хладнокровный, с красивыми светлыми глазами, которые искрились, когда он улыбался. Улыбался он редко, оно и понятно. А жаль. Улыбка ему очень шла.
Было приятно на него смотреть, в желудке становилось тепло. Взгляд всегда внимательный, якобы безразличный, холодный, но стоило обратиться к нему, что-то спросить, равнодушие испарялось без следа. Лицо теплело, проступали совсем иные свойства характера: очень притягательные, искренние.
Он снял очки и выпил немного газировки. Наши взгляды пересеклись — он едва заметно вскинул брови, но глаз не отвел, как обычно. Продолжал смотреть цепким терзающим за живое взглядом. У меня перехватило дыхание, но отвести глаза означало сдаться.
Девушка, развернув коляску, села за столик, загородив тем самым моего "сопровождающего". Для приличия я посидела минуту и покинула кафе.
Впервые я заметила его в библиотеке две недели назад. Он читал Толстого на банкетке, между стеллажами "Исаковского" и "Детской книги". За равнодушным к произведению лицом чувствовалась жесткая хватка человека, привыкшего добиваться поставленной цели. Он выбивался из отряда привычных посетителей читального зала, поэтому и привлек мое внимание.
Почувствовав мой взгляд, он поднял на меня глаза и снова "погрузился" в книгу. От его настроя и собранности озноб побежал по спине.
Мне предстояло завтра сдавать госэкзамен, поэтому раздражение и бессилие перед творящимся со мной захлестнули разум, и кроме желания подойти и швырнуть тяжелым томом ему по голове, в душе ничего не было. Он выбрал для чтения "Войну и мир", произведение сложное, со множеством сносок; сидел на самом виду, где по правилам сидеть не положено вовсе; кроме того библиотекарша порхала над ним, как над знаменитым профессором, чьи труды занимают почетное место в библиотеках страны. Она даже заварила ему чай с лимоном.
Переписав, что меня интересовало, я покинула читальный зал. А он остался.
Когда на следующий день я пришла уже в другую библиотеку, история повторилась. Только на сей раз, я разглядела больше подробностей, специально мне преподнесенных. Он показал Наталье Гавриловне, библиотекарше, корочку, красный уголок которой мелькнул в изгибе локтя. Она посерела, и, сдвинув брови к переносице, поинтересовалась:
— А в чем собственно дело?! — у неё не укладывалось в голове, что её могут подозревать в чем-то противозаконном.
Он нарочно стал так, чтобы я могла видеть. Приглушенным голосом объяснив суть дела, он снова сел у окна с "Войной и Миром". Он хромал, и держался натянуто, словно неловкое движение могло причинить боль, что, впрочем, не мешало ему готовить мне ловушку.
Я дописывала на шпаргалку четырнадцатое ПБУ, когда в зал ворвалась группа мужиков с автоматами и в масках. Они рассредоточились по залу: трое побежали к окнам, один остался у двери, остальные пошли по рядам, наставляя автоматы в грудь.
Свои действия они объяснили просто:
— Мы ловим опасную мошенницу. По оперативным данным она находится здесь. Так что не рыпайтесь и, может быть, все обойдется.
В дверь с грохотом постучали и потребовали немедленно открыть. Голос принадлежал человеку в возрасте, с одышкой и хрипами. Его по-русски послали и дали совет:
— Если ты, мужик, не успокоишься, у тебя будут проблемы почище такой мелочи, как обыск! Отойди от двери, козел!
Как они и сказали, интересовали их особи женского пола. Тех, кто рыскал по стеллажам, выстроили у стены под искусственной лианой.
К тем же, кто сидел за столами, подходили индивидуально. Очередь дошла и до меня.
— Руки на стол, и не двигаться!
— Они у меня и так на столе, — ответила я.
Неповоротливый амбал навис надо мной, и вкрутив кулаки в стол, так что тот затрещал, гаркнул:
— Не умничай!
У него на плече висел автомат, дулом ко мне, а кулаки были размером с гандбольный мяч. Сквозь прорези черной маски, на меня смотрели обычные человеческие глаза, серые с маленькими черными ресничками.
— Паспорт! Паспорт!
Я заморгала, а когда смысл сказанного оформился в моей голове, то потянулась за сумочкой, которая стояла на соседнем стуле.
— Руки я сказал! Руки!
— Как же я паспорт-то достану! — крикнула я, и захлопнула глаза, потому что он дернулся вперед, и я подумала, что он мне врежет по лицу. Я уже видела, как моя голова слетает с плеч и катится по полу между стульями...
Какое-то время ничего не происходило. Головы своей я не чувствовала, впрочем, как и шеи, на которой она должна держаться, поэтому решилась приоткрыть глаза.
Амбал стоял вдалеке от меня, смотрел в сторону окна, и будто бы ждал приказа.
— Давай её сюда! Сюда, я сказал! — крикнул таким же зверским голосом "близнец" амбала.
— К стене иди! — вояка помельче, загородив собой солнечный свет, а также того, кто стоял у окна, махнул автоматным дулом перед моим лицом.
Пока я пробиралась между столами, они вытряхивали мою сумку на стол.
Я задыхалась от унижения. Стоять у стенки, расставив ноги, когда на мне короткие шорты и топ, в которые просто некуда спрятать ничего кроме зубочисток — такие методы используют наши доблестные спецслужбы? Лучше бы они меня тогда ударили, сломали пару ребер. Но не это.
Белокурая девушка, стоящая по правую руку от меня, бросила сочувственный взгляд, смешанный со стыдом, и опустила раскрасневшееся лицо.
— Ну, что тут у нас?.. — досмотрщик подступил ко мне, принеся запахи пота и мужских ботинок. Я сжалась, внутренне готовая к хамству и гадким ощущениям. Но ничего не происходило. За спиной сгущалось напряжение и ожидание чего-то, что вот-вот должно случиться, опрокинуться на макушку, как ливень после грома.
Я повернулась. Мужик так и стоял — с протянутыми руками. Увидев, что я заметила его стопор, он отошел от меня, крикнув своим:
— Уходим...
Моя выпотрошенная сумочка лежала на столе, разинув пустой "рот". Документы — на столе, косметика на полу, на стуле. Всё брошено так небрежно и варварски, как никому не нужный мусор.
— Ну, вообщеее!
— А говорят, что в библиотеках скука смертная... Офигеть!
Библиотекарь, тетка в очках, с пушистыми блеклыми волосами, торчащими в разные стороны, возмущалась в трубку телефона.
Я попыталась вложить разбросанные вещи обратно, но они валились из рук, раскрывались, разлетались, застревали в молнии... Флакон помады покатился по гладкой поверхности стола и грохнулся на пол, с характерным трескающимся звуком.
Я села, спрятала лицо в ладонях и расплакалась. За что?! Ведь им я ничего не сделала. Чем я заслужила подобное обращение? Так себя жалко мне давненько не было. Я, как ребенок, ревела в голос, захлебываясь и утирая слезы.
Наталья Гавриловна оказалась широкой души человеком. Она влила в меня успокоительного, утешила и отправила домой. Тем более что мне завтра предстояло сдавать госэкзамен. Не время раскисать.
Вернувшись домой, я обнаружила красную розу, приклеенную скотчем к входной двери. На вопрос "кто?" вариант у меня был только один, другие варианты мной не рассматривались. Но с "зачем?" дела обстояли хуже. В любом случае извинения я принимаю, а в том, что он извинялся, у меня не было сомнений...
Это произошло неделю назад, так что у меня было время успокоиться и переосмыслить ситуацию. Ясно, как день, — мне устроили проверку. Они дали мне время расслабиться, не предпринимая никаких активных действий, а потом хорошенько встряхнули. Надеялись, что я совершу глупость. Испытывали меня, но просчитались. Они не учли ту малость, что я бы никогда не переступила через себя.
Они заблуждаются, если верят что я рано или поздно попадусь. Попасться можно на том, чем активно пользуешься, например, воровстве. Я же в какой-то степени, как инвалид, потерявший руку, и со временем привыкший к её отсутствию. Иногда на меня накатывает, и я вспоминаю былую свободу ощущений, но это быстро проходит. Нервная память утихает, отсутствие руки вновь воспринимается в порядке вещей.
Впервые заметив "хвост", хмурого и мрачного мужика, который шел за мной от кафе, я испугалась. На ум пришли десятки историй про маньяков, которые выслеживают своих жертв, чтобы потом изнасиловать и убить с особой жестокостью. Изловчившись, я запрыгнула в автобус, а он пошел дальше, не сбавляя ход и не оборачиваясь. Если бы я не увидела его спустя пару дней, то уверилась бы в собственной мнительности и бурной фантазии, граничащей с шизофренией. Помимо Брежнева, как я прозвала мужика, я начала замечать других, которые всегда держались на расстоянии, но проявляли явный, невероятно громкий для меня, интерес, я задумалась. Маньяки обычно держаться поодиночке, в группы вроде бы не сбиваются. К тому же, следили за мной профессионально, мало чем выдавая себя. Другая бы девушка на моем месте не обратила внимание, тем более, что город у нас маленький, можно с легкостью наткнуться на человека, мимо которого прошел на днях. Но для меня их скрытый интерес звенел громко и настырно, отражаясь от свежеокрашенных стен домов и будоража летнее настроение расслабленности, которое будто висело в теплом воздухе.
Чем могла заинтересовать обычная среднестатистическая гражданка РФ местные спецслужбы? В глазах соседей я скромная вежливая девушка, которая ввиду сложных отношений с родителями живет одна в общежитии. В глазах одногруппников и преподавателей я — старательная и прилежная стипендиатка, которая слегка рассеянна и малость раздражительна, но на общем фоне не выделяется. Даже в глазах родителей я образцовая дочь, которая тянется к самостоятельности, от плохих компаний держится подальше и помогает родителям на даче. Связей с криминальным миром не имею, родственники и друзья чисты перед законом. Национальность у меня русская. В сомнительных сетевых группах, разжигающих межнациональную рознь, пропагандирующих самоубийство и вербующих террористов не состою, да и в принципе я против насилия.
Остается только одно. И если мои подозрения верны, то у меня большой вопрос: как они узнали во мне менталиста. И если все-таки узнали, то зачем я им понадобилась. Конечно, я слышала истории, что вожди Советского Союза советовались с ясновидящими, лечились у магов и ведьм; что в закрытом отделе КГБ ставились опыты по выявлению сверхъестественных способностей; и даже слышала предположения, что современные спецслужбы пользуются услугами гадалок и магов. Но предположить, что моя персона заинтересует подобные органы, не могла. Очень уж невероятным это было: интерес спецслужб, слежка и я в качестве объекта. До слез напоминая голливудский наивный блокбастер.
Если все так, как я думаю, то мне нужно держаться от них подальше. А еще лучше дать понять, что взять с меня нечего: ни магии, ни дара во мне не осталось. Только как?! Подойти и сказать: "Эй, ребята, вы зря за мной ходите. Я вам абсолютно бесполезна!" Все в прошлом! Похоронено и забыто, так что отставьте меня в покое.
А что? Хорошая идея. Только не в лоб. Но так, чтобы дошло.
* * *
После проверки, устроенной в библиотеке, мой преследователь, который был мне больше всего симпатичен, с энтузиазмом утомленного туриста брел за мной, как за экскурсоводом. "Включаясь" когда я с кем-нибудь разговаривала или встречалась. Кажется, он понял, что я не та, кого они хотели во мне обнаружить. Остается только закрепить эффект.
Я остановилась возле газетного киоска. Мне хотелось убедиться через отражение, что мужчина по-прежнему идет за мной. Стеллажи и внутренние стены за стеклом были уложены глянцевыми журналами, красивыми броскими картинками, внушающими определенный способ поведения и мышления, завлекающими и одурманивающими рассудок. Пришлось усмехнуться. Ведь перед стеклом стояла типичная жертва этой пропаганды, подчиняющаяся и довольная.
Я перевела взгляд на свое отражение. Стильная стрижка, модная одежда, которая показывает не только достаток, но и красивую стройную фигуру. Показывает так, чтобы было приятно смотреть, а кого-то, возможно, и завлечь. Например, такого вот красивого и уверенного мужчину, моего преследователя, который появился, наконец, в отражении.
Я решила дать ему время меня догнать. Пусть идет поближе, тогда мне может показаться, что мы гуляем по нашему старому прекрасному городу. Вместе.
Я снова посмотрела на себя. Широкие скулы, раскосые зеленые глаза и черные, выгоревшие до ржавых переливов волосы, уложенные в удлиненное каре. Далекое наследие татаро-монгольского ига налицо; сгладившееся временем и русской кровью до того, что является ничем иным как моей особенностью.
Серьезность меня всегда портила. А вот улыбка шла, если она, конечно, была искренняя. Глаза начинали сверкать, лицо притягивало взгляд и казалось гораздо красивее, обаятельнее и привлекательнее.
Только в последнее время мне все реже хотелось улыбаться.
В отражении за моей спиной, метрах в пяти, обозначился мой любимый преследователь. Я быстро расплатилась, забрала журнал и постаралась сделать вид, что не заметила слежки. Он, так или иначе, сделает все для того, чтобы оказаться за моей спиной: остановится у киоска с другой стороны, закурит или вовсе свернет в проулок. И тогда неизвестно как быстро я его увижу в следующий раз. И увижу ли вовсе.
Поэтому я, не оглядываясь, пошла вперед, ощутив запах его парфюма, смешанный с его собственным запахом, невероятно притягательным для меня, до слабости в коленках и порхающих бабочек под сердцем.
Иногда мне казалось, что он знает о том, что я их раскусила. Знает, но вида не подает. Будто мы участвуем в игре, роли в которой заранее расписаны, и нам приходится их послушно исполнять на потеху организатору. Он — идет за мной. Я — делаю вид, что его не замечаю. Хотя, конечно, я заблуждаюсь. Все далеко не так.
День приближался к обеду. Улица была безлюдна, и только редкие машины с воем проносились вниз, чудом вписываясь в крутые повороты. Взвизгивали тормоза, пищали семафоры под крепким ударом руки. Дорога жила своей жизнью: страшной, безликой, опасно-близкой.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |